Второе рождение Жолта Керекеша - Тот Шандор Шомоди - Страница 22

– Отпусти, Кристи! – спокойно скомандовала девочка и с сияющим лицом повернулась к Жолту: – Видишь, как Кристи меня охраняет! А ей еще только пять месяцев. Ничего ведь страшного, правда? Немного порван рукав, – добавила она со смешком.

– Не беда! – сказал Жолт, почесал собаку под подбородком и моментально с ней подружился. Теперь уже играя, Кристи легонько покусывала его ладонь. – Умная ты собака, – сказал ей Жолт. – Зато про твою хозяйку этого не скажешь.

– Я же не знала, что она будет кусаться… – глядя на разодранный рукав, начала в свое оправдание девочка. – Схватить она может, но никого еще ни разу не укусила. Правда! – Все с большей тревогой она смотрела на руку Жолта: сквозь ткань на месте укуса просачивалась кровь, и красное пятно вокруг быстро увеличивалось. – Господи! Кровь! У тебя же рука в крови!

– Конечно, в крови, раз меня укусили, – сказал Жолт со злостью.

– Честное слово, так сильно она еще никогда не кусалась… Жолт, не сердись!

– Разве ты знаешь, как меня зовут?

– Конечно, знаю… то есть я вспомнила… Надо скорей промыть рану!

– Не надо ничего промывать! Сейчас я высосу кровь, и все! – сказал Жолт и засучил рукав. На руке выше кисти кровоточила продолговатая рана.

– Давай я! – сказала девочка.

– Ты что, спятила? Ведь противно!

– Давай!

У Жолта округлились глаза. Он протянул ей руку и сидел одеревенев, как истукан. Девочка нагнулась и приникла губами к ране.

Когда она подняла голову, глаза у нее были смущенные и лицо выражало неприкрытое отвращение.

– Сплюнь! – сказал Жолт, оглушенный сочувствием.

Она сплюнула.

– Соленая! – сказала она затем и, вынув из кармана белый платочек, аккуратно вытерла рот.

– Надо еще чуть-чуть отсосать, – сказал Жолт. – Теперь я сам.

– Да, – сказала она.

– И правда соленая, – сказал Жолт, звучно сплюнув.

– Давай перевяжем, – сказала девочка.

Перевязав рану носовым платком, она погладила руку Жолта легким движением, словно перебрала струны гитары.

– Как твоя фамилия? – спросил Жолт.

– Жедени.

– А собака твоя?

– Конечно.

– Через полгода, когда она подрастет, ты с ней не справишься. Она будет сильно тянуть.

– К тому времени я ее натаскаю… А теперь мне пора идти. Ты больше не сердишься?

– Нет. Сказать тебе мою фамилию?

– А я знаю. Твой папа главврач Керекеш.

– Зачем же ты притворялась?

– Не знаю. Может быть, для того, чтобы ты не зазнался.

– Да я сразу же понял, что ты меня узнала. Глаза тебя выдали.

– А ты никогда не врешь?

– Только тогда, когда очень нужно. И если этого очень хотят.

– А кто может хотеть, чтоб ты ему врал?

– И такое бывает. Девочке этого не понять, – кратко ответил Жолт.

На солнце глаза ее вспыхнули золотисто-желтым светом.

– Ну зачем ты мне все это напеваешь? Я и сама умею не хуже. Дома я никогда не рассказываю, когда за мной ухаживают мужчины.

– Какие мужчины? – спросил Жолт, пораженный.

– А всякие. Которые в меня постоянно влюбляются. Один на мне даже хотел жениться.

– Жениться?

– Да, жениться. Правда, смешно?

– Довольно смешно, – буркнул Жолт.

– Мои предки и собаку купили, чтоб она меня охраняла. Потому что поклонники меня просто преследуют.

Жолт молчал, точно каменный.

Он нагнулся и стал обрывать вокруг траву. Настроение его было испорчено. Потрясенный тем, что услышал, и не умея преодолеть преграду, которую она воздвигла между ним и собой, он чувствовал себя так, будто сел в лужу и сидит в ней по самую шею. Все ее россказни походили на правду и даже были ему интересны. Он украдкой взглянул на ее тонкое, ослепительное лицо: кожа сверкала, будто сквозь нее просвечивало яркое пламя. Он с трудом удерживал руки – они так и тянулись к ее лицу! Она говорила мягкой скороговоркой, и в словах ее проглядывало безудержное, просто безумное любопытство. Любопытство и, может быть, нечто большее звучало в ее нежно летящем смехе.

– Жолт! – тихо позвала девочка.

Он робко прислушался. Призыв был так явствен и звенел так чисто, словно долгий и одинокий звук гитарной струны.

– Да, – сказал он, и голос его прервался.

– Нет, ничего. Я просто попробовала, как звучит твое имя. Жолт, – повторила она и сама чутко прислушалась.

«Ну и девчонка! Что со мной теперь будет?» – думал Жолт.

Совершенно беспомощный, он как-то неловко сидел на краю скамьи с крепко прижатыми к спинке руками. Ему стало вдруг жарко. А молчание между тем превращалось в глупость, и девочка с любопытством смотрела ему в лицо. Ну и взгляд у нее!.. Такой золотистый, такой мило внимательный – когда на тебя вот так смотрят, ты говоришь совсем не то, что хочешь.

– Ольга, – сказал глухо Жолт.

– Да? – Девочка понимающе засмеялась.

– Нет, ничего. Я только попробовал, как звучит твое имя.

Жолт услышал, что в голосе его проскользнула отвратительная покорность.

– Получилось совсем неплохо. Но ты сможешь поупражняться еще. Хочешь?

– Хочу, – сказал Жолт, чувствуя, что его скованность понемногу проходит: временами ему казалось, будто рот у него онемел, как в прошлом году, когда заныл коренной зуб.

Девочка вдруг вскочила:

– Который час? Ох, четвертый!

– Я тебя провожу, – с облегчением сказал Жолт и поспешил вслед за ней.

– Отлично! Пойдем с нами на гору Шаш.

– А что там такое?

– Дрессировочная площадка.

– Да ну, я туда не пойду.

– Почему? А вообще-то как хочешь…

Поколебавшись, Жолт все же пошел, решив поделиться с ней своим огорчением. Кристи бежала зигзагообразной трусцой, выпучив глаза и натягивая поводок, а девочка время от времени безжалостным рывком дергала собаку назад. Жолт плелся рядом.

– Знаешь, – начал он разговор, – у нас дома тоже есть… собака.

– У тебя есть собака? Так это чудесно! – сказала девочка.

– Она не моя, – подчеркнуто сказал Жолт.

– А чья?

– Семейная.

– Ну и что? Тебе ведь разрешат привести ее на гору Шаш?

– Разрешат, но я сам не хочу.

– Привет. «Не хочу»! Ведь ты на горе еще не был!

Жолт промолчал. Они уже свернули на площадь Москвы. По ней мчался поток трамваев, машин, и пересечь ее вместе с щенком, который то упирался, то в самый неподходящий и опасный момент неожиданно вырывался, усаживался на дорожке для пешеходов и начинал усердно чесаться, а потом вдруг с силой натягивал поводок, так что Ольга чуть не взлетала в воздух, было делом достаточно сложным. Жолт был вынужден помогать.

– Отличная собака! – сказал он с завистью.

– Противная, – раздраженно сказала Ольга. – Вот придем на площадку, я припомню ей все. Там она у меня поработает!.. Ну как, идешь с нами? Здесь я сажусь в трамвай.

– Нет, – решительно сказал Жолт.

И – покорно вошел в трамвай. Он усадил щенка под сиденье водителя и, смущенно моргая, смотрел на Ольгу. Его мучил стыд. Он знал, что сдался по всем статьям, что ведет себя глупо, нелепо, но его интересовало одно: что она о нем думает, не потешается ли над ним в глубине души. Однако выводов он никаких не сделал.

– Жолт, признайся, – сказала она.

– В чем?

– Ты не любишь собак вообще или только вашу собаку?

До Фаркашрета они шли пешком, выписывая зигзаги вслед за Кристи, и Жолт подробно рассказал плачевную историю собаки, которую нашел в Зебегени.

– Ты думаешь, меня беспокоило, что она беспородная? Что значит беспородная? Это значит, что в ней смешались две, а то и три породы. Ну и что? Грудь у нее была широкая, как у дога, и она меня слушалась, меня одного. А что с ней сейчас? Может, сейчас у нее две головы, а может быть, ей привили рак. Потому что отец мой удивительно добрый. Он отдал ее в ветеринарную клинику. Как по-твоему, имел он на это право? Говори же: имел или не имел?

Задавая вопрос, Жолт почти кричал, и его покрасневшее от волнения лицо походило на лицо бегуна, который прошел дистанцию в пять тысяч метров и на последней стометровке мучительно пытается схватить глоток воздуха.