В поисках Святого Грааля - Платов Антон Валерьевич - Страница 11

Два устойчивых образа встречаем мы в рассмотренных выше мифах и сказаниях о Поединке-на-Грани: образ ищущего, того кто вступает на Мост Лезвия, чтобы открыть себе путь в Лабиринт и в Замок Грааля, и образ его Стража.

Образы эти архетипичны, и мы без труда можем обнаружить их в работах Юнга и его последователей.

Первый архетип — это архетип Предвечного Младенца, или Божественного Мальчишки.

Даже беглое знакомство со сказочно-мифологической традицией может дать представление о широчайшем распространении сюжета о герое-ребенке, растущем "не по дням, а по часам". Мы встречаем этот мотив в сотнях сказок, в эпосе, в фантастических и героических сагах, наконец, — в собственно мифологических текстах. Этот мотив связывается, например, в русских былинах с Волхом (Вольгой) Всеславьичем: Будет Вольга в полтора часа, Вольга говорит, как гром гремит: "Гой еси, сударыня-матушка! Не пеленай во пелену черевчатую И не пояси в поясья шелковые. Пеленай меня, матушка, В крепки латы булатные, На голову клади злат шелом…

Гомеровские "Гимны" очень похоже повествуют о Гермесе:

Муза! Гермеса восславим, рожденного Майей от Зевса!

Благостный вестник богов…

И далее — о нем же:

Утром, чуть свет, родился он, к полудню играл на кифаре, К вечеру выкрал коров у метателя стрел Аполлона…

Вероятно, продолжать примеры не стоит — их действительно сотни; для нас же сейчас важно не количество примеров, но качество их интерпретации.

Абсолютное большинство современных российских мифо-реставраторов, мифо-трактователей и мифо-реконструкторов склонны видеть в данном мотиве демонстрацию силы и могущества конкретного божества (правда, всегда разного) — мол, если уж в детстве он мог совершить такое, то… Таким образом, мотив совершения тех или иных "славных деяний" в детском или даже младенческом возрасте осмысляется как элемент биографии конкретного бога.

Однако, обратимся к фактам.

Прежде всего нужно отметить, что существуют тексты, в которых образ "могучего младенца" лишен динамики взросления. Это, например, "бродячий" сюжет о Мальчике-с-Пальчик, который отнюдь не собирается вырастать. О том, что этот невзрослеющий могущественный Мальчишка принадлежит древнейшим пластам мифологии, свидетельствует не только широкое распространение его образа: можно также вспомнить финнского чудо-мальчика, участвующего в сотворении Мира, — Сампсу, о котором так говорит вторая руна Калевалы:

Вот выходит муж из моря, богатырь из вод поднялся; не из очень он великих, не из очень также малых: он длиной с мужской был палец, ростом — в меру женской пяди…

…Старый верный Вянамейнен так подумал и размыслил: "Видом он похож на мужа богатырского сложенья, а длиной в один лишь палец, вышиной едва с копыто!" Говорит слова такие, молвит сам такие речи:

"Что ты, право, за мужчина, что за богатырь могучий? Чуть покойника ты краше, чуть погибшего сильнее!"

И сказал морской малютка, так морской герой ответил: "Нет! Я муж на самом деле, богатырь из волн могучих…"

Все это свидетельствует о том, что образ маленького, но могущественного божественного Мальчика существует отнюдь не как та или иная стадия в биографии некоего бога, но — как вполне самостоятельный его образ. О том же говорит и традиционное почитание в античном мире таких богов как Гермес или Дионис одновременно в обоих образах: и как божественных мальчишек, и как бородатых мужей в расцвете сил. Весьма показательной выглядит и та простота, с которой при столкновении германцев с римлянами было принято отождествление германского Водена (Одина) и римского Меркурия (аналога Гермеса) — несмотря на то, что германцами в то время Один почитался в образе зрелого Мужа, владеющего магией и боевыми искусствами, а римляне еще сохраняли классические представления о Меркурии как о божественном Мальчике.

Этот могущественный бородатый Муж, ассоциирующийся с колоссальной магической силой и духовной мощью, а также — с культом предков, в мифологии образует архетип, парный к архетипу божественного Мальчишки. Мы можем предположить — и даже констатировать! — что эта пара представляет собой две взаимодополняющие ипостаси одного бога. Более того, в мифологических текстах существуют описания перехода, "перетекания" одной ипостаси в другую. Такой переход претерпевает, например, финский Сампса в Калевале после описанной встречи с Вянамейненом:

Но едва сказал он это, взор едва к нему направил, как малютка изменился, обратился в великана! В землю мощью ног уперся, головою держит тучи; с бородою по колено, волосы висят до пяток…

Два главных действующих лица сказаний о Замке Грааля/Лабиринте — это воплощения двух названных архетипов. Действительно, ищущий — всегда очень молод: юны сэр Борс, сэр Галахад и сэр Персиваль в цикле Грааля, юн и безбород Тесей в античной традиции, почти мальчишкой покидает отцовский замок Килух. И месте с тем все они наделены могуществом, почти божественным: три рыцаря Вульгаты и Мэлори уничтожают полчища неверных, Тесей оказывается способным победить чудовищного Минотавра, Луг вообще наделен магией, едва не превосходящей всю магию Племен Богини Дану…

Не менее прозрачен и второй образ. Страж Лабиринта — древний могущественный маг, сила которого огромна, что и находит отражение его описании как чудовища с огненным смертоносным взглядом (Балор и Вий), или с бычьей головой (Минотавр), или с телом великана (Ысбаддаден).

Но два этих архетипа в сакральной Традиции суть два воплощения одного и того же бога. Действительно, Вий-Балор-Ысбаддаден-Минотавр — это один из Владык Иного мира; в ирландском варианте он одноглаз, в валлийском — предстает перед нами великаном, в славянском варианте волки да вороны сопровождают его детей. Не так уж мало для того, чтобы если не отождествить, то хотя бы сопоставить этого персонажа со скандинавским

Одином. Действительно, Один — Отец Павших, князь мира по ту сторону смерти, он одноглаз и служат ему два волка да два ворона. Следующий шаг — Велес, тождество которого с Одином мы обсуждали уже не раз. Здесь мы встречаемся с приятным подтверждением: судя по всему, имена Велеса и Балора восходят к одной и той же древнейшей индоевропейской основе wel/wal со значением "имеющий отношение к Иному миру". К этому же ряду богов, принадлежащих по троичному дроблению Ж.Дюмезиля к "богам магии, власти и загробного мира", принадлежат еще и Гермес и Меркурий.

Второй божественный персонаж — Иван Быкович-Луг-Килух — также достаточно узнаваем. Луг владеет священным копьем, — указатель достаточно однозначный; Иван Быкович происходит, как свидетельствует отчество, от не совсем человеческих родителей (в ряд вариантов сказки он именуется Иваном Коровьим Сыном) — тоже намек отнюдь не туманный. Священным копьем (проникшим позднее в христианизированные сказания о святом Граале) в индоевропейской мифологии владеют только боги магии (например, Один).

Сыном небесной коровы является Велес. Да и самого Луга ирландские саги прямо называют Самилданах — Господин-Всех-Искусств. А под Искусствами (ирл. dan) в древности понимали прежде всего искусства магические…

Вот мы и пришли к тому, без чего не бывает решения, более того — к тому, с чего решение начинается. Мы пришли в тупик.

В битве на Мосту Лезвия бог магии выступает против бога магии, Один против Одина, Велес против Велеса, Луг против Луга…

Котел Аннуна:

Перерождение в Смерти

Так как миф рассказывает о деяниях сверхъестественных существ и о проявлении их могущества, он становится моделью для подражания при любом […] проявлении человеческой активности.

Мирча Элиаде

Теперь я позволю себе немного отвлечься, чтобы подойти к тому же самому совсем с другой — может быть, неожиданной — стороны.

Наша жизнь — хотим мы того или нет — представляет собой цепь посвящений (инициаций). Это так, даже если мы не отдаем себе в этом отчет, и не замечаем самого момента инициации, перехода в некое новое качество, в новое состояние. Первая драка, первая любовь, первый опыт столкновения с магией — эти примеры поверхностны и банальны, но показательны.