Тайна Старого Леса - Халимендис Тори "Тори Халимендис" - Страница 1

Тори Халимендис

Тайна Старого Леса

ПРОЛОГ. Странные события происходят

Родилась я в небольшом городке, который можно было бы обойти за пару часов неспешным шагом. На улочках его вряд ли можно было встретить незнакомца - разве что путника, остановившегося в трактире на ночлег, но это было явлением нечастым. Даже если некоторые жители и не были знакомы между собой лично, то все равно имели общих родственников или приятелей. Городская площадь, ратуша, храм, несколько лавок да трактир, где по вечерам собирались мужики пропустить стаканчик - вот и все местные достопримечательности. Еще, пожалуй, к таковым можно бы причислить домик на окраине, где жила знахарка-травница, а попросту - колдунья, Элсмет, высокая худощавая женщина с длинными седыми косами, которой матери пугали непослушных малышей. Ближайший город покрупнее находился в паре дней пути, туда горожане ездили осенью на ярмарку. Об этих поездках судачили долго, а побывавшие на столь увлекательном мероприятии счастливчики становились центром всеобщего внимания. В самом же городке жизнь была тихой, размеренной и неспешной.

А еще был Лес. Лес рос совсем рядом - от городка его отделяли лишь погост и пустырь, но горожане предпочитали делать вид, что никакого Леса нет и в помине. Никто на моей памяти ни разу не выходил за ограду кладбища в том направлении - однако же едва заметная тропка пересекала пустырь и скрывалась среди мрачных вековых деревьев. А иной раз в сумерках я кожей чувствовала окутывающую нас холодную мглу. И находящиеся рядом зябко поводили плечами и замолкали. С Лесом не было связано никаких легенд или страшных историй, нам, детям, никто не запрещал ходить туда - но, несмотря на это, ни одному ребенку не пришло в голову выбежать хотя бы на пустырь. Впрочем, как я уже говорила, само существование Леса старательно замалчивалось

Тем вечером вечером меня послали на западную окраину городка забрать у старой Рины молоко после вечерней дойки для захворавшей соседки. Что потянуло меня к кладбищенской ограде - до сих пор не знаю, но, увидав, как закатное солнце опускается в темную чащу, я застыла на месте. Что-то тянуло меня туда: перелезть через ограду, пересечь пустырь и побежать по смутно виднеющейся тропке. Что-то ждало меня там, звало, и впервые в жизни я почувствовала, как отступает мое одиночество. Странно - у меня была семья, отец с матерью, младший братишка, тетушки с их мужьями, кузены и кузины, даже престарелая двоюродная бабушка с согбенной спиной, ходившая, опираясь на палку, а еще девчонки, игравшие со мной в куклы и мальчишки, учившие меня метать нож в цель и стрелять из лука - но среди всех моих родственников и приятелей, безусловно, любивших меня, я чувствовала себя лишней и чужой. А теперь меня словно лишили этого чувства ненужности, будто где-то там, в Лесу, был мой настоящий дом, жила моя настоящая семья, вдали от которых я и прожила свою недолгую жизнь.

-Анна! Анна, где ты, негодная девчонка! - и гнев в голосе матери сменился страхом. - Анна!

Она увела меня домой, напоила травяным отваром и уложила спать, даже не отругав. Молоко же соседке велела отнести брату. На следующий день никто из нас не заговаривал о случившемся. Но меня теперь стало тянуть к западной ограде кладбища - посмотреть на Лес через пустырь. Ходила я туда днем, возможно, именно поэтому я ощущала Зов куда слабее, но все же окончательно он не пропал. Хотя прошло довольно много времени, прежде чем я решилась...

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СМЕРТИ И ЗАГАДКИ

Из всей нашей девичьей компании я особо сдружилась с Лидией и Ив. Ив, хрупкая зеленоглазая красавица с роскошными белокурыми волосами, напоминала ангела с витража храма или же принцессу из сказки, но характером обладала не ангельским и далеко не сказочным. Единственная дочь мясника, она росла в любви и достатке. Родители баловали ее: у Ив были самые нарядные платья, самые красивые ленты, самые мягкие сапожки и даже - неслыханное дело для столь юной девушки! - золотые украшения: сережки, колечко и браслет. Браслет принадлежал некогда прабабке Ив, немыслимой красоты, как нам казалось, украшение, в котором яркими искорками вспыхивали самые настоящие бриллианты. И вот эту драгоценность Ив носила, не снимая. Впрочем, несколько вздорный нрав моей подруги вполне компенсировался в моих глазах смешливостью и беззаботным оптимизмом. Лидия, дочь дровосека, худенькая черноволосая девица с невыразительным лицом, добровольно взяла на себя подчиненную роль. Она поддерживала все, что предлагала Ив, становилась на ее сторону во всех спорах и, похоже, искренне считала, что Ив просто не может ошибаться ни в чем. Чем старше мы становились, тем больше приглядывались к парням - а парни к нам. И, безусловно, героем всех девичьих грез и самым желанным женихом городка был Питер. Высокий, широкоплечий, с льняными волосами и голубыми глазами, он казался воплощением всех фантазий. Ив, которой отец покупал романы в городской лавке, закатывая глаза, сравнивала его с доблестными рыцарями. И то верно - Питер с легкостью мог приструнить подвыпивших мужиков, а забежавшую на окраину бешенную лису убил метким броском ножа. Был он, правда, небогат, но Ив это заботило мало - у ее отца денег в достатке. Лидия и здесь уступила подруге первенство, запретив себе вздыхать по несомненно нравившемуся ей парню. Мне же Питер тоже был симпатичен, и, возможно, у нас с Ив и возникли бы на этой почве разногласия - сам-то Питер никого не выделял - но произошло событие, которое вытеснило из моих мыслей все прочие. Мне к той поре уже исполнилось шестнадцать, вот родители и сговорили меня за Тома, вдового приятеля отца. Жена его уже год как умерла, единственная дочь вышла замуж, а сам Том и оба его неженатых сына с хозяйством управлялись туго. Нет, чистоту они поддерживали, как могли, да и золотников у них хватало, дабы приплачивать соседке, стиравшей им вещи - но дому не хватало женской руки, да и немудреная мужская стряпня им порядком приелась. Я плакала, а подруги утешали меня, как могли. Ив, родители которой потакали всем капризам дочери, посоветовала мне отговорить отца. Несколько дней я собиралась с духом и наконец решилась. Во время этого разговора мама отводила глаза, а отец заявил, что я слишком мала и глупа, сама не знаю, чего хочу - а с Томом буду жить в достатке. Вспылив, я выкрикнула, что не ему ведь придется спать с этим хромым уродом - и щеку резко обожгло болью.

Зачем я вылезла ночью из окна и побрела к Лесу? Не могу даже сейчас ответить на этот вопрос. Что-то тянуло меня в чащу. Глаза опухли, но слезы все катились - должно быть, поэтому я, не разглядев корягу в бледном свете луны, запнулась и упала, сильно оцарапав руку о кору древнего дуба. Кровь побежала из многочисленных ранок, ушибленное колено саднило, а я подняла лицо к равнодушной луне и... завыла. И вой этот подхватили в Лесу - протяжный, тоскливый, полный какого-то потустороннего ужаса. Но, удивительным образом, я ощутила спокойствие и странную уверенность: все обойдется, все будет хорошо.

Утром я не могла понять, было ли случившиеся явью или ярким сном. Колено побаливало, но на руке не было ни ранок, ни царапин - а кровь ведь текла довольно сильно. Вероятно, Лес просто мне приснился.

Подруги никак не могли понять моего спокойствия, ведь отец так и не передумал. В конце концов они все же решили, что я попросту смирилась. А я никак не могла им рассказать о своих странных снах. Да, снах - ибо спустя несколько дней мне приснилось, что я стою на залитой лунным светом поляне, нежно глажу кору старого дуба и шепчу: "Ты ведь не подведешь, да? Я верю тебе." И опять я проснулась с уверенностью, что свадьбе этой не бывать. Но, поделись я подобным с Лидией, а уж тем более - с Ив, подруги непременно подняли бы меня на смех. И я молчала. А осенью Том поехал на ярмарку, рассчитывая продать там домашнее вино на крыжовнике да на диво уродившиеся груши и яблоки, вот только обратно он не вернулся. Насмерть перепуганный Стефан, его старший сын, рассказывал, как отошел бедолага в лесок, а когда его хватились и отправились искать, обнаружился совсем рядом со стоянкой. Тома загрызли волки, причем никто из попутчиков, находившихся всего в нескольких шагах, не услышал ни звука. Эта страшная кончина напугала всех жителей городка. Неоднократно я слышала заверения, что "больше мы за пределы своего города ни ногой, ну ее, эту ярмарку, себе дороже". Однако же по-прежнему останавливались в трактире редкие путники, да и купцы все так же поставляли товар в местные лавочки. И постепенно народ успокоился. Беднягу Тома жалели, но полагали его жуткую смерть единичным случаем - ведь более о волках в окрестностях никто не слыхал. Сыновья же несчастного переругались из-за наследства и разъехались на разные улице. При случайной встрече они даже не здоровались, лишь кивали друг другу - и расходились. Я же о гибели Тома, по вполне понятным причинам, не сильно сожалела. К моему удивлению, отец тоже не выглядел сильно расстроенным.