Игра или страсть? - Торнтон Элизабет - Страница 25

Разумом Марион понимала, что Эндрю прав, но оставался крошечный страх, который она не могла побороть. Лорд Роберт ответил на замечания Эндрю:

– В данном случае далеко не смертельное. Тебя не было, Эндрю, когда слуга помогал ему зайти в дом. Брэнд сыпал приказами, словно генерал, а слуги со всех ног бросались их выполнять.

– Это похоже на Брэнда, – заметила герцогиня. – А что за приказы?

– Дайте вспомнить. – Лорд Роберт повертел в руке бокал, из которого пил. – Чтобы Марион и ее сестер поселили здесь до тех пор, пока он не убедится, что их коттедж безопасен. Чтобы сообщили мировому судье о происшествии, что необходимо поймать преступника…

При упоминании судьи Эндрю фыркнул:

– Сэр Бэзил не в том состоянии, чтобы выполнять служебные обязанности. Он в пьяном ступоре дрыхнет в одном из подвалов. Мало того, и констебль с ним.

– Да, мы слышали, – отозвался Роберт. – Во всяком случае, мы послали за доктором и отправили лакеев и садовников охранять коттедж леди Марион до тех пор, пока власти не смогут осмотреть его. Не помню, что еще Брэнд велел сделать, но он уж точно был далек от того, чтобы испустить дух.

Эндрю усмехнулся. Лицо леди Теодоры смягчилось, а Клэрис высморкалась. В противоположном углу комнаты мисс Каттер очнулась от дремы, а герцогиня разглядывала Марион со смесью любопытства и сочувствия.

Марион ее хорошо понимала. Она не была членом семьи, но сидела здесь, в гостиной герцогини, словно имела на это право.

Ей было наплевать, что они думают. Она с места не сдвинется, пока не услышит из уст самого доктора, что Брэнд вне опасности. Она ответила твердым взглядом на пристальный взгляд герцогини и удивилась, увидев, как улыбка закралась в эти бледные, аристократические, всевидящие глаза.

В затянувшемся молчании Марион разглядывала семью Брэнда. Они не были милыми и ласковыми, они не знали, как показать свои чувства, но она ни на мгновение не усомнилась, что они любят Брэнда по-своему, по-фитцалановски, так же как и Брэнд любит их.

Если б это была ее семья, она бы сидела рядом с герцогиней и держала бы ее за руку. На месте Теодоры она бы подошла к своему мужу и сказала что-нибудь ободряющее, чтобы стереть с его лица этот встревоженный взгляд. Эндрю же она поручила бы какое-нибудь дело, чтобы израсходовать ту неугомонную энергию, которая чувствовалась даже на расстоянии.

Когда дверь без предупреждения открылась, все выпрямились. Вошел доктор – высокий, величавый джентльмен с темными волосами, посеребренными сединой, и строгим лицом, смягченным улыбкой.

Когда все увидели эту улыбку, по гостиной прокатился вздох облегчения. Доктор прошел к герцогине и склонился к ее руке.

– Пустяковая рана, ваша милость. Я дал ему опия, но он еще в сознании. Вы можете побыть с ним несколько минут. Нет нужды беспокоиться. Через несколько дней он будет на ногах.

Вдова с видимым усилием сглотнула.

– Благодарю вас, доктор Хардкасл. – Она встала. – Не дадите ли мне свою руку?

– Я бы тоже хотел пойти, – быстро сказал Эндрю. – Кто-то же должен быть с ним на случай, если он проснется ночью. Помимо слуг, я имею в виду.

Его бабушка улыбнулась и кивнула.

– Постойте! – воскликнула Марион, вскакивая на ноги. – А как же я?

Они собирались оставить ее томиться в неизвестности до тех пор, пока Брэнд не проснется. Она видела это по их лицам. Она не член семьи. Несмотря на все, через что они с Брэндом прошли, несмотря на то, что он спас ей жизнь, она всего лишь гостья в этом доме. У любого в этой комнате больше прав пойти к нему, чем у нее.

– Как же вы? – переспросила мисс Каттер, нарушая продолжительное молчание.

Слова сами сорвались с ее губ.

– Мы с Брэндом, – сказала она четко и без запинки, – помолвлены.

Странная вещь. Когда она опустилась на колени рядом с кроватью Брэнда и увидела собственными глазами, что он спокойно спит и краски вернулись к его щекам, слезы ручьем потекли из ее глаз. Она, которая никогда не плакала, вела себя словно испуганный ребенок.

– Пустяковая простуда, – ворчливо пояснила она герцогине, утыкаясь в платок.

Они пробыли недолго, у нее не было возможности расспросить Брэнда, сказать ему, что они теперь помолвлены.

Ради нескольких минут у его постели она солгала. Как, скажите на милость, она объяснит это Брэнду, когда он проснется?

У нее была веская причина объявить себя его невестой. Ей хотелось своими глазами увидеть, что с ним все в порядке. И потом, эта загадка, которую он обещал ей объяснить… Разве могла она проявлять ложную скромность после того, что случилось сегодня?

Эти мысли теснились у нее в голове, когда она шла по коридору к комнате Эмили. Девочки спали, свернувшись калачиком и обняв друг друга.

Марион шмыгнула носом и опустилась на ближайший стул. Она долго сидела, глядя на сестер, и думала, думала. Раньше она хотела, чтобы только они были здоровы и счастливы. Теперь в ее маленький мирок незаметно пробрался третий, и ей приходится беспокоиться о троих.

Она снова шмыгнула носом. Несколько недель назад Дэвид Керр был ее самой насущной проблемой, теперь же она не знала, что и думать. Непохоже, что Дэвид – тот человек, который напал на нее. Она расплатилась с ним – отдала материнские изумруды. Этого ему должно хватить с лихвой. К тому же он ничего не знает о Ханне.

Где письма Ханны? Она вздрогнула, вспомнив, как ей нечем было дышать. Ей никогда не забыть звук этого голоса. Это не голос Дэвида. Это что-то новое, что-то, что Брэнд понимает, а она нет.

Вздохнув, она поднялась. Если бы в кровати сестер было место, она бы легла вместе с ними. Интересно, будет ли она когда-нибудь чувствовать себя снова в безопасности?

Ее комната располагалась несколькими шагами дальше по коридору. Она зажгла свечу от угольков в камине и поставила ее на каминную полку. Лакей принес сундук с ее одеждой, и она рылась в нем в поисках ночной рубашки, когда кто-то тихонько постучал в дверь.

– Марион?

Голос герцогини. Марион быстро прошла к двери и открыла ее.

– О! – воскликнула она чуть слышно.

– Могу я войти?

– Да, пожалуйста.

Герцогиня с достоинством вошла и села в вращающееся кресло у камина, грациозным взмахом руки указав Марион на кресло напротив. Марион подчинилась и села, держа спину прямо и сложив руки на коленях.

Слабо улыбнувшись, герцогиня сказала:

– Я не могла отправиться спать, не сказав вам, как я счастлива по поводу вас с Брэндом. Уверена, вы знаете, что мой внук – хороший человек. Возможно, с ним нелегко жить и его нелегко любить, несмотря на это, он хороший. Но разумеется, вы это знаете.

Марион прищурилась, глядя на герцогиню. Она не похожа на горячо любящую бабушку, но кто их разберет, этих Фицаланов? Как можно любезнее она проговорила:

– Уверена, мои сестры скажут то же самое обо мне. Герцогиня кивнула:

– Я вас поняла. Самые близкие нам люди знают все наши слабости и недостатки. Но я надеюсь, и вы меня поймете. – Она слегка наклонилась вперед, опираясь на трость. – Будьте ко мне снисходительны, Марион. Есть некоторые вещи, которые вам следует знать, если вы действительно хотите понять моего внука.

Марион сидела не шелохнувшись. В этот момент не стоило перебивать герцогиню, а не выглядела теперь ни величественной, ни надменной. Она казалась скорее хрупкой, словно одно неверное слово могло сломать ее.

Медленно выдохнув, она продолжила:

– Несмотря на то что вы могли слышать, отец Брэнда не был плохим человеком. Он не бросал Брэнда и его мать. Это старый мистер Гамильтон настроил Брэнда против отца. Правда заключается в том, что мой сын без памяти влюбился в Фейт Гамильтон, когда был чуть старше Эндрю. Он хотел жениться на ней, как только достигнет совершеннолетия. Между ними все было условлено, но вмешался отец Фейт, мистер Гамильтон. Она была полностью в отцовской власти, и даже когда забеременела, отец не смягчился. У нее не хватило характера противостоять отцу. Когда Брэнду было несколько месяцев, она умерла, как некоторые говорят, от разбитого сердца. Но не только ее сердце было разбито. Мой сын никогда не порывал с ней. Но он чувствовал, что его предали, и пустился во все тяжкие.