Игра или страсть? - Торнтон Элизабет - Страница 14

Эта устрашающая грозность была характерна для всех Фицаланов, включая и его самого, поэтому, когда Фицаланы затевали сражение, те, кто поумнее, спешили в укрытие.

Бабушка заметила его первая.

– Ну, – сказала она, – не стой там как лакей. Входи, входи!

Брэнд послушно подошел к бабушке и поцеловал ее в пергаментную щеку.

– Ваша милость, – пробормотал он с уважением, приправленным иронией.

– Ты с каждым днем становишься все больше похожим на отца, – заметила бабушка.

Их глаза встретились. Его изумляло, что теперь он искренне обожает эту воистину грозную даму, которая в юности выводила его из себя. Очевидно, возраст смягчил его.

– Туше, – пробормотал Брэнд, и бабушка слегка усмехнулась.

– Итак, – подала голос Клэрис, – блудный сын вернулся. Чем мы обязаны такой честью?

– И тебе доброе утро, Клэрис, – любезно отозвался он и поздоровался с мисс Каттер.

Мисс Каттер, обеспокоенная невежливым тоном Клэрис, вмешалась:

– Какой же он блудный сын, леди Клэрис? Брэнд уехал из Прайори и нажил состояние, как этот милый мистер Льюис, занявший место Сойера. Он, конечно, не местный, но говорят…

Бабушка взяла ситуацию в свои руки.

– Лотти, – решительно сказала она, – пожалуйста, позвони в колокольчик, чтобы Хартли принес свежего чаю.

– В чайнике еще есть чай, – ответила мисс Каттер.

– Да, не стоит тревожить Хартли, – отозвался Брэнд. Бабушка кивнула. Ее взгляд обратился к Брэнду.

– Итак, мы слышали, ты решил заняться политикой? Сядь и расскажи мне об этом.

У ее светлости, как он знал, имелись свои способы выяснения происходящего, поэтому он как можно более сжато поведал ей о своих планах. Это вызвало лишь умеренный интерес, до тех пор пока он не упомянул, что открыл дедушкин дом и собирается поселиться там до окончания выборов.

Бабушка слышала, что дом открывается, но не знала, что Брэнд намерен жить там столь продолжительное время.

– А чем тебе не подходит Прайори? – спросила она, вперив в него свой пристальный взгляд.

Помешивая чай, Брэнд воспользовался моментом, чтобы привести мысли в порядок. Он не хотел жить в Прайори, потому что ему нравилось быть хозяином в своем доме, а здесь хозяев и без него хватает.

– Я бы не хотел доставлять вам неудобства, мэм, – ответил он. – Ко мне будут постоянно приходить люди, причем и в неурочные часы. Я буду принимать не гостей, а коллег.

– Ой, Бога ради, – прервала его Клэрис, – избавь нас от своих отговорок. Ты никогда не считал Прайори своим домом, а нас – своей семьей. Почему отец сделал тебя попечителем наших капиталов – выше моего понимания.

– Хватит, Клэрис, – велела герцогиня грозным голосом.

Брэнд взглянул на Клэрис и почувствовал раздражение, но не на свою сводную сестру, а на отца. Герцог отдал ее капитал в руки опекуна. Они с мужем могли тратить доход с капитала, но сам капитал был отложен для следующих поколений. Она не могла поносить герцога, поэтому сделала объектом своих нападок опекуна.

Его зять обладал более добродушным нравом. Освальд воображал себя антропологом, что означало, что он обожал копаться в развалинах и древних курганах в поисках артефактов минувших веков. Деньги не имели для него значения, и он, живя в палатке, был бы точно так же счастлив, как и в роскошном доме своей жены. Брэнду очень нравился Освальд.

– Я не просил назначать меня вашим опекуном, – мягко сказал он, – но раз уж так случилось, тебе стоит только сказать, и, я уверен, смогу найти сумму, чтобы удовлетворить разумную просьбу.

– А кто ты такой, чтобы судить, что разумно, а что нет? – сверкая глазами, возмутилась Клэрис. – Это так оскорбительно для Освальда. О, я знаю, что вы все о нем думаете, но вы сильно ошибаетесь. – Нотка триумфа закралась в ее голос. – Возможно, вам будет интересно узнать, что он сейчас в Лондоне, ведет переговоры о продаже одного из своих манускриптов. Он надеется выручить за него крупную сумму.

– Не знала, что поэзия так хорошо оплачивается, – сказала вдова.

– Это история, жизнь Ганнибала! – тут же парировала внучка.

– Премилая, я уверена. – Мисс Каттер, вечная примирительница, поспешила сгладить острые углы. Она расплылась в улыбке. – Убеждена, что дело не в деньгах, а в чувстве удовлетворения. Сколько людей могут написать книгу?

Брэнд осторожно помешал чай, затем поставил чашку на блюдце.

– Я думаю… – начала Клэрис, затем тряхнула головой. – Невыносимо! – возмутилась она и выскочила из комнаты.

После небольшой паузы бабушка вздохнула.

– Она скучает по Освальду. Поскорее бы уж он приехал домой. Все это весьма утомительно для всех нас. Тем не менее кое в чем она права. Эндрю получит контроль над своим капиталом, когда ему исполнится двадцать один. Клэрис двадцать семь, и она всегда будет просителем.

Терпение Брэнда истощилось.

– Послушайте, – сказал он, – Клэрис не нищая. Денег у нее больше чем достаточно. Загвоздка в Освальде. Он не хочет жить на деньги жены.

– Меня всегда восхищали мужчины с принципами, – тепло проговорила мисс Каттер. – И любовь…

Когда герцогиня вскинула руку, мисс Каттер послушно замолчала.

– Если бы у него были принципы, – заявила она непререкаемым тоном, – он бы не женился на Клэрис. И не говори мне о любви. Она погубила нашу семью. – Ее орлиный взор остановился на Брэнде. – И это подводит меня к леди Марион Дейн. Правда то, что говорят? Ты помолвлен с этой девушкой?

Вопрос не удивил. У бабушки повсюду были шпионы.

– Нет, – прямо ответил он, – неправда. Я познакомился с ней в Лондоне, где она гостила у наших общих друзей. Поскольку она племянница Эдвины, я счел своим долгом по меньшей мере показать ей и ее сестрам достопримечательности Лондона, тем более что они переезжают в Лонгбери, в Тисовый коттедж, и будут нашими соседями.

– Эдвина Ганн! – раздраженно бросила вдова. Бабушка никогда не одобряла и не понимала его тесной дружбы с бывшей учительницей, а он никогда и не пытался объяснить. Эдвина обожала его, словно родная мать. Подобные понятия были чужды герцогине. Она была против того, чтобы баловать детей.

Прежде чем разговор потек в другом направлении, Брэнд небрежно заметил:

– У Эдвины была ведь еще одна сестра, да? Ханна? Марион спрашивала меня о ней, – приврал он, – но я совсем ее не помню. А вы знали Ханну, бабушка?

– Не слишком хорошо, – ответила вдова. – Она была гувернанткой, верно?

– Я ее помню, – сказала мисс Каттер, – она, бывало, гуляла со своей собачкой в нашем парке. – Она наморщила лоб. – Я слышала, Ханна была своевольной девушкой и доставляла мисс Ганн массу хлопот.

– В каком смысле?

Мисс Каттер тупо взглянула на него.

– Не помню.

Брэнд сдержал вздох. Бесполезно приставать к мисс Каттер.

– А что случилось с Ханной? – осторожно поинтересовался он. – Где она сейчас?

– Полагаю, – сказала бабушка, – она где-то нашла себе другое место. Вероятно, вышла замуж и имеет целый выводок детишек.

– Нет, – возразила мисс Каттер. – Она сбежала. Помню, я слышала, что она сбежала с мужчиной. О Боже! – Лицо мисс Каттер сморщилось. – Или это была Мэри Стритхэм? Это случилось так давно. Я опять все путаю?

– Нет, – твердо заверила ее герцогиня. – Чем старше мы становимся, тем больше моментов забываем, вот и все. Итак, о чем это мы говорили до прихода Брэнда? Ах да. Ты собиралась поговорить с кухаркой и сказать ей, что к ленчу будет только трое, если… – Она вопросительно взглянула на Брэнда.

– Спасибо, но у меня дела в Грейндже, – сказал он. – Но я как-нибудь непременно воспользуюсь вашим приглашением.

– Тебе не нужно приглашение, – парировала бабушка, а затем добавила с самодовольной улыбкой: – Но обязательно пригласи леди Марион и ее сестер. Я бы хотела познакомиться с ними. Иди же, Лотти. Не забудь, к ленчу только трое.

Мисс Каттер извинилась и вышла из комнаты.

Как только дверь за ней закрылась, улыбка сползла с лица герцогини. Она помолчала немного, затем печально проговорила: