Времена не выбирают - Мах Макс - Страница 84

В глубине сознания, нет, не в нем, а на краю контролируемого разумом пространства, снова ворохнулась, готовая броситься на помощь Маска.

«Нет!»

– Нога! – приказал Меш. – Ну же, королева!

«Нога… Но ведь это глубокий парез![131]»

Удивительно, сколько раз она это делала, столько раз впадала в одну и ту же ошибку. Ни Серебряную – даже сожженную, – ни Золотую Маски на самом деле из ее тела уже не извлечь, они останутся частью ее организма даже в том случае, если вовсе перестанут функционировать. Соответственно и диагноз, который она могла бы себе поставить, никак не мог быть правильным, потому что земная медицина не принимала в расчет существование таких имплантатов, как ее роскошное Золото и изувеченное Серебро.

Лика заставила себя «почувствовать» ногу. Наградой за ее упорство стала острая боль в стопе.

«Ну же, сука, телись!»

Она оперлась на правую ногу, медленно перенося на нее вес своего неловкого тела. Ощущение было такое, словно вместо костей ей вставили в ногу раскаленные стальные прутья. Однако нога вес приняла, и Лика сделала первый неуверенный шаг вперед.

– Рука, – напомнил Меш.

С тех пор, как шесть лет назад они начали свои изуверские «опыты» над ее, Ликиным, организмом, опыты, о которых никто, кроме Меша и Сиан, не знал, ни ее «лечащий» врач, ни ее любимый Макс, с рукой всегда возникали трудности. Просто сначала это были барьеры, непреодолимые по определению, а потом, со временем – после множества попыток и длительных тренировок – они превратились в «обычные», с трудом, но преодолимые сложности. И дело было не в боли, а в том, что рука, в отличие от ноги, двигаться никак не желала. И сейчас максимум того, что удалось Лике, – это почувствовать и двинуть плечо и локоть, но кисть руки все-таки осталась неподвижной.

– Мизинец шевельнулся, – сообщил Меш. – Лицо!

«Собрать» лицо, как всегда, оказалось неимоверно трудно. Слезы и пот текли вперемешку по ее перекошенным щекам, но Лика сдаваться не собиралась.

«Невозможно».

«Такого слова нет!»

И в этот момент, разрушая искусственное равнодушие, в ее сердце вспыхнула лютая ненависть. Ненависть к себе, своей слабости, стечению обстоятельств… Ненависть и ярость.

– Лицо! – Голос Меша гремел в ушах и гулом урагана проходил сквозь вопящую о милосердии плоть.

«Лицо!»

Дрогнуло и медленно пошло вверх безжизненное веко, но зато еще больше перекосило и без того несимметричный рот, а на лбу выступили налившиеся кровью жилы.

«Держи лицо, королева!»

Огромным усилием воли и невероятным напряжением сил она начала подтягивать опустившийся угол рта и одновременно пыталась удержать норовившее упасть вниз веко. О таких мелочах, как пронизывающие щеку и подбородок электрические разряды и пульсирующая в висках зубная боль, она сейчас даже не думала. Она «работала», без стона и жалобы совершая то, что полагала правильным и необходимым. А коли так, то «делай, что должно», и пусть умрут наши враги!

Минут через пять она могла уже с удовлетворением констатировать, что сегодня все у нее получилось, не то чтобы сильно лучше, но все-таки – по ощущениям – чуть легче, чем раньше, и уж совершенно точно, что быстрее. Теперь, когда дело было сделано, ее зазеркальный двойник выглядел хоть и не идеально – во всяком случае, не так, как того хотелось бы Лике, – но все же вполне удобоваримо. Бледная, явно не очень здоровая, но все же «нормально» выглядевшая женщина смотрела на Лику из зеркала, и этим вполне можно было гордиться, тем более что и боль ожидаемо утихла, опустившись до приемлемого в ее, Ликиных, глазах уровня обычной, «бытовой» боли.

– Великолепно, ваше величество! – Меш изобразил изысканный поклон, достойный истинного вайярского кавалера, но, выпрямляясь, не удержался и вполне по-человечески подмигнул Лике, глянув в зеркало через ее плечо.

– Спасибо, Меш. – Улыбнуться Лика не решилась, опасаясь, что лицо «поплывет», но все-таки что-то такое изобразив, как могла, глазами. – Ты…

– Переходим к водным процедурам, – враз утратив всю свою средневековую куртуазность, перебил ее Меш, и в его голосе Лика услышала не только радость, вполне оправданную очевидным успехом их, по всем прежним предположениям, абсолютно безнадежного предприятия, но и гордость. А гордился Меш («И по праву!») не только Ликой, которую – это она знала наверняка – любил, как сестру, и уважал как собственную королеву, но и собой, Мешем де Сиршем. И было за что. Ведь он стал помогать ей просто потому, что Лика его об этом попросила, и помогал, работал вместе с нею, еще не веря, что из ее затеи может хоть что-нибудь получиться. «Не верил…» И сердиться на него за это Лика не могла, не имела никакого права, потому что кто как не Меш лучше всех знал, что она такое на самом деле? Однако сомнения сомнениями, но ведь он не отказался, и все эти годы делал все, что мог, а мог он многое. И за это Лика была ему безмерно благодарна, возможно, хоть это было и несправедливо, не меньше, чем за то, что Меш когда-то спас ей жизнь.

Плавно – а для нее сейчас это было совсем не просто – Лика повернулась через левое плечо и медленно, тщательно контролируя каждое, даже самое пустячное, свое движение, пошла к бассейну, выточенному из серебристо-голубого, с алмазными вкраплениями, опалита. Вода в этой почти семидесятиметровой овальной чаше, пронизанная синими и ультрамариновыми лучами, светилась как будто сама по себе и была похожа на гладко отшлифованный огромный сапфир. Она казалась твердой и должна была – просто обязана была – оказаться смертельно холодной. На самом деле она такой и была, ледяной, как глубины полярных морей.

Несчастные полсотни метров, которые отделяли Лику от сияющего чуда ее личного бассейна, достались ей, что называется, «кровью и потом», но она их все-таки прошла, сама, на своих двоих, одна из которых все время норовила или подвернуться, или сломаться в колене. Однако важен результат, а не то, что там было на пути к этому результату, и Лика не позволила ноге разрушить гулявшее в ее крови ощущение победы, и лицо не выпустила – даже на мгновение – из цепкой хватки своей беспощадной воли. И в воду она не вошла, как беспомощный инвалид, не упала, как колода, а нырнула головой вперед, вытянув перед собой правую руку и прижимая левую к бедру, закручиваясь вдоль и вокруг оси стенающего от непосильного напряжения позвоночника.

Следующие полчаса она плавала в холодной, полыхающей голубовато-зеленым заревом и насыщенной кислородом воде, преодолевая слабость и неуверенность своего искалеченного тела. В сущности, чудом было уже то, что она вообще оказалась способна держаться на воде, а то, что Лика плавала и ныряла целых тридцать минут и все же не утонула и не умерла от перенапряжения, вселяло надежду, что главные успехи еще впереди.

«То ли еще будет! О-ля-ля!»

Наконец, почувствовав, что дошла до края, Лика подплыла к бортику, ухватилась правой рукой за его край и рывком взбросила себя вверх. Правда, в последний момент правая нога ее все-таки подвела, не удержав веса тела, и Лике пришлось упасть на колено левой, но это было уже не страшно, потому что все у нее получилось.

«Получилось!» – ликующе подумала она.

– Недурно, – похвалил ее Меш.

– Покидаем ножики? – спросила она вслух, едва переведя дыхание, но заняться отработкой техники феам им не пришлось.

– Ваше величество, – раздался прямо рядом с ней бесплотный голос. – С вашего позволения, у меня срочное сообщение.

– Слушаю вас, Нэйр, – сразу же откликнулась Лика, прекрасно понимая, что должно было случиться нечто уж вовсе экстраординарное, чтобы ее вышколенный до полной потери индивидуальности личный секретарь позволил себе потревожить королеву в ее личном пространстве и времени, куда не было хода даже ее собственным служанкам.

– Адмирал Цья просит вас, ваше величество, о срочной аудиенции.

– Срочной? – переспросила Лика. – Я вас правильно поняла?

– Да, ваше величество, – подтвердил секретарь. – Именно так. Срочной.