Мы-русские, других таких нет - Торин Александр - Страница 3

Ну что же, перед схваткой пора заняться делом… Эта девчонка сразу же бросилась мне в глаза, когда мы захватили тот корабль. В белом платьице, угловатая и резкая в движениях, как маленький зверек… Нет, ее нельзя было отдать на потеху команде. Но и силой брать ее тоже было нельзя. Только искушение, сладостное падение, первородный грех — вот истинное блаженство.

Я поселил ее в отдельной каюте, приставив к двери самого преданного мне слугу. Я посылал ей вино, приходил и читал стихи. Бедняжка, она не знает, что стихи я ненавижу… Пришел мой час, или сейчас, или никогда… Какое страшное это слово — никогда. До сих пор оно было для меня абстракцией. Ведь вот он — я, я — живу, вот мои пальцы, по ним течет кровь. В груди стучит сердце, черт побери, как это так, что это живое вместилище моей души может исчезнуть через какие-нибудь несколько часов?

— Ха, — это мой вечный внутренний оппонент. — Можно подумать, ты никогда не убивал. А тебе не снятся люди, которые…

— Заткнись! — Это я подошел к ее каюте.

— Это вы, — как маняще поднимается и опускается ее грудь.

— Сударыня, — я опустился на колени. — Простите меня за все лишения, которые вам довелось испытать из-за меня. Ибо пришло время просить искупления у Господа!

— Вы испугали меня! — Она вздрогнула. — Что-нибудь случилось?

— Не хочу пугать вас, но через несколько часов мы все можем оказаться на дне морском. Я ничего не скрываю от вас. За нами гонится военный корабль. И он атакует нас при первой же возможности. У нас нет никаких шансов оказать сопротивление. Сдаться невозможно. Приказ короля — уничтожать всех…

— А как же пленные? — Как она заметалась, бедняжка, как бабочка, прилетевшая на свет и обжегшая об свечку свои крылышки. — Какая бесчеловечность. Какая жестокость.

— Сударыня. — Я схватил ее за руку. — Позвольте мне открыть вам свою душу, если это не пугает вас. — Я грешен перед Богом… -Теперь главное — не упустить инициативу…

— Что вы можете сказать мне, Вы, лишивший меня свободы, заточивший меня в заключение на этом корабле, полном грязного сброда, а теперь, как выясняется, отобравший у меня жизнь.

— Сударыня, я поступил так из любви к вам! Поверьте! Я увидел вас в… — Я запнулся. Откуда там шел этот корабль? — в порту… и забыл обо всем на свете. Я предал короля. Я гнался за вами как одичавший волк. Я хотел, мечтал вас похитить, и теперь плачу за это сполна.

— Вы… — Она учащенно задышала. — Как вы смеете?

— Клянусь вам! Я совершил преступление ради любви! Теперь, когда нам, возможно, осталось жить всего несколько часов. — Я начал целовать ее.

— Оставьте. Как вы смеете.

— Подумайте, любовь моя, вы, такая молодая, умрете, не испытав счастья, даже не зная, в чем оно состоит. Скажите, я неприятен вам?

— Пустите!

— Любовь моя! Поцелуйте меня всего один раз, прошу вас! Мне ничего не нужно больше в жизни…

Я уже чувствовал, что сопротивление ее ослабевает. Еще несколько виртуозных заходов и отступлений. Тонкий баланс между чувственностью и разумом. И вот оно свершается… О, сладостные мгновения. Они стоят целой жизни. О, Боже. Прости меня за грехи мои…

Солнце встает… Волны в этот час особенно красивы. Как же хочется курить… Это, возможно, последняя в моей жизни трубка. Хороший табак, ничего не скажешь.

Преследователи уже почти что на расстоянии пушечного выстрела. Сейчас начнется… Ну что же, — Я одеваю обтрепанный мундир и шляпу. — А все-таки, жизнь прекрасна! К бою!

— О, Господи, — я схватился за голову. — Как же хорошо проснуться в своей постели, в конце двадцатого века, в центре американской технологической цивилизации… Сон никак не хотел отпускать меня. Все эти события, все чувства, настолько реальные. Даже этот корабль с наполовину прогнившими досками… Пит, конечно же, слугу звали Пит. Странный язык, — во рту у меня стоял вязкий привкус… Я же только что коварно овладел женщиной… Бррр… Что стало с ней? Нет, у меня, скорее всего, белая горячка. Неужели она наступает вот так, неожиданно… Все, бросаю пить, ни одного грамма. К чертовой матери…

Держался я около недели. Как нетрудно догадаться, любопытство взяло верх, и, придя в отдел вин, я задумчиво бродил между стойками, пока взгляд мой не остановился на бутылке японского саке.

Той ночью я был вознагражден — я оказался самураем, и сделать харакири было для меня делом чести… Акт вспарывания живота оказался теснейшим образом связан не только с религиозными традициями, но и с тонкой политической ситуацией и интригами, сложившимися при императорском дворе.

За последующие месяцы я побывал и в Голландии, и на просторах Швеции, и во Франции, и в Испании. Особенно мне понравился джин «Beefeater» — я нес службу в Тауэре и присутствовал при коронации короля Генриха. Я прожил десятки жизней в различных эпохах, кроме того выяснил, что многократное употребление одного и того же напитка вызывает многосерийные сны с развивающимся сюжетом. Например, Ямайский ром поведал мне, что соблазненная девушка все-таки погибла, а соблазнителю удалось спастись, и он еще несколько лет тосковал по ней. Затем герой моих снов продал часть награбленных драгоценностей, купил рабов, и основал прибыльную плантацию, женившись на худощавой даме с визгливым голосом. Увядшую эту даму я ненавидел, она пахла какой-то дрянью, носила платья с викторианскими оборочками, держала меня в железных рукавицах, запрещала курить, к тому же прибрала к рукам все финансы. Однажды, тайком совокупляясь с толстой рабыней, я вспомнил погубленную моей прихотью небесную красоту, и бессильно заплакал, не завершив начатого дела. Продолжать эту серию снов было бессмысленно, и больше рома я не употреблял.

Все это было увлекательно, но начало угрожать хроническим алкоголизмом, и я решил… Нет, не сходить к врачу. В Америке это бесполезно, если конечно, у вас не выросла лишняя нога, которую можно отрезать нехитрым хирургическим путем. Душевные же проблемы — это вообще конец света. Вами обязательно займется нервный господин неопрятного вида с дергающимся правым плечом и начнет расспрашивать вас о том, не трогала ли мама в детстве вашу пипиську, и не беспокоит ли это вас ночами, сублимируясь в воображаемых снах, а потом пришлет счет на десять тысяч долларов.

Так что, мне просто необходимо было переговорить с разумным человеком. Например, с дядюшкой своего старого знакомого, Михаилом Абрамовичем, бывшим известным Московским профессором по неврологии. В Калифорнии русский профессор занимался преимущественно ловлей форели в небольших озерах и горных реках, и в занятии этом преуспел.

Я сбивчиво рассказал Михаилу Абрамовичу о своих переживаниях.

— Хмм… Случай, конечно, непростой, — невролог задумался. — Главное, бросьте пить. А в остальном, хмм, беспокоиться вам нечего. Вы, случайно, стихов не сочиняли?

— Сочинял, в молодости, — признался я.

— А романов?

— Грешил… — Тут уж я смутился окончательно, поскольку недавнее мое произведение разругали все, кому не лень.

— Ну, все понятно… Творческая натура, повышенная чувствительность, воображение… Простите за откровенность, когда вы в последний раз так сказать… Ну, скажем, были с женщиной…

— Эээ, — я смутился. — Прибавьте неделю к дате начала проведения эксперимента…Месяца два… Да что это вы опять со своими Фрейдийскими штучками, честное слово!

— Не стоит недооценивать половой фактор. Гормоны, знаете ли… Хотя, не исключено, что первоначальный импульс вызван определенным наркотическим, галлюциногенным веществом. Возможно, этим бразильским напитком… Как там его?

— Но не может же наркотик так долго находиться в организме… — Я недоумевал.

— Это совершенно не обязательно, — Михаил Абрамович откинулся в кресле. — Достаточно было, хмм, всего один раз замкнуться определенным ассоциативным связям в вашем мозгу… Мой вам совет: отвлекитесь, выпейте валерианки, поезжайте отдохнуть, и, самое главное — не пейте водки!

— А почему именно водки? — удивился я.