Воспоминания бывшего секретаря Сталина - Бажанов Борис - Страница 28

Пока идёт съезд, мандатная комиссия производит статистическую работу анализа анкет и в конце съезда делает доклад: в съезде участвовало столько-то делегатов. столько-то мужчин, столько-то женщин; по социальному происхождению делегаты делятся так-то; по возрасту; по партийному стажу; и так далее, и так далее. Все делегаты понимают необходимость подробных анкет, которые они заполняли.

Но есть одна деталь, которой они не предвидят.

В конце съезда происходит избрание центральных партийных органов (ЦК, ЦКК, Центральной Ревизионной комиссии). Перед этим собираются лидеры Центрального Комитета с руководителями главнейших делегаций (Москвы, Ленинграда, Украины и т. д.). Это — так называемый «сеньорен-конвент», который все называют в просторечии не иначе как «синий конверт». Он вырабатывает в спорах проект состава нового Центрального Комитета. Этот список печатается, и каждый делегат с правом решающего голоса получает один экземпляр списка. Этот экземпляр является избирательным бюллетенем, который будет опущен в урну при выборах ЦК, производящихся тайным голосованием. Но то, что есть только один список, вовсе не значит, что делегаты обязаны за него голосовать. Здесь партия, а не выборы советов. В партии ещё некоторая партийная свобода, и каждый делегат имеет право вычеркнуть из списка любую фамилию и заменить её любой другой по своему выбору (которую, заметим кстати, он должен написать своей рукой). Затем производится подсчёт голосов. Очень мало шансов, чтобы намеченный «синим конвертом» оказался невыбранным; для этого нужен маловероятный сговор важных делегаций (столичных и других). Но хотя список весь обычно проходит, количество поданных голосов за выбранных варьирует в широких пределах. Если, скажем, делегатов 1000, то наиболее популярные в партии люди пройдут 950 — 970 голосами, а наименее приемлемые не соберут и 700. Это очень замечается и учитывается.

Что совсем при этом не учитывается и что никому не известно — это работа Товстухи. Больше всего интересует Товстуху (т. е. Сталина), кто из делегатов в своих избирательных бюллетенях вычеркнул фамилию Сталина. Если б он её только вычеркнул, его имя осталось бы покрытым анониматом. Но, вычеркнув, он должен был написать другую фамилию, и это даёт данные о его почерке. Сравнивая этот почерк с почерками делегатов по их анкетам, заполненным их рукой, Товстуха и чекистский графолог устанавливают, кто голосовал против Сталина (и, следовательно, его скрытый враг), но и кто голосовал против Зиновьева, и кто против Троцкого, и кто против Бухарина. Всё это для Сталина важно и будет учтено. А в особенности, кто скрытый враг Сталина. Придёт время — через десяток лет — все они получат пулю в затылок. Товстуха подготовляет сейчас списки для будущей расплаты. А товарищ Сталин никогда ничего не забывает и никогда ничего не прощает.

Чтобы всё сказать об этой работе Товстухи, я должен несколько забежать вперёд. После XIII съезда партии, и в 1925, и в 1926, и в 1927 годах продолжается та же внутрипартийная свобода, идёт борьба с оппозицией в комитетах, на ячейках, на собраниях организаций, на собраниях партактива. Лидеры оппозиции яро приглашают своих сторонников выступать как можно больше, атаковать Центральный Комитет — этим они подчёркивают силу и вес оппозиции.

Что меня удивляет, это то, что после XIV съезда Сталин и его новое большинство ЦК ничего не имеет против этой свободы. Это, казалось бы, совсем не в обычаях Сталина: проще запретить партийную дискуссию — вынести постановление пленума ЦК, что споры вредят партийной работе, отвлекают силы от полезной строительной деятельности.

Впрочем, я уже достаточно знаю Сталина и догадываюсь, в чём дело. Окончательное подтверждение я получаю в разговоре, который я веду со Сталиным и Мехлисом. Мехлис держит в руках отчёт о каком-то собрании партийного актива и цитирует чрезвычайно резкие выступления оппозиционеров. Мехлис негодует: «Товарищ Сталин, не думаете ли вы, что тут переходят всякую меру, что напрасно ЦК позволяет так себя открыто дискредитировать? Не лучше ли запретить?» Товарищ. Сталин усмехается: «Пускай разговаривают! Пускай разговаривают! Не тот враг опасен, который себя выявляет. Опасен враг скрытый, которого мы не знаем. А эти, которые все выявлены, все переписаны — время счётов с ними придёт».

Это — следующая «полутёмная» работа Товстухи. В своём кабинете «Института Ленина» он составляет списки, длинные списки людей, которые сейчас так наивно выступают против Сталина. Они думают: «Сейчас мы против, завтра, может быть, будем за Сталина — в партии была, есть и будет внутренняя свобода». Они не подумают, что Сталин у власти даёт им возможность подписать свой смертный приговор: через несколько лет по спискам, которые сейчас составляет Товстуха, будут расстреливать пачками, сотнями, тысячами. Велика людская наивность.

Как я себя чувствую в секретариате Сталина — этом пункте редкой важности? Я не питаю ни малейшей симпатии ни к Каннеру, ни к Товстухе. О Каннере я думаю, что это опасная змея, и отношения у меня с ним чисто деловые. Видя мою карьеру, он старается держаться со мной очень любезно. Но никаких иллюзий у меня нет. Если завтра Сталин сочтёт за благо меня ликвидировать, он поручит это Каннеру, и Каннер найдёт соответствующую технику. Для меня Каннер — преступный субъект, и то, что он так нужен Сталину, немало говорит и о «хозяине», как любят его называть Мехлис и Каннер. Внешне Каннер всегда весел и дружелюбен. Он — небольшого роста, всегда в сапогах (неизвестно почему), чёрные волосы барашком.

Товстуха (Иван Павлович) высокий, очень сухощавый интеллигент, туберкулёзный; от туберкулёза он и умрёт в 1935 году, когда расстрел по его спискам только начнётся. Жена его тоже туберкулёзная. Ему лет тридцать пять-тридцать шесть. До революции он был эмигрантом, жил за границей, вернулся в Россию после революции. Неизвестно почему он стал в 1918 году секретарём Народного Комиссариата по национальностям, где Сталин был наркомом (правда, ничего там не делал). Оттуда он перешёл в аппарат ЦК, ещё до того, как Сталин стал генсеком. Когда в 1922 году Сталин стал генсеком, он взял Товстуху в свои секретари, и практически до самой своей смерти Товстуха был в сталинском секретариате, выполняя важные «полутёмные дела», хотя в то же время формально он был, как я уже говорил, и помощником директора Института Ленина, а потом Института Маркса, Энгельса и Ленина. В 1927 году Сталин сделает его своим главным помощником (я в это время уже не буду в секретариате, а Мехлис уйдёт учиться в Институт Красной профессуры). Тогда под его началом в секретариате Сталина будет и Поскребышев, который будет заведовать так называемым Особым сектором, а после смерти Товстухи займёт его место; и Ежов, который будет заведовать «сектором кадров» сталинского секретариата (это он будет продолжать списки Товстухи; это он через несколько лет, став во главе ГПУ, будет расстреливать по этим спискам и зальёт страну новым морем крови, конечно, по высокой инициативе своего шефа, великого и гениального товарища Сталина); и Маленков, секретарь Политбюро которого всё же из осторожности будут называть «протокольным секретарём Политбюро») и заместитель Поскребышева по Особому сектору; он заменит потом Ежова как начальник сектора кадров.

По мере того как Сталин всё более и более будет становиться единоличным диктатором, этот его секретариат будет играть всё более важную роль. Придёт момент, когда в аппарате власти будет менее важно, что вы председатель Совета Министров или член Политбюро, чем то, что вы — сталинский секретарь, который имеет к нему постоянный доступ.

Товстуха — мрачный субъект, смотрит исподлобья. Глухо покашливает — у него только пол-лёгкого. Сталин питает к нему полное доверие. Ко мне он относится осторожно («уж очень блестящую карьеру делает этот юноша»), но не может мне простить, что я заменил его (и Назаретяна) на посту секретаря Политбюро и продолжаю быть в самом центре событий, а он вынужден где-то за кулисами вести для Сталина какую-то грязную работу. Один раз он пытается меня укусить. Он говорит Сталину (не в моём присутствии, а при Мехлисе, который мне потом всё рассказал): «Почему Бажанов называется секретарём Политбюро? Это вы, товарищ Сталин, — секретарь Политбюро. Бажанов же имеет право только называться техническим секретарём Политбюро». Сталин ответил уклончиво: «Конечно, ответственный секретарь Политбюро, выбранный Центральным Комитетом, это я. Но Бажанов выполняет очень важную работу и разгружает меня от многого».