Психотерапия. Учебное пособие - Коллектив авторов - Страница 13

3. Указывать альтернативные пути выхода из тупиковых состояний.

4. Дать пациенту возможность сравнивать возникающие перед ним проблемы с подобными у других лиц для развенчания исключительности собственного состояния.

5. Стимулировать воображение пациента.

6. Помочь ему подняться над неурядицами материального и физического порядка и оценить достоинства духовной жизни.

7. Способствовать идентификации пациента в определенной социальной группе.

При назначении библиотерапевтических сеансов пациенты распределяются не по диагностическим категориям, а согласно психологическому статусу и эмоциональному состоянию. Различают 4 вида библиотерапии: пациенты читают про себя, читают вслух, пишут произведения, сочиняют устно. Сам процесс имеет 3 стадии: идентификации (читатель сравнивает себя с героем книги), катарсиса (высвобождаются эмоции и снимается психологическое напряжение), инсайта (вырабатывается новый взгляд на проблему).

Обычно библиотекарь работает в тесном сотрудничестве с врачом, и только последнему принадлежит право назначать психогигиеническую и религиозную литературу. При этом избегают давать возбуждающее чтение больным туберкулезом. Имея в виду, что религиозное чтение может усугубить душевную болезнь, его рекомендуют (в основном Библию) лишь тем, кто получает от него устойчивую компенсацию. Психогигиеническая литература чаще предназначается алкоголикам и интеллигентным невротикам. Книги по психоанализу психотерапевтами не рекомендуются. Сдержанно относятся к дидактической литературе, где не приходится рассчитывать на катарсис. Отмечено, что очень эффективна для всех категорий детская литература. Всячески поощряются появляющиеся в процессе чтения нарциссические фантазии, которые якобы способствуют усилению своего «ego» и обостряют инстинкты, являющиеся источником энергии для самоактуализации. Непосредственно к библиотерапии примыкает так называемая литеротерапия, использующая яркие афоризмы, метафоры, пословицы, поговорки, заключающие в себе народную мудрость бытия и, естественно, носящие оптимистический характер. Также несколько отдельно стоит поэтотерапия, которая больше связана с биологическими ритмами человека. В США уже давно существуют поэтические центры психотерапии и психопрофилактики. Людям для сохранения психической устойчивости необходимы добротные стихи с рифмой и баюкающими ритмами, не слишком затасканные школьной программой и средствами массовой информации. Ю. М. Лотман считал универсальным структурным принципом совершенного поэтического произведения цикличные повторения, возвращения к предыдущим элементам. В связи с этим можно порекомендовать несколько замечательных строк поэта Серебряного века Константина Фофанова:

Лечебный эффект такого рода оптимистичной жизнеутверждающей поэзии очевиден.

Что касается отечественной прозы, пригодной для библиотерапии, то ее, как правило, ищут у классиков и, конечно же, прежде всего у А. С. Пушкина. Она у него лаконична, отличается простотой синтаксического рисунка, сдержанной манерой письма, теснейшей смысловой и синтаксической связью между предложениями. Цепные строфы составляют около 80 % словесной ткани во всех стилях речи. Это линейное, последовательное развитие мысли. Ничто не будоражит. Отчетливый седативный эффект! Л. Н. Толстой более эпичен, аналитичен, склонен к расширению рамок предложения. У Н. В. Гоголя причудливая вязь предложений, неожиданные повороты, внезапные переходы, разнообразные цепные и параллельные связи. Все кроется уже не в предложении, а во фразе. Ф. М. Достоевский близок к нему по синтаксическому рисунку. У него также масса авторских отступлений, но над голосом персонажей всегда ощущается его голос. Можно «полакомиться» и И. С. Тургеневым, и И. А. Гончаровым, и Н. С. Лесковым, и др. В конце концов, все решает вкус библиотерапевта и его пациента.

В России богатые традиции библиотерапии. Николай Александрович Рубакин, уроженец г. Ораниенбаума под Петербургом, еще в 1916 г. выступил с уникальной теорией библиопсихологии с ее тремя уровнями: вербальный (отдельные слова), интервербальный (взаимодействие слов в тексте), суправербальный (синтез слов в тексте). Эмигрировав в Швейцарию, он в 1922 г. опубликовал двухтомное сочинение «Введение в библиопсихологию». При Женевском педагогическом институте имени Ж. Руссо создал факультет библиопсихологии. Составил 15 тыс. индивидуальных программ для чтения и самообразования.

В своих философских исканиях Н. А. Рубакин увлекся теорией немецкого психолога Р. Семона, предложившего понятие «мнемы» (от греч. mnema – «память»). Мнема остается после воздействия словесного раздражителя, и впоследствии человек становится более восприимчив к нему (феномен узнавания). Через мнемы социальная среда поставляет нам энграммы (записи) социального опыта человечества. Именно Н. А. Рубакин сформулировал модификацию закона В. Гумбольдта – А. Потебни: «Слово, фраза и книга суть не передатчики, а возбудители психических переживаний в каждой индивидуальной мнеме». Хотелось бы надеяться, что забытая ныне библиотерапия получит новый импульс и утвердится в своих правах в рамках психотерапии.

Современные проблемы русского языка

Вопрос о языке на Руси всегда был болезненным. При Патриархе Никоне правка церковных книг в директивном порядке закончилась расколом. Насилие над языковой традицией способно поколебать основы общества. Зуд реформаторства преследует Россию вплоть до нашего времени. То мы убираем «лишние» буквы из алфавита, то внедряем фонетический принцип в орфографию, то, одержимые дефисоманией, ставим этот знак, где нужно и не нужно. В этом отношении хочется привести в пример маленькую Исландию. Там свою речь хранят в неприкосновенности уже девять столетий. Газеты выходят на том же древненорвежском языке, на котором слагались древние саги.

В последнее время реформаторы будто бы успокоились. Создается «Национальный корпус русского языка» (электронное собрание текстов), охватывающий два века русской словесности. Во Франции такой корпус насчитывает 90 млн единиц и, как полагают, он во многом способствует осмыслению национального языка на базе его максимальной выборки.

Главная опасность для русского языка сейчас исходит от средств массовой информации. Поговаривают даже, что конец XX в. стал для него шоковой терапией, а СМИ – его могильщиком. Хотя полностью возлагать на них ответственность было бы несправедливо. Страну захлестнула волна западной цивилизации (компьютеры, интернет, мобильная связь и т. д.). Изощренные технические средства коммуникации агрессивно давят на традиции и унифицируют нашу жизнь. Началось стремительное обновление лексики, несмотря на консервирующее влияние письменной речи. Пополнение языка сопровождается проникновением в него сниженных пластов. В периодической печати отмена обязательного лицензирования издательской деятельности привела к засорению рынка низкосортной литературой, подозрительной словарной продукцией, ослаблению института редакторов и корректоров. Избыточная фрагментарность языка стала нормой. Особенности российского новояза: смешанность стилей, неверное словоупотребление, нарушение грамматических и фонетических норм, немотивированное употребление иностранной лексики.

Одна надежда на то, что язык – самообновляющаяся система, обладающая мощным иммунитетом. Расшатывание нормы для него иногда даже необходимо. На смену одной немедленно приходит другая. Поэтому вряд ли стоит безоглядно присоединяться к неистовым борцам за чистоту языка. Лучше пытаться осмыслить произошедшее и навести в своей отрасли необходимый и возможный лингвистический порядок.