Страх и отвращение в Лас-Вегасе - Томпсон Хантер С. - Страница 17

Нет это перебор. Грань между безумием и мазохизмом уже стерлась … пришло время остепениться… выйти в отставку, смешаться с ретроградами, сбавить обороты и «покаяться в мелочах», как на духу. Почему бы и нет? В любой подобной тусне настает момент; когда лучше подбить свои потери или суммировать свой выигрыш — что бы ни выпало. Я ехал медленно, ища пристойное место — посидеть ранним утром с пивком и собраться с мыслями… наметить план этого неестественного отступления.

11.

Аааххх, мама, неужели это и в самом деле конец?..

Вывернут Вегасом наизнанку И с нова в амфетаминовом психозе?

Вторник, девять утра… И сейчас, сидя в «Кафе Дикого Билла» на окраине Лас-Вегаса, я вижу все довольно четко. Только одна дорога ведет в Лос-Анджелес — 15-ая Межштатная, прямой путь, никаких обходных или пересекающихся маршрутов, отвязный. отчаянный скоростной прорыв через Бейкер, Барстоу и Берду; а затем по Голливудской Трассе прямо в неистовое забвение: просто еще один кислотный урод в Королевстве Уродов.

А ведь. между прочим, следующие пять или шесть часов я буду самой заметной фигурой на этой чертовой дороге зла — единственный от Бьютта до Тихуаны Шевро с откидным верхом цвета спелого красного яблока… выступающий на пустынном хайвее с полуголой, душевнобольной деревенщиной за рулем. Может, лучше надеть мою пурпурно-зеленую рубашку из Акапулько или вообще ничего?

В таком монстре не спрячешься при всем желании.

Поездка будет неудачной. Даже Бог Солнца на нее забил и впервые за три дня спрятался за облаками. Нет солнца, хоть ты тресни. Небо было серым и безжизненным.

Не успел я укрыться на расположенной в стороне от улицы, и потому мало посещаемой, стоянке «Дикого Билла», как услышал над своей головой рев. Посмотрев вверх, проводил взглядом взлетевший большой, серебристый, чистенький ДС-8: на высоте две тысячи футов над хайвеем он стремительно удалялся на восток. На борту ли Ласерда? Человек из «Life»… Есть ли у них все нужные фотографии? Вся фактура? Выполнили ли они свои обязательства?

Я даже не знаю, кто выиграл гонку. Может, никто. Мне лишь известно, что роскошный спектакль был сорван из-за какого-то жуткого бесчинства — оргии бессмысленного насилия, учиненной пьяными хулиганами, отказавшимися соблюдать правила.

Я захотел восполнить этот пробел в моей памяти при первом же удобном случае: достать «L. A. Times» и тщательно проштудировать спортивный раздел в поисках репортажа с Минт 400. Получить все «мясо». И написать репортаж самому. Даже в Бегах, в тисках чудовищного Страха…

Я знал — Ласерда улетел на этом самолете обратно в Нью-Йорк. Он сказал мне прошлой ночью, что рассчитывает попасть на первый же рейс.

Вот и он отчалил… а я застрял здесь, без адвоката, тяжело опустившись на красный пластиковый табурет в «Таверне Дикого Билла» и нервно потягивая «Бадвайзер» у стойки, очнувшись раннимутром в компании сутенеров и спецов по китайскому бильярду.. помещение заполонила такая братва, что я боялся просто взглянуть на свою огромную Красную Акулу, стоявшую за дверью. Я не мог так бросить эту блядь. Единственная надежда заключалась в том, что каким-то образом удастся проскочить на ней триста миль отсюда до Убежища. Но, дорогой Иисус, я выдохся! Я напуган. Я сошел с ума. Эта культура измордовала меня. Какого хуя я вообще здесь делаю? Это даже не репортаж, над которым я предположительно должен был работать. Мой агент меня от этого отговаривал. Все указывало на негатив — один злобный Карлик с розовым телефоном в Поло Ландж чего стоил. Надо было остаться там… все что угодно, лишь бы не это.

Ааахх… Мама.

Неужели, это и в самом деле конец?

Нет!

Кто играл эту песню? Неужели я действительно слушаю прямо сейчас эдакую хуйню по музыкальному автомату? В 9. 19 этого мерзкого тусклого утра в «Таверне Дикого Билла»?

Нет. Это звучит только в моем мозгу отголосок давно отгремевшего эхо болезненного рассвета в Торонто… много лет назад… полубезумный в другом мире… но разницы между ними никакой.

ПОМОГИТЕ!

Сколько еще ночей и странных рассветов может продолжаться это ужасное дерьмо? Как долго еще тело и мозг смогут терпеть это проклятое сумасшествие? Мучительную зубную боль, потение, сгущение крови в висках… набухшие маленькие голубые жилки под глазами, шестьдесят и семьдесят часов без сна… И теперь этот музыкальный ящик! Да, сомнений нет.. А кому он мешает? Очень популярная песня: «Как мост через беспокойную воду.. я остаюсь висеть, теряя надежду…».

БУУММ… Вспыхивающая паранойя. Какая паскудная, спятившая крыса может-играть эту песню — прямо сейчас, в такой щекотливый момент? Знает ли барменша, кто я такой? Может она разглядела мои глаза под этими зеркальными очками?

Все бармены вероломны, но вот эта ворчливая, не первой свежести толстуха, облаченная в ковбойский прикид, в широких рабочих брюках от Железного Мальчика… наверное, женщина Дикого Билла.

Господи, омерзительные волны паранойи, безумия, страха и отвращения — невыносимые вибрации этого места. Мотай отсюда. Беги… и внезапно обступивший меня со всех сторон мрак пронизала последняя вспышка маниакального практицизма: формальной проверки постояльцев в отеле не будет до полудня… и это дает мне. по крайней мере, два часа законного скоростного пробега, чтобы успеть выбраться из этого чертова штата, пока я не стал беглецом в глазах правосудия.

Поразительная удача. К тому времени как забьют тревогу, я уже буду мчаться, подыхая от скуки, где-то между Нидлз и Долиной Смерти, давя на газ и грозя кулаком Ефрему Цимбалисту — Младшему, хищно ринувшемуся за мной вдогонку на ФБРовском вертолете «Визгливый Орел».

ТЫ МОЖЕШЬ БЕЖАТЬ, НО НЕ СМОЖЕШЬ СКРЫТЬСЯ[1]

Иди ты на хуй, Ефрем, твоя мудрость — палка о двух концах. Насколько известно тебе и людям из отеля «Минт», я все еще протираю штаны в номере 1850 — согласно букве закона; и если не во плоти, то дух мой все еще там — в табличке «Не Беспокоить», вывешенной, чтобы пресечь наезд в зародыше. Горничные не подойдут и близко к комнате, пока это предупреждение висит на ручке двери. Мой адвокат все рассчитал: наряду с 600 кусками Гигиенического мыла, которые я все еще должен доставить в Малибу. Что из этого выжмет ФБР? Из Великой Красной Акулы, набитой кусками Гигиенического мыла? Все совершенно законно. Горничные дали нам мыло. Они подтвердят это под присягой… Или не подтвердят?

Конечно, нет. Эти горничные, предательские заразы, будут клясться на Библии, что их терроризировали двое вооруженных до зубов сумасшедших, угрожали им «Черной Тенью Винсента», пока они не отдали все свое мыло.

О Иисус, Холуйский Бог! Есть ли в этой таверне священник? Я хочу исповедаться! Я грешник хуев! Корыстный, жестокий, кровожадный, крупный, мелкий — называй это как тебе угодно, Господь… Я виновен.

Но сделай мне последнее одолжение: просто дай мне еще пять часов скоростной гонки, а потом опускай свою карающую десницу: позволь мне выбраться из этой отвратительной пустыни и избавиться от этой чертовой машины.

На самом деле я, черт возьми, не так уж много прошу, Господи, потому что конечная и невероятная истина заключается в том, что я не виновен. Все, что я сделал — воспринял твою бредятину серьезно… и ты видишь, куда это меня завело? Мои примитивные христианские инстинкты сделали меня преступником.

Припоминаю, что пока крался через казино в шесть утра с саквояжем грейпфрутов и фирменных маек «Минт 400», я повторял себе снова и снова: «Ты не виновен». Это лишь необходимая уловка, чтобы избежать тошнотворной и непристойной сцены. А ведь я, помимо прочего, не брал на себя никаких обязательств, связывающих по руками ногам; это производственный долг — ничего личного. И весь этот сволочной кошмар — ошибка вонючего, безответственного журнала. Какой-то идиот в Нью-Йорке подложил мне эту свинью. Это была его идея, Господи, а не моя.

А сейчас посмотри на меня: наполовину спятив от страха, я несусь на скорости 120 миль в час через Долину Смерти в тачке, которую никогда даже не хотел иметь. Ты, злобный ублюдок! Это твоя работа! Ты бы лучше позаботился обо мне, Господи, потому что если ты этого не сделаешь, я так и останусь у тебя бельмом в глазу.