Проклятие Гавайев - Томпсон Хантер С. - Страница 26

Эккерман тепло улыбнулся и протянул все еще блекло-синюю руку. Клерк помедлил, явно встревоженный трупной окраской плоти мистера Руперта… но на руке росли светлые волосы и висел золотой ролекс. Регистратор смотрел настороженно, но, казалось, уже расслабился. Мы производили четкое впечатление живых людей, не взирая на эксцентричное поведение.

– Очень приятно, мистер Руперт, – сказал он, – вылезая из-за стойки, чтобы пожать Эккерману руку, – мы окажем вам всестороннюю помощь.

– На нас ляжет вина за трагедию, если животное не удастся вылечить.

– Не волнуйтесь, – сказал клерк, – доктор Хо пользуется большим авторитетом. Именно поэтому мы выбрали его нашим терапевтом.

– Безусловно, – встрял я. – Он до сих лечит пор мою инфекцию от укуса осы.

Клерк невыразительно кивнул и положил на стойку бланк для кредитной карты, который учтиво подвинул Эккерману.

– Теперь не могли бы вы подписать здесь? – попросил он.

Эккерман что-то резво накарябал на бланке и взял у регистратора два ключа.

– 505-й был номером мистера Стедмана, – сказал клерк, – но мы открыли дверь в смежный 506-й – так что теперь в вашем распоряжении весь люкс Королевы Каламы – с баром и обширным пространством, необходимым для немытой собаки.

Мы поблагодарили его и пошли к лифтам, но он окликнул нас:

– Вы, конечно, понимаете, что этот люкс – запретная зона для всего персонала гостиницы.

Эккерман остановился на полушаге и медленно, как робот, развернулся на пятках. Улыбаться он перестал.

– Что вы имеете в виду под запретной зоной?

Клерк опять зашаркал к нам.

– Ну… э-э… думаю, дело в медицинской проблеме, мистер Руперт. Красные блохи вредны для здоровья. Мы не можем позволить нашим сотрудникам подвергаться опасности заразиться инфекционным заболеванием.

Он разволновался.

– Эти чертовы штуки переносят бактерии, – кричал он. – Красные блохи хуже крыс. Они переносят оспу. Переносят холеру, сифилис.

– Как на счет доставки в номер? – спросил я.

Клерк колебался. Глаза не фокусировали.

– Доставка в номер? – издал он эхо. – Э-э, да… ну… не волнуйтесь об этом. Никаких проблем, мистер Руперт. Вы получите полное обслуживание номера, какое вам будет угодно – единственное, мы будем оставлять все за дверью.

Он счастливо закивал, явно довольный своей находчивостью.

– Именно так, – продолжал он. – Номера не обслуживаются, но коридор, разумеется, здесь ни при чем – поэтому я просто порекомендую нашим людям в обслуживании ни под каким предлогом не входить внутрь. Они доставят все, что пожелаете к дверному проему, но не перейдут порог. Это вас устроит?

Эккерман задумчиво кивнул, как если бы ставил неутешительный диагноз. Вслед за этим он улыбнулся клерку и произнес:

– Само собой. Это единственное приемлемое решение, разве нет? Мы будем делать все перед дверью: никакого риска – никакой ответственности.

Это прозвучало вполне четко, и клерк усердно закивал.

Равно как и я, пока мы двигались к лифтам.

– Базовый канон всей англоговорящей юриспруденции, – прошептал я, – НИКТО не станет оспаривать эту истину!

– Точно, – сказал Эккерман. – Курс права в Оксфорде. Первое, чему нас научили.

– Очень ловко, – ответил я. – И предельно легально. Мистер Стедман хотел бы, чтобы все делалось именно так.

Эккерман пожал плечами:

– Поживем – увидим. Мы сможем нагнать километровый счет, прежде чем нас накроют – что-нибудь вроде пятисот долларов в день, учитывая доставку в номер и врачей. Блин, я только что выложил сорок восемь долларов наличными за эти блошеловки. Надо будет накинуть эту сумму на карточку Стедману.

– Сколько же ты взял? – спросил я, заходя в лифт.

– Две дюжины, – ответил он, – двенадцать тебе, двенадцать мне. Напялим по шесть на руку, как браслеты.

– Здравая мысль, – сказал я.

Двери лифта открылись, и мы вышли.

– Как ты расписался?

– "Руперт".

– И все?

– Ага. Правда, я навертел кучу завитушек, вволю позабавился с филигранью готического шрифта, – он опять пожал плечами. – А какого хрена? Все равно это подпись собаки. Я же не Руперт.

– Теперь Руперт. Ты ИМЕННО мистер Руперт, и как только ты об этом забудешь – окажешься в тюрьме Хило за мошенничество в гостинице. Это тяжкое преступление.

Он кивнул, поворачивая ключ в замке 506 номера.

– Ладно, ты прав. А псину мы переименуем.

– В Гомера, – сказал я. – Пес по кличке Гомер. Я возьму с доктора Хо что-нибудь типа письменных показаний.

– Вот именно. Как бы то ни было, это мудачье внизу не должно колыхать, как нас зовут. Они нам что угодно на блюдце с каемкой притаранят, лишь бы ральфовская кредитка авторизовывалась.

– Господи, – добавил он, – а Ральф вообще вовремя оплачивает счета?

– Может, и нет. Сколько нам потребуется времени?

– Немного. Я смогу упаковать все всходы за три дня – меня, кстати, устраивает эта параша с "запретной зоной"; нам не придется дергаться из-за прислуги.

Я кивнул. Это была другая сторона медали, и меня она беспокоила. Я знал, что мы управимся с собачьей проблемой и даже с риском внесения нового имени чау-чау и Ральфовской кредиткой, но я совершенно не разделял той легкости, с которой Эккерман планировал использовать лучший номер отеля "Король Камехамеха", что в самом центре Коны, как склад урожая марихуаны. Он хотел нанять уплотнитель отходов и спрессовать целый сад марихуановых кустов до размеров телевизора.

– Сколько там у тебя? – спросил я.

– Немного. Килограммов двести пятьдесят.

– Сколько? Двести пятьдесят? Это чересчур. Нас раскусят. И примут.

– Не стоит волноваться. Весь люкс занесен в запретную зону. Они не имеют права переступить порог.

– Херня это все. Из-за двухсот пятидесяти кило они переступят через что хочешь. Последнее, что нам сейчас нужно – это парад банчей в номер и обратно. На нас набросится весь город. Мы спровоцируем смуту в обществе. Одно дело красные блохи, но…