Анатомия одного развода - Базен Эрве - Страница 41

Клочки бумаги, разорванной на восемь частей, брошенные Розой в мусорную корзинку, а затем тщательно склеенные Алиной, содержали загадку: Надз, Цветочная, д. 18 и, видимо, обозначали что-то важное. К тому же, вместо того чтобы пойти домой, дети вскочили в автобус. Стало быть, нужно сразу ехать следом.

Спидометр в старой колымаге Алины показывал 104 567 километров; сиденья в машине были засаленные, продавленные, а чехлы пропитаны неистребимым запахом, который, несмотря на опрыскивание всевозможными освежающими средствами, не выветривался. Лишь одно достоинство имела машина — она была серой и не бросалась в глаза. Дети и не подумали обратить внимание на этот автомобиль, выделить его из потока других машин, как не узнали на расстоянии свою мать, надевшую на голову косынку, темные очки и старое пальто Жинетты. Если вы содержите этакую «гостиницу с рестораном», которую неизвестно почему называют семьей, постояльцы редко дают вам передышку, но зато ваше отсутствие объясняют лишь хозяйственными нуждами; когда из-за нехватки денег у вас нет гаража и машину приходится ставить на улице в ста метрах от дома, вы можете отправляться в любом направлении и следить за кем угодно, не вызывая подозрений. Задача, конечно, неблагодарная, но такова печальная необходимость. Право на опеку и сама опека соединены, как чайник и вода, которая может испариться. Когда у вас четверо деток которые подрастают и вот-вот разбегутся в разные стороны, надо все-таки знать, где они находятся.

Что касается Леона, то с ним не так сложно. Пять лет учебы — пять лет отсрочки. Ей удалось узнать, кто его подружка — это дочка почтового чиновника, студентка фармацевтического факультета и так же, как и он, член французского спортклуба. К тому же она соседка, приметившая Леона здесь, в этом квартале, ее можно и домой пригласить — только стоит ли разочаровывать девушку, которая живет в лучших условиях (к тому же Леон любит тайны).

А вот что творится с Агатой? Мотоцикл у Марка — просто дьявольская машина с бешеными скоростями и потрясающей меневренностью, за ним не угонишься, но и те соперники Марка, которые катали Агату на мотоциклах «альпин» или «хонда» — а это все равно что прогуливаться пешком, — тоже не давали повода делать какие-то выводы. Пару поцелуев Алина как-то приметила, выследив однажды дочь в парке со светловолосым атлетом, другой раз на террасе кафе с каким-то ретивым брюнетом — все это доказывало, что юная искательница приключений относится к любви, как к своим выпускным экзаменам, — в общем-то довольно поверхностно. Во всяком случае, тут не вмешаешься. Как просто было бабушке Ребюсто давать советы из Шазе: Меня беспокоит то, что я узнала о старших; не позволяй им делать все, что захотят. А Эмма выражала другую точку зрения и, конечно, несколько преувеличивала, утверждая: То, что некогда называлось девичьей добродетелью, исчезает гораздо быстрей, чем их привязанность. Любовник похищает у вас не только невинность вашей дочки, но и ее самое: вот тут и начинаешь думать, что главное — это не допустить, чтобы дитя всерьез увлеклось. Пусть позабавится малышка Агата, пусть поиграет с опасностью, лишь бы только поразмыслила над примером самой Алины, столь ясно доказавшим, что самое большое несчастье часто таится именное законном браке; бабушка, конечно, прожила всю жизнь в условиях воздержания и законного супружества, потому и написала: Слыхала, что ты дурно отзываешься о брачной жизни; если твой союз оказался неудачным, это не значит, что надо отвращать от брака дочерей.

Автобус проезжал одну станцию за другой, выпуская по пути лицеистов и машинисток, и добрался до района Нейи-Плезанс. Вот еще новые заботы с Розой и Ги. После того как они, нарушив материнский запрет, навестили маленького братца, пришлось держать их в узде и контролировать строже. Но попробуйте-ка урезонить детей, если их через каждые две недели может затребовать к себе отец! В семье они как-то отделились, ведут себя обособленно. Роза увлечена ролью покровительницы Ги, и он ей охотно подчиняется, слушается ее, повторяет с ней уроки, и оба они как бы находятся в изгнании, ожидая лучших времен. Ведут себя тактично и даже чересчур вежливы, стараются быть незаметными, словно призраки, но подчинить их можно лишь силой судебных решений. Выбросить блокнот с пометками, которые делает Роза? Бесполезно: она со всего сняла фотокопии в автомате на вокзале. Переводить дома стрелку стенных часов, чтобы Луи томился у двери в дни посещений? Тоже бесполезно: волшебным образом стрелки забегают вперед или же радиостанция «Люксембург» шумно сообщает точное время. Алина заставила Ги изучать в школе катехизис, чтобы донять этих безбожников Давермелей, но мальчишка заявил викарию, что в случае развода отношение ребенка к религии должно остаться без перемен и что его отец не согласен с матерью в этом вопросе. Тем не менее Ги все-таки зачислили в группу, изучающую катехизис. Но он устроил так, чтобы его оттуда выгнали, процитировал шиворот-навыворот Символ веры: Я не верю ни в бога-отца Всемогущего, ни в Иисуса Христа, его единственного сына… Алина знала, где искать подсказчика. Она устроила в этот день такой разнос! Но тотчас же в ответ раздался телефонный звонок от Луи и посыпались упреки мэтра Гренд, которая упорно твердила Алине: Остерегайтесь, не давайте поводов для обвинений. Алина остерегалась. По некоторым признакам — высокомерная повадка, частые опоздания домой, переглядывание и даже проявления подчеркнутого сочувствия к ней — она убедилась, что против нее готовятся козни.

Автобус снова остановился. Из него вышел какой-то допотопный кюре в сутане и шляпе с загнутыми полями, а затем Роза и Ги, видимо уже знакомые с этим районом, потому что, ни минуты не задерживаясь, они пересекли улицу и быстро прошли туда, где на зеленой лужайке среди круглых серых валунов, расположенных кучно, как яйца в корзине, стояло несколько домов. Здесь было несколько подъездных дорожек, и пока Алина освоилась в этом лабиринте и пристроила свою машину, дети успели исчезнуть из виду. Надписи гласили, что это действительно Цветочный городок и сквер Ламартина. Наконец Алина разыскала комнатку привратницы, но там никто никогда не слыхал про мсье Надза, да еще проживающего в доме 18 который записан на имя мадамуазель Пьервен Д 18, стало быть, означало совсем иное, может — до восемнадцати часов? Алина бродила от одного здания к другому, между игравшими здесь детьми, тщательно искала своих, а они все не появлялись. Когда стемнело, Алина решила ехать обратно, но обнаружила, что спущено колесо. Лишь к девяти часам вечера она вернулась домой, очень усталая, готовая устроить скандал и потребовать решительных обьяснений. Но Роза уже точными и бесшумными движениями кончила накрывать на стол, так что ни одна тарелка не звякнула; Агаты еще нет дома, Леона также, значит, у Алины нет союзников. Роза подошла к матери, сказала: Извини, пожалуйста, мама! Вот, все готово. Тебе сколько яиц, одно или два? Алину растрогало усердие этого робота: дочка, не прерывая своих трудов, поцеловала ее и, несмотря на странное опоздание матери, ни о чем не спросила. Алина решила не выдавать себя и тоже не задала ей никаких вопросов.

ИЮНЬ 1968

Жасмин и пионы не соизволили дождаться этого дня, лепестки их преждевременно облетели на пожелтевший от летнего зноя газон. Но ласточки взмывали в небо, голубое, как по заказу. Через широко открытую калитку можно было войти в сад или уйти оттуда по своему желанию, устроиться, где захочется, постоять перед стойкой деревенского буфета с царствующим посередине бочонком «божоле», капавшим на скатерть. Праздник продумали заранее, как и состав приглашенных. Все тут учли. Надо было проявить некоторые знаки внимания к соседям, отметить с запозданием не только новоселье, устроить своего рода светские крестины Феликса, а также отпраздновать традиционный День отцов, доставить удовольствие клиентам и владельцам фирмы «Мобиляр», вернуть семье некоторых друзей; возможно, тут было еще намерение выйти из изоляции, из своего рода гетто, в коем обычно вынуждена пребывать незаконная чета, которая впоследствии становится узаконенной в ущерб предыдущему брачному союзу; поэтому необходимо какое-то время, чтобы люди привыкли к мысли, что новая семья существует.