Анатомия одного развода - Базен Эрве - Страница 25

— Эмма, извините меня. С тех пор как Четверка уехала, я по ночам не смыкаю глаз. Хотела немного почитать в ожидании вас, но задремала за столом.

— Что же такое усыпляющее вы читали? Эмма идет в гостиную и находит старый томик в переплете соломенного цвета: «Развод» Бурже.

— Я нашла эту книжечку в библиотеке у папы, — объясняет Алина.

— Вижу, — говорит Эмма. — Клюнули на название. Книга давняя. К тому же для вас вопрос о том, стоит разводиться или нет, уже решен. Как, впрочем, и другое — нужно ли менять формальности, связанные с разводом. Все это у вас позади, а потом, что ни говорите, главное в разводе — последствия. А тут больше всего дает опыт. В клубе — вы сами в этом убедитесь — люди знают о жизни больше, чем сказано в книгах. Ну что, пошли?

Алина давно уже говорила об этом и столь же долго лребывала в нерешительности. Товарищества пьяниц, бывших заключенных, душевнобольных, наркоманов есть повсюду, и предложение войти в число членов клуба «Агарь» — группы, которая состоит наполовину из матерей-одиночек, наполовину из разведенных жен, создавших, впрочем, довольно обширное сообщество, вызывало у Алины ощущение, что она должна примкнуть к братству неудачниц. К тому же клуб — это клан; ее кланом всегда была семья. Если она в конце концов уступила настояниям Эммы, то сделала это, чтобы воспользоваться советами, которые бы ее успокаивали.

В сумочке у Алины лежала записка от Агнессы Губло — президентши клуба: «Дорогая сестра, мне о Вас говорили. Мы ждем Вас в субботу вечером на нашей встрече у меня дома, на улице Пиренеев…»

— Она очень энергична, — разъяснила Эмма. — После первого замужества у Агнессы осталась девочка. Потом она вышла замуж во второй раз: остался мальчик. Два развода. Отцы скрылись и не помогают. Но она устроилась неплохо, открыв посредническое агентство. И по ее же инициативе был создан клуб «Агарь»… в память Агари, рабыни Авраама, которую этот подлец изгнал в пустыню вместе с сыном Измаилом, когда Сарра родила ему Исаака.

Обо всех этих деталях из жизни древней Иудеи Алина, уроженка Анжу, думала со смущением, пока лифт поды мал их на седьмой этаж в квартиру Агнессы, где она собирала «сестер». Лифт остановился, Алина толкнула дверь, намеренно оставленную полуоткрытой, чтобы нерешительные заходили, не стесняясь, и ее удивил донесшийся громкий смех. Какая-то особа, вовсе не уродливая, но косоглазая, стояла с рюмкой в руке среди самых разных женщин: молодых, постарше и совсем пожилых. Она веселым голосом скороговоркой рассказывала:

— Клянусь вам, он шептал мне, прижав руку к сердцу: Больше всего я любил твои глаза. Но после несчастного случая, с тех пор как левый и правый смотрят в разные стороны, не могу ничего с собой поделать. Ты стала для меня как бы другой женщиной. А я-то, дуреха, еще успокаиваю его: Пусть это тебя не тревожит. Я вставлю вместо него стеклянный. Тогда он как гаркнет: Ты с ума сошла! Ты же окривеешь!

Вновь раздался смех — некоторые язвительно хихикали, другие хохотали более откровенно, даже на самых старых лицах морщины словно разгладились.

— Кроме шуток, — сказала маленькая толстуха, — веселье порой самая лучшая защита. Когда обманутые святоши жалобно вздыхают, мне становится тошно. Из послушаешь, и частенько создается впечатление, что рты им даны лишь для передачи сплетен и что каждая из нас обязана процитировать целую сцену из «Нескромных сокровищ» Дидро. А мы ведь — группа взаимопомощи собираемся не для того, чтобы анализировать наши промахи на семейном поприще.

— Правильно! — восклицает невысокая женщина пробираясь сквозь толпу, и спрашивает: — вы Алина Ребюсто, не так ли? Меня зовут Агнесса.

Алина невольно хмурится. Но президентша уже крепко сжала ее локоть и продолжает:

— Не обижайтесь. Ваша девичья фамилия — единственное, что мы хотим знать, тем более что для простот мы называем друг друга по имени. Добро пожаловат в наш клуб! Я не буду вас представлять. Обойдите всех. Каждая сама о себе расскажет.

Произошло примерно то, чего Алина опасалась: исповеди в духе: Я действительно выпиваю. Хорошо еще, что признания делались не с эстрады, а вполголоса, на ушко. Только стены вели себя вызывающе. Алина озадаченная смотрела на большое панно, гласившее:

Вы попали в хорошую компанию!

Геракл покинул Деяниру ради Иолы.

Авраам покинул Агарь ради Сарры.

Давид покинул Мелхолу ради Вирсавии.

Карл Великий покинул Гильдегарду ради Дезидераты.

Людовик Седьмой покинул Альенору ради Констанции.

Филипп-Август покинул Ингеборг ради Агнессы.

Генрих Восьмой покинул Екатерину ради Анны.

Наполеон покинул Жозефину ради Марии-Луизы.

Но Эмма, наставница Алины, не дает ей ни минуты, чтобы понять — это наивность или юмор?

Вот женщина лет сорока, бесцветная, костлявая, пронзительным голосом представляется, называя свое имя и занятие.

— Мария, три дочери. Бакалейщица. Вернее, прежде этим занималась. Муж до того, как сбежать, пропил все. Сейчас хожу по домам, убираю.

А вот — молодая женщина с длинными, давно не крашенными волосами.

— Я — Амелия, студентка юридического факультета. Чтобы прокормиться, нанимаюсь посидеть с чужими детьми. А для своего мальчика у меня нет времени. Его отец бросил нас на следующий же день после рождения сына.

Еще одна молодая женщина, на лбу у нее татуировка.

— Тахар, судомойка. У меня мальчик и девочка. Мой дружок итальянец вернулся к себе в Неаполь.

Запавшие от усталости глаза этих трех женщин говорят об их жизни, полной невыносимых тягот. Но вот толстая тетушка с тройным подбородком.

— Адриенна. Могла бы освободиться, моя милая, от своего муженька и пораньше, до того, как он меня стукнул. Сейчас он отбывает свои три года за побои и увечья. Я торгую устрицами, и, если бы не болели у меня ноги, мне жилось бы совсем неплохо.

Парад-алле продолжается. Вот медсестра — главная надзирательница в психиатрической больнице.

— Пятнадцать лет замужем и пятнадцать лет одна. Две дочки, вон та, что сидит слева, пошла по моим стопам.

Упомянутая ею дочь, видимо, оставлена мужем недавно, она едва открывает рот, называя свое редкое имя: Флавиенна. Алина подымает голову и замечает на стене еще панно:

РАЗВОД По чьей вине?

По вине мужа-41%

По обоюдной вине — 32%

По вине жены — 27%

БРОШЕННЫЕ СЕМЬИ По чьей вине?

Женщины — 15% Мужчины — 85%

Эмма тоже с удовлетворением созерцает эту статистику.

— Ну, теперь вам ясно, а? — роняет она. — Цифры весьма красноречивы.

— Мужененавистничество ничуть не лучше женоненавистничества, — говорит одна из соседок в форме стюардессы, строго застегнутая на все пуговицы. — Я, представьте себе, вхожу в те двадцать семь процентов. Но это произошло чисто случайно. К тому же не пойман — не вор. Ведь так? Если доказательство помогает выявить виновника, оно не оправдывает человека, который им воспользовался.

Сколько их тут? Эмма уточняет: сегодня присутствует едва ли четверть всех записавшихся в клуб. Две, пять, еще десять «сестер» представляются: одни — болтушки, другие — молчаливые, почти каждая сообщает, сколько у нее детей, некоторые называют сумму получаемого пособия. Старейшина клуба представляется после всех: это старуха с пожелтевшим шиньоном, нашпигованным выпадающими шпильками. Если у ее коллег исчезли с пальцев обручальные кольца, то у нее оно красноречиво висит на шейной цепочке в виде украшения. Старуху зовут Катрин, в шестнадцать лет она вышла замуж, в шестьдесят шесть отпраздновала золотую свадьбу и вот в шестьдесят восемь поставила своеобразный рекорд — самый поздний развод. Тем временем президентша Агнесса хлопает в ладоши, требуя тишины. Амелия, исполняющая обязанности секретаря, объявляет, что сегодня не будет ни демонстрации фильмов, ни обсуждения, а будут изложены лишь некоторые соображения, которые могут быть многим полезны. Дамы расселись, кто где мог. Президентша снова хлопнула в ладоши, чтобы прекратить шепот.