Твин Пикс: Расследование убийства. Книга 1 - Томпсон Джон - Страница 29

Лора сняла со своей шеи серебряную цепочку, на которой было подвешено небольшое золотое сердечко, составленное из двух половинок.

— И теперь, Джозеф, — сказала тогда она, — мое сердце будет принадлежать тебе.

Она легко разделила две половинки сердечка и одну протянула парню.

— Спасибо, Лора, эта половинка твоего сердца будет теперь всегда со мной.

На лице Джозефа блуждала счастливая улыбка — ему не хотелось оставлять воспоминания.

Дэйл Купер пристально смотрел на Джозефа. Тот, наконец, понял, что все-таки ему нужно ответить хоть что-то. И не важно, поверят ему или нет. Главное было — хоть что-то сказать. И он тяжело промолвил:

— Я не знаю, сэр. Я не могу вам этого сказать, в самом деле не могу.

Донна Хайвер сбежала по лестнице из своей спальни в гостиную. Посреди гостиной у низкого стола, в инвалидной коляске сидела ее мать с большим альбомом на коленях. Она что-то аккуратно раскрашивала маленькой кисточкой на большом листе. Донна остановилась в нескольких шагах.

— Доброе утро, мама, что опять очень сильно болят ноги? — спросила девушка.

— Здравствуй, родная. Как видишь, я опять сижу в инвалидной коляске.

— Мама, а почему ты меня не разбудила. Ведь мне сегодня утром нужно было идти к шерифу. Он хотел со мной поговорить, — сказала Донна.

— Утром позвонили от шерифа и сказали, что сегодняшняя встреча отменяется.

Донна удобно устроилась рядом с матерью на низком мягком пуфике.

— Мы тебя не разбудили потому, что хотели, чтобы ты хорошо отдохнула. Ведь ночью ты так сильно плакала во сне…

Донна с удивлением посмотрела на мать, как бы не веря ее словам. Но взгляд миссис Хайвер был полон любви и внимания к своей дочери.

— Это правда, мама?

— Знаешь, дочь, мы так переживаем за тебя, — миссис Хайвер взяла руку дочери, погладила ее ладонь и легонько сжала, — мы с отцом очень переживаем за тебя,

Донна.

— Мама, я думаю, что ты поймешь меня. Это, может быть, тебе покажется очень странным. Получается, что я должна грустить, а у меня совсем другое на

строение.

— Что ты говоришь, дочка? Я никак не могу тебя понять, дорогая.

— Знаешь, мама, мне кажется, что я одновременно вижу и прекрасный сон и ужасный кошмар.

Дочь и мать несколько мгновений внимательно смотрели в глаза друг друга.

Между ними были очень хорошие отношения и Донна привыкла рассказывать все свои самые сокровенные переживания матери. А женщина относилась к дочери с большим пониманием и уважением. Она всегда ее выслушивала, всегда помогала нужным советом. А если она не могла подсказать правильное решение, то просто поддерживала дочь своим участием.

— Отец мне сказал, что вчера ночью ты ушла для того, чтобы встретиться с Джозефом.

— Но это между нами, мама, — Донна погладила по руке миссис Хайвер.

— Ну конечно, дочь, это все останется между нами, — женщина приготовилась услышать что-то очень сокровенное, очень тайное от своей дочери. И она боялась лишним словом или движением помешать дочери поделиться с ней секретом.

— Лора и Джозеф встречались последние два месяца, но об этом никто кроме меня не знал, — сказала Донна, пристально глядя в глаза матери. — Он так хорошо влиял на нее. Но ты, мама, даже не представляешь, насколько Лора запуталась. Вчера ночью я обязательно должна была его увидеть. Ведь мы с Джозефом были

самыми близкими для Лоры людьми. Теперь я чувствую себя так неловко, у меня на душе буквально кошки скребут.

— Но почему, почему, ангел мой? — женщина прикоснулась к волосам дочери, — почему, ты можешь мне рассказать. Ведь я никому ничего не скажу.

— Да, да, мама, я могу и хочу рассказать тебе все.

— Ну, тогда говори, я слушаю, — голос миссис Хайвер сделался очень ласковым.

— Потому что мы с Джозефом поняли, что все это время постепенно мы начинали любить друг друга. У меня теперь такое странное ощущение, как будто я предала мою лучшую подругу.

На лице Донны блуждала растерянная улыбка, на глаза наворачивались слезы. Было трудно понять, то ли

То ли слезы от горя, что погибла ее лучшая подруга, то ли это слезы радости, что девушка, наконец, встретилась с любовью.

— И если это правда, то почему же я так счастлива? — Донна виновато улыбнулась. Женщина сокрушенно опустила голову и крепко сжала руки дочери.

— Дорогая моя, — сказала миссис Хайвер, — жизнь очень сложная и порой так тяжело отделить добро от зла и понять, кто виноват, а кто прав…

Донна подалась к ней и упала на колени, тихо плача. Миссис Хайвер принялась гладить дочь по волосам, говоря:

— Дорогая, поверь мне, что все будет хорошо, все уладиться.

— Правда, мама? Ты так думаешь?

— Конечно, родная. Все станет на свои места.

— И мне будет легче?

— Да, обязательно. Горе не может быть бесконечным.

— Но почему же мне тогда так больно?

— Потому что погибла твоя подруга, потому что ты думаешь, будто ты виновата перед ней…

— А разве нет моей вины?

— Конечно, нет. У каждого своя судьба.

— Мама, а мы будем вместе с Джозефом?

— Время покажет.

Мать и дочь еще долго говорили о том, как они любят друг друга, что не нужно сильно переживать, не надо плакать. Что, в принципе, жизнь не такая уж скверная штука.

Донна вздрагивала все реже и реже.

А когда она оторвала свое заплаканное лицо от колен матери, оно было светлым и чистым, и на нем блуждала радостная умиротворенная улыбка.

После допроса Джозефа Хэрвэя по коридору полицейского участка озабоченно прохаживались Дэйл Купер и Гарри Трумен. Они уже успели выпить по чашке крепкого черного кофе и съесть по два бутерброда, приготовленных заботливой секретаршей Люси.

За кофе Дэйл Купер, не переставая, восхищался местной кухней, красотами пейзажей окрестностей Твин Пикса. Больше всего внимания он уделил удобствам своего номера в отеле, порекомендованном ему Гарри Труменом.

— Слушай, Гарри, — говорил специальный агент ФБР, — я смотрю, ты здесь очень неплохо устроился.

— О чем это ты, Дэйл?

— Да вот, все вокруг тебя тут бегают, суетятся, варят тебе кофе, приносят тебе домашние бутерброды…

— Да, просто у нас очень добрые и отзывчивые люди.

— Ну об отзывчивости ваших людей ты бы лучше не говорил. Если бы они были такими добрыми, я бы здесь не оказался.

— Да нет, Дэйл, я о другом, просто все, кто работают у меня в полицейском участке люди не случайные. Я их долго отбирал.

— А-а, ну понятно. Они прошли, наверное, длительное собеседование с тобой. И я смотрю, вы хорошо притерлись друг к другу.

— Ну да. В общем-то, все относятся ко мне неплохо, и я отвечаю своим подчиненным тем же.

— Да, хорошо тебе живется. Я бы не отказался занять твое место.

— Ну, ладно, ладно, Дэйл. Не надо меня подсиживать. Твоя должность тоже, по-моему, неплохая. Да и платят тебе, видимо, побольше, чем шерифу.

— Давай о деньгах не будем. А бутерброды действительно замечательные.

— Люси просто мастер по бутербродам, каждый день готовит какие-нибудь новые и кормит ими весь полицейский участок. Хорошая девушка. Правда, она несколько нервная и заторможенная…

— Слушай, шериф, а она этими своими бутербродами и задержанных кормит?

— Ну знаешь, разные есть люди…

— Но зато она очень прилежная и исполнительная. И если ей что-нибудь поручить, то можно быть уверенным, что свое дело она доведет до конца во что бы то ни стало.

Гарри покосился на стеклянную перегородку, за которой сидела Люси. Та явно прислушивалась к разговору своего шефа с Купером. Но когда Дэйл повернул голову в сторону Люси, та тут же схватила телефонную трубку, показывая, что она очень занята работой и ей не до шефа и не до специального агента ФБР.

Мужчины еще некоторое время постояли у окна, полюбовались на голубоватый горизонт, на озеро, на серое небо. Вокруг озера по берегу росли гигантские темно-зеленые ели.

— Слушай, Гарри, так как, ты говоришь, они называются, эти мохнатые красавицы?