Сказительница - Криспин Энн К. - Страница 40

— То, которое мы испытали, было совершенно реально, — ровно ответил Алон. — И если мы упадем в одну из открывшихся щелей… нас ждет смерть. — Только глаза выдали его истинные чувства — страх, такой же, как у нее.

Эйдрис глотнула, решительно подавив ужас, который стремился овладеть ею, заставить с криком бежать сломя голову.

— Понимаю. Так… в какую сторону? Солнце нам не помогает, и все направления кажутся одинаковыми.

— Сюда. — Алон показал на промежуток между двумя высокими красноватыми шпилями. — Иди за мной и не ступай в сторону.

Он передал ей повод Монсо и повернулся, собираясь идти. Неожиданно остановился.

— Можно мне взять твой посох? Кванская сталь в голове грифона может предупредить от неверного шага.

Она молча протянула ему посох. Алон перевернул его, так что голова грифона нацелилась вниз. И пошел.

Эйдрис следовала за ним, не поднимая взгляда от земли, ступала на те же места, что и он. Монсо она держала на коротком поводу, заставляя кеплианца идти рядом. К счастью, рана мешала жеребцу делать его обычные длинные шаги.

Но даже крайняя осторожность не спасала от ошибок. Поверхность была усеяна камнями, которые, казалось, сами пододвигаются ей под ноги, чтобы она споткнулась и упала. Еще одним препятствием оказалась серая мертвая растительность, она цеплялась за ноги, замедляла движение, как ни старалась девушка ее избежать. Несколько раз Эйдрис едва не упала. Однажды только повод Монсо спас ее от падения с крутого утеса.

Скоро сказительница начала пошатываться, она морщилась при каждом шаге. Глаза болели от горячего медного сияния сверху, но девушка мигала только тогда, когда боль становилась невыносимой: она боялась, что если хоть на мгновение закроет их, потеряет верную тропу.

Даже со своим истинным зрением Алон справлялся не намного лучше. Его сапоги предназначались для верховой езды, а не для долгой ходьбы пешком. Даже и без иллюзии это помешало бы ему. Скоро он захромал.

Молодой посвященный делал несколько неуверенных шагов, потом останавливался и разглядывал неровную обожженную местность впереди, посохом ощупывал землю под ногами.

Несколько раз он негромко говорил что-то, протягивал руку, и Эйдрис видела, как с его пальцев срывается фиолетовое свечение, собирается в тонкий луч и устремляется вперед, прокладывая дорогу, но исчезает в десяти-пятнадцати футах. «Если он сможет и дальше так обозначать истинную тропу, мы выйдем из этого лабиринта», — с облегчением подумала она.

Но скоро поняла, что использование силы для поиска дороги опасно ослабляет ее спутника. Каждый раз, как он призывал свечение, круги вокруг его глаз становились темнее, рот западал, кожа на щеках натягивалась, и вскоре перед ней была только тень человека, которого знала Эйдрис. Пот проделал дорожки в пыли, покрывавшей его лицо; тонкая рубашка промокла и прилипла к телу.

Сказительница подавила чувство жалости, холодно напомнив себе, что именно он завел их в это опасное место. Краем сознания она поражалась собственной черствости, но с гневом заставляла себя ожесточиться, чтобы продолжать переставлять одну ногу за другой, все снова и снова, бесконечно.

Они двигались медленно, и постоянные остановки, когда Алон отыскивал верную дорогу, их еще более замедляли. Над головой медное небо не менялось; жар давил на них, как плотное одеяло. Жажда вскоре превратилась в пытку.

У путников было три фляжки с водой; этого вряд ли достаточно для дня пути, учитывая, что Монсо тоже нуждается в воде. Но в заколдованной земле Яхне вода встречалась только в грязных пенных лужах с таким отвратительным запахом, что ни одно живое существо не решилось бы пить из них. Иногда попадались ключи, бьющие из глубины земли, испуская обжигающие пары серы.

Наконец, после перехода, длительность которого измерялась только возрастающей жаждой и болью в ногах, Алон остановился.

— Немного отдохнем… — прохрипел он. — Воды…

Колени его медленно подогнулись, он опустился на землю и сидел неподвижно, опустив плечи, повесив голову от усталости.

Сказительница тоже остановилась, достала сумку с продуктами и воду. Протянула фляжку Алону. Тот смотрел на нее покрасневшими и помутившимся от усталости глазами, словно не видя.

— Возьми, — сказала она, вытаскивая пробку. — Вода. Попей, Алон.

Уловив запах воды, кеплианец негромко заржал, раздувая ноздри. Посвященный поглядел на фляжку, глубоко вздохнул, и глаза его приобрели осмысленное выражение. Он покачал головой и вернул воду Эйдрис с попыткой сделать широкий вежливый жест.

— Сначала ты, леди, — произнес он хриплым, еле слышным шепотом.

Не в силах спорить, она послушалась, почувствовала, как теплая вода течет по горлу, как вкуснейшее вино со стола высокого лорда. Проведя языком по потрескавшимся губам, чтобы поймать последние капли, Эйдрис снова протянула фляжку спутнику.

Но Алон по-прежнему отказывался пить.

— Эй, парень… — сказал он, подтаскивая кеплианца за повод, так что тот остановился прямо над ним. — Ты тоже хочешь пить…

Алон взял свою кожаную куртку и расстелил на коленях, так что образовалось углубление. Потом осторожно вылил половину фляжки в это импровизированное корыто. Монсо с шумом принялся пить. И только когда жеребец слизал последние остатки жидкости, Алон поднес фляжку к губам и немного попил.

Посвященный вылил последние капли из опустевшей фляжки жеребцу. Потом покормил его хлебом. Явно заставляя себя, и сам проглотил несколько кусочков, стараясь широко не раскрывать потрескавшийся окровавленный рот. Мрачно жевал и глотал. Но когда протянул кусок сказительнице, она покачала головой.

— Не могу. Хлеб такой сухой.

— Ну, тогда немного фруктов, — сказал он, увидев пакет, который дала им Дахон. — Тебе понадобятся силы, Эйдрис.

Слишком уставшая, чтобы спорить, она пожевала сладкий плод. Это не улучшило ее настроение, но силы постепенно возвращались в измученное тело.

С тупым удивлением она смотрела, как Алон открыл вторую фляжку и щедро налил воды коню. Когда Эйдрис сделала легкое протестующее движение, он покачал головой.

— Мне приходилось бывать в таком положении, госпожа. Слишком суровое ограничение принесет больше вреда, чем добра. Лучше попить сейчас, используя оставшиеся силы, чем беречь воду, пока она нам вообще не понадобится.

Вспомнив, что отец как-то говорил ей что-то подобное, сказительница кивнула, взяла вторую фляжку и отпила. По ее настоянию он тоже сделал несколько небольших глотков, потом тщательно заткнул пробку.

— Далеко ли мы прошли? — прошептала девушка, стараясь без необходимости не двигать пересохшими губами. — Сколько еще до конца этого места?

Алон мрачно пожал плечами.

— Мы прошли дальше, чем Яхне считала возможным, — ответил он. — В этом я уверен. Путь проходит через этот холм. — Он указал. Эйдрис видела, что его рука дрожит, несмотря на усилия юноши сдержать дрожь.

— Какой холм? — прошептала она.

— Ты его не видишь?

— Конечно, нет. — Прежний гнев заставил ее голос прозвучать резко. — Вижу только заросли сухих кустов, переплетенных колючими лианами. Они так сплетены, словно это гобелен на стене большого зала крепости.

Алон задумчиво посмотрел на нее.

— Заросли — иллюзия.

— Поверю тебе на слово. — Голос ее по-прежнему звучал резко, хотя Эйдрис сама не понимала, что ее раздражает. Может, заклинания волшебницы заставляют ее испытывать раздражение и беспомощность? Или гнев на Алона, который завел ее в ловушку Яхне? Она не знала. Под его внимательным оценивающим взглядом она вызывающе сжала рот и отвернулась, разглядывая растительность, которая, как утверждает Алон, вообще не существует.

— А мы почувствуем эти колючки? — шепотом спросила она, со страхом глядя на острые шипы. — Или иллюзия действует только на зрение?

— Боюсь, она более ощутима, — ответил посвященный. — Монсо я могу завязать глаза, но ты… — Он покачал головой.

— Если попытаюсь пройти, меня освежуют живьем… — пробормотала она, глядя на злые острия. — Может, если мне тоже закрыть глаза… — Она вопросительно посмотрела на спутника.