Кидалы - Томпсон Джим - Страница 6

– В Ла Джолле неплохо в любое время года. А ты уверен, что тебе хватит денег?..

– Ты опять за свое, – предупредил он. – Еще слово, и у тебя будет самая красная попка в Ла Джолле. Люди подумают, что солнце садится второй раз за день.

– Да кто тебя боится!

– А ну катись отсюда! Давай, ползи обратно в свою нору. Ты из меня всю душу вынула, и я на тебя растранжирил деньги, которые копил всю жизнь, а теперь ты еще хочешь заговорить меня до смерти.

Она тихонько засмеялась и встала. Одевшись, опустилась на колени у его кровати, чтобы поцеловать на прощанье.

– С тобой все в порядке, Рой? – Она убрала пряди волос с его лба. – Ты такой бледный.

– Боже, – простонал он. – Эта женщина уйдет когда-нибудь? Сначала довела меня до ручки, а теперь говорит, что я бледный!

Она ушла, улыбаясь, очень довольная собой.

Рой поднялся с кровати. Пошел в ванную и заметил, что ноги у него дрожат. Вернувшись, рухнул в постель и впервые с тревогой подумал о своем здоровье. Откуда взялась эта странная слабость? Разумеется, не из-за Мойры – дело привычное. И не потому, что за последние три дня он почти ничего не ел. С ним и раньше случалось такое, когда кусок в горло не лез, но сейчас еда не задерживалась в желудке и выливалась обратно в виде коричневатой жидкости. Это было странно, потому что он не ел ничего, кроме мороженого и молока.

Он наклонился и осмотрел себя. На животе красовался светло-фиолетовый синяк. Но он уже не болел – только если сильно надавить. С того дня, как его ударили, Рой не чувствовал боли.

И что? Он пожал плечами и лег. Бывает, подумал он. Рой не был болен. Если человек болен, то он это чувствует.

Он положил подушки одна на другую и откинулся на них. Так было лучше, но он слишком устал и не мог расслабиться. С некоторым усилием дотянулся до брюк, лежащих на кресле у кровати, и вытащил из кармашка для часов монетку в 25 центов.

На первый взгляд монетка была такой же, как и любая другая, но при ближайшем рассмотрении все оказывалось совсем иначе. Оборотная сторона была сильно потерта, а лицевая нет. Рой зажал монету между большим и указательным пальцами и быстро сообразил, где какая сторона.

Он подбросил монетку, поймал и со шлепком прижал ее к другой руке. Это и был «шлепок», точнее, один из вариантов. Один из трех его стандартных трюков.

– Решка, – пробормотал он.

Выпала решка.

Он снова подбросил монету и сказал:

– Орел.

Выпал орел.

Он стал закрывать глаза, когда называл стороны, дабы удостовериться, что он невольно сам себе не подыгрывает. Монета взлетала и падала, и он все хлопал ладонью по тыльной части другой руки.

Орел, решка… орел, орел…

Потом он остановился.

Глаза закрылись. Он уснул.

Времени было около полудня.

Когда он очнулся, уже сгустились сумерки и в комнате звонил телефон. Рой испуганно осмотрелся, не понимая, где находится, и ощутил себя потерянным в этом странном и пугающем мире. Потом, придя в себя, снял трубку.

– Да, – сказал он. И дальше: – Что? Что? Что вы сказали?

Служащий нес какую-то околесицу.

– Мистер Диллон, к вам посетитель. Очень привлекательная молодая женщина. Она говорит, – раздался тактичный смешок, – она говорит, что она ваша мать.

5

Рою Диллону не было еще и восемнадцати, когда он ушел из дома. Он не взял с собой ничего, кроме одежды – той, которую купил на свои деньги. Все его состояние поместилось в карманах, но заработал он его сам.

От Лилли он не хотел брать ничего. Она не помогала ему, когда он нуждался в ее помощи, когда был слишком мал, чтобы самостоятельно добывать деньги, а теперь ему не хотелось ее запоздалого внимания.

Первые полгода он не общался с ней. Потом, на Рождество, послал открытку, потом еще одну – на День матери. Это были самые обыкновенные сентиментальные открытки, приторные до тошноты, но последняя просто источала патоку. На ней были изображены два сердца, цветы и роящиеся в веселом оживлении пухлые ангелочки. Надпись, выдавленная на поверхности, гласила: «Дорогой мамочке» – и вызывала поток ностальгических воспоминаний о поцелуях перед сном и о стакане молока со свежим печеньем прямо из духовки, когда мальчик, наигравшись за целый день, возвращался домой.

Можно было подумать, что «дорогая мамочка» (Боже, благослови ее седины) была хозяйкой молочного магазина и кондитерской, которые обслуживали только ее любимчика (и ему только что купили шикарный новый велосипед).

Он так смеялся, когда посылал эту открытку, что чуть не сделал ошибку в адресе. Но потом ему стало грустно. Похоже, что шутку сыграли с ним. Быть может, желая поддеть Лилли, он разбередил в себе глубокую ноющую рану, и это лишний раз доказывало, что мать была сильнее его. Не следовало этого делать. Он получил от нее все, что она могла дать, но в его жизни это не оставило никакого следа. И не дай бог она подумает, что ему больно.

После этого он продолжал посылать ей открытки на Рождество, день рождения и другие праздники. Но очень сдержанные. Он редко ее вспоминал, а потому был заранее застрахован от ее насмешек. Такая женщина, как Лилли Диллон, не доберется до его души.

Они дарили друг другу подарки, и, пожалуй, только в этом он проявлял свои истинные чувства. Лилли явно могла позволить себе более дорогие подарки, но он отказывался это признать. И не признавал до тех пор, пока соревнование «чей подарок лучше» не только стало представлять угрозу его планам на будущее, но и не обнаружило своей истинной природы. Для Роя оно было еще одним проявлением боли. Лилли ранила его – или так, по крайней мере, он думал, – и он по-детски отвергал все попытки искупления вины.

Она могла так подумать, а этого нельзя было допустить. Он написал ей, как бы между прочим, что подарки – это теперь сплошная коммерция, а они должны все-таки иметь отношение к воспоминаниям из былых времен. Если она хочет сделать благотворительный взнос от его имени, прекрасно. Какой-нибудь детский фонд вполне подойдет. Он, конечно, сделает взнос от ее имени.

К примеру, какой-нибудь организации проституток…

Однако не стоит забегать вперед и пропускать один из главных эпизодов сюжета.

От Балтимора до Нью-Йорка всего два часа езды. Покинув дом, Рой туда и отправился, что было вполне логично для молодого человека, чьим имуществом являлась только хорошая внешность и унаследованная страсть к легким деньгам.

Деньги были нужны ему немедленно, и он поступил на работу коммивояжером. Он ходил от двери к двери и продавал журналы, купоны на фотографии, кухонные принадлежности, пылесосы – в общем, все, что могло принести доход. Хороший заработок маячил на горизонте, но в руки давался с трудом.

Возможно, Майлс из Мичигана и сделал на своем «Суперматериале» 1380 долларов только за первый месяц презентации друзьям, а О'Хара из Оклахомы зарабатывал 90 долларов в день, принимая заказы на детские ходунки «Упси-Дудл». Но Рой в этом сильно сомневался. Он выбивался из сил, но у него не выходило больше 125 долларов в неделю – если повезет. Средний заработок составлял от 75 до 80 долларов, и, чтобы получить их, он должен был выложиться полностью.

Но это все-таки было лучше, чем работа курьера или клерка, когда вместо хорошей зарплаты тебе обещают «отличные перспективы» и «возможность роста». Обещания ничего не стоят. К примеру, он идет в такое место, где ему обещают, что однажды он станет президентом – но как насчет небольшого аванса?

Хотя работать продавцом было утомительно, больше он ничего не умел. Он злился на себя. Ему скоро будет двадцать, а он все еще полный неудачник. Что же с ним не так? Почему у Лилли все по-другому? Чем он хуже?

Потом ему исполнилось двадцать.

Все началось как-то случайно. Болван хозяин сигарной лавки сам подал Рою идею. Задумавшись, Рой продолжал искать в кармане мелочь уже после того, как получил сдачу с банкноты, и нетерпеливый продавец, жаждущий обслужить и других покупателей, внезапно потерял терпение.