Украина. Сон разума - Калинина Асия - Страница 34

Именно ответственность определяет основное отличие патриота (подразумевается подлинный патриот) от либерала. Само проявление ответственности — разное на Западе и в России. Западный человек — ответствен за себя. Он ни с кого не спросит, почему у него что-то не получается. Это с одной стороны здорово — уметь не перекладывать ответственность за свои неудачи на кого-то, кроме себя. Но это и страшно, когда в ответ на изложение каких-то объективных трудностей тебе говорят: сам виноват.

Сегодня, когда пишутся эти строки, Америка отказалась эвакуировать своих граждан из охваченного войной Йемена. На официальном уровне им было заявлено, что их предупреждали: в Йемен ехать опасно, теперь они должны найти выход из ситуации самостоятельно. Так же были брошены без государственной помощи люди в Новом Орлеане после разрушительного урагана «Катрина». Люди выживали чудом: без продовольствия, без воды и электричества, в окружении мародерствующих банд[63].

Русский (россиянин) человек, в отличие от западного, ждет от государства решения своих проблем. Ждет бесплатной медицины, бесплатного образования, обеспечения работой. Все это он имел в Советском Союзе. Но и проблемы страны он в массе своей воспринимает как свои. Потому и встает на ее защиту, не задумываясь. Он считает, что несет личную ответственность за ее свободу и независимость.

Свобода — очень привлекательный лозунг. Манящий, многообещающий, внушающий надежду. Но стремление к неограниченности личной свободы несет в себе один негативный фактор: он разъединяет людей. Дети на праздниках непослушания легко разрушают не только родительское наследие, но и друг друга, отстаивая свою индивидуальность, свое право на любое свободное проявление. Индивидуализм как атрибут западного общества свидетельствует о разобщенности, о потере внутренней связи между людьми. Каждый сам по себе, и при внешней улыбке и приветливости никому до другого никакого дела нет. Дети в телах взрослых не способны по-настоящему позаботиться друг о друге. Считается нормальным, что каждый думает только о своих проблемах, а заботиться о нуждающихся обязано государство.

Речь здесь не о материальной заботе, хотя правило «сначала накормить гостя» в России традиционное. Речь о более важной заботе — душевности. В Америке существует разветвленная, колоссально развитая служба психологической и психотерапевтической помощи. Люди идут к психологам, потому что не получают понимания даже со стороны близких. В России такая служба долгое время практически не работала. Сейчас она стала развиваться как дань времени. А по сути, психологами и психотерапевтами здесь, в России, люди становятся друг другу сами. Тревоги уходят, даже если люди просто посидят рядом и помолчат. А могут и поплакать и выговориться. И плачущего не оборвут, не выгонят, вникнут в его проблемы, посочувствуют. Душевное тепло на самом деле одна из самых дорогих вещей на свете. Не случайно труд психоаналитиков так высоко оплачивается.

На Западе же при малейшем приглашении к своим проблемам люди отстраняются, дают понять: это — твои проблемы. Дежурная улыбка и внутренний холод — равнодушие — вот что встречает избалованный теплым российским вниманием эмигрант на Западе.

И одновременно в России, точнее в СССР, существовало такое явление как равнодушие к судьбе инвалидов. На Западе уже давно строились пандусы и другие приспособления для интеграции инвалидов в нормальную жизнь, а в России их словно не существовало. В чем же тут дело? Может быть, правы либералы, что Россия далека от подлинной заботы о человеке?

Здесь нет никакого противоречия. Россия прошла через испытание социальным экспериментом под названием «марксизм». А это, как вы помните, одна из тоталитарных идей последних столетий. Реализация идеи в России привела к тому, что люди как отдельные индивиды потеряли свою ценность, превратились в «винтик» государственной машины. Инвалид не мог быть винтиком, поэтому был забыт. Преодоление потери своего национального лица в этом вопросе началось после распада Союза. Человечность, внимание к детям, больным, потерпевшим несчастье и людям с ограниченными возможностями стали восстанавливаться стремительными темпами. Ведь в прошлом в России всегда помогали больным и страждущим, а так называемые «блаженные» оберегались особо.

В либеральной идее много ценного. Не столько угроза наступления ужасного для Запада коммунизма позволяла выстраивать справедливую и человечную западную цивилизацию после Второй мировой войны, сколько забота о практической реализации идеи о правах и свободах человека. Это вытекает из самой духовной сути человека с маленьким биополем. Он (еще раз повторюсь, и это важное свойство) — заботится о себе. Это основа его существования. Реализация этой потребности позволяла осуществлять и заботу об инвалидах — чтобы их жизненное пространство наполнялось свободой. Здесь нам, наследникам марксистского прошлого, многому надо учиться.

Но… тоталитаризм в любом виде содержит в себе зерно саморазрушения. Марксизм пал не от атаки внешних врагов, хотя и они имели место, а от внутренних противоречий. Теперь на наших глазах начал саморазрушаться, основанный на либеральной идее, западный мир.

Либеральная вера в ценность неограниченности личного выбора способствовала тому, что, как уже отмечалось, понятие свободы стало перерождаться в понятие воли. Более того, сегодня свобода превращается в ряде случаев в подавление чужой воли, в игнорирование интересов отдельно взятых людей и даже детей. Ювенальная полиция в некоторых странах Европы представляет собой некий карательный орган, работа которого построена на схематично применяемых принципах. Огромное число претендентов на усыновление, освобожденное от необходимости хоть каким-то образом доказывать свою компетенцию в воспитании детей, становится приемными родителями, получая от государства солидную оплату. В Норвегии, например, от количества усыновлений зависит и зарплата ювенальных чиновников, в результате усыновления превращаются в своеобразный спорт, и тысячи и тысячи детей под надуманными и смехотворными предлогами отрываются от родных отцов и матерей, бросаются в чужие семьи. Мнение детей не учитывается. Калечатся судьбы, травмируется психика, рвутся родственные связи[64].

Индивидуализм оказывается коварной ловушкой. Принцип «свободный выбор человека превыше всего» неизбежно приводит к тому, что последовательное развитие условий для свободы одного из членов общества оборачивается потерей свободы других его членов, как в случае с семьями, попавшими под каток решений Ювенальной юстиции. Она якобы предоставляет ребенку лучшие условия, чем он имеет в родной семье, а на деле — наносит ребенку непоправимую травму. А что переживают родители!.. Разъединение, возникновение напряжения, неприятия и ненависти, а самое главное, потеря свободы выбора — вот к чему приводит такая политика. Начавшись с расширения зон свободы человека, либеральное преобразование пришло к абсурду. Либеральная идея оказалась психологически незрелой (по своей сути детской) теорией. И осуществление логически законченной реализации прав и свобод выглядит их полным отрицанием.

Что значит ребенок в теле взрослого? Это заметно со стороны. Человек может сегодня уверенно высказывать одни суждения, а завтра — совсем другие. Его не беспокоят противоречия, логические несоответствия. Он учит других тому, чего не умеет сам. Он легко проявляет эмоции, но не может признать своей неправоты. Это сделать ему невероятно тяжело: он будет упираться даже под напором фактов, отвергая и их. Он постоянно тщится доказать, что он прав, компетентен, справедлив и т. д. Это делается из неосознанной попытки дотянуться до уровня взрослого, соответствовать ему. По той же причине сложно признавать свою неправоту — он видит в этом потерю статуса (конечно же, взрослого). Главный ориентир для него (как и для ребенка) — чувство. Если он чувствует к чему-то или кому-то неприязнь — всё. Это и есть плохое. Взрослый же ориентируется на логику. Он дает эмоциям остыть и лишь потом выносит суждение. Он понимает, что не все то, что кажется хорошим, такое и есть. И не все то, что кажется плохим, на самом деле плохое.