Заклятие Фавна - Томилин Анатолий Николаевич - Страница 31

…День ото дня сумасшествие нарастает, и чем больше профанов начинают развлекаться новой салонной игрой, тем фантастичнее и нелепее становятся крайности. В присутствии принца Прусского, а также всех членов магистрата в полном служебном облачении подвергают в Шарантоне магнетизации старую лошадь. В замках и парках возникают магнетические рощи и гроты, в городах — тайные кружки и ложи, дело доходит до открытых схваток врукопашную между приверженцами и противниками системы, даже до дуэлей; короче говоря, вызванная Месмером сила выходит за пределы своей собственной сферы, медицины, и затопляет всю Францию опасным и заразительным флюидом снобизма и истерии — месмероманией".

В течение всего лишь нескольких месяцев 1784 года Месмера посетило более 8000 пациентов. Бывали у чудотворца и неудачи. Кто-то не выдержал «кризиса» и умер во время истерического припадка, кого-то хватил настоящий паралич. Но неудачи не запоминаются.

Наконец толстяк Людовик XVI, инстинктивно ненавидящий любые беспорядки и волнения, высказал пожелание, чтобы в бесконечную распрю по-поводу «животного магнетизма» внесли ясность ученые. В марте 1784 года ста подписывает указ о назначении двух комиссий — одну из членов Академии, в составе которой были Франклин, Лавуазье, Жюсье, другую — из представителей Общества врачей, куда вошел небезызвестный доктор Гийотен — изобретатель машины, «излечивающей» все земные болезни в мгновение ока.

Внимательно обследовав приборы, которыми пользовался магнетизер, члены комиссии убедились, что магнетические палочки и пластины, которыми Месмер и его помощники лечили больных, не содержали в себе ни электричества, ни магнетизма. Не почувствовали они никакого влияния рук магнетизера. Массовость же припадков объяснялась подражанием. Стоило в толпе, пришедшей в возбуждение при появлении Месмера, начаться одной истерике, как она тут же перекидывалась, на других. И вот уже все или большинство присутствующих катаются по полу и бьются в конвульсиях… Обследовав контрольную группу больных, врачи не обнаружили никаких, новых явлений в их организме после сеанса магнетизирования. Члены комиссии проделали такие опыты: они подводили больных к тем деревьям, которые заведомо не попадали в зону действия магнетизеров и убеждали больного в обратном. После чего также наблюдали симптомы припадка. И наоборот, на человека, не знающего о том, что на него налагается «настоящая» магнетическая пластина, она не производила никакого влияния.

Вывод мог быть единственным — полезность влияния магнетизера чисто мнимая, внушенная. Это заключение посеяло недоверие среди пациентов Месмера. У него начались неудачи. Популярность катастрофически падала. И Месмер вынужден был оставить Париж.

Его последователи разбились па небольшие группы, продолжая испытывать на себе и на других его приемы, от которых ждали полного переворота в медицине, но когда стало известно, что аббат Фариа добивался того Же эффекта у истерических больных без всяких пассов, одним лишь приказанием «Засни!», вера в «животный магнетизм» рухнула окончательно. На смену ей пришло изучение явлений гипноза.

Был ли Месмер шарлатаном, то есть человеком, сознательно напускающим туман, идущим на обман, пользуясь общественным незнанием? В популярных книгах существует и такая квалификация его деятельности. Я думаю, что она не совсем правильна. Мне представляется, что создание его «учения», и особенно начало практики являют собой пример типичного заблуждения самого Месмера. Ослепленный первыми невероятными успехами, он сам уверовал в свою избранность, в собственные способности, тем более что рассуждения о магнитных и электрических флюидах чрезвычайно занимали современное ему общество.

Когда назначенные комиссии привели впечатляющие доказательства, что никакого особого дара у Месмера нет и что его лечение не более чем внушенное на некоторое время психологическое состояние искусственной бодрости, которое не имеет никакого влияния на продолжающую развиваться болезнь, «великий магнетизер» и сам мог бы усомниться в своей исключительности. Но отказаться от руководящей идеи всей своей жизни нелегко. И он продолжал цепляться за рассыпающийся карточный домик своих взглядов,

Судьба Месмера не уникальна. В истории можно найти и другие примеры, когда создатель гипотезы, предположения намного переживал свое детище и продолжал держаться за давно опровергнутое.

Сегодня в буржуазном мире широкую популярность вновь приобрели мистика и оккультизм. Они рядятся в одежды науки, спекулируют на уважении людей к знанию. И конечно, как всегда, к искренне заблуждающимся тут же примазываются вездесущие шарлатаны. Рассчитывая урвать свой кусок, они превращают любой вид общественной любознательности в бизнес.

Недалеко от Милана, у городка Комо, лежит деревня Камнаго. Здесь находилось родовое имение семейства Вольтов, В феврале 1745 года на рассвете в городском доме увидел мир младенец, нареченный отцом капелланом именем Алессандро.

У аристократической четы Филиппо Вольты и Маддалены де Конти Инзаи было семь детей. Алессандро — самый неудачный. Он оказался слаб здоровьем и сильно отставал от своих сверстников в развитии. Кроме того, он был упрям. Отданный на воспитание почтенной женщине — супруге мастера по физическим приборам, мальчик до четырех лет не произнес ни слова. Окружающие уже начинали думать, что он немой, но маленький Алессандро вдруг заговорил…

По-видимому, в доме своей наставницы будущий физик познакомился впервые и с физической аппаратурой. И, как это часто бывает, впечатления детства определили направление всей жизни. Ему еще не было и 18 лет, когда, поставив ряд опытов по электрическому напряжению, он пришел к выводу, что многие из результатов можно объяснить законом Ньютона. Окрыленный этой идеей, он написал письмо аббату Нолле во Францию. Тот одобрил начинания молодого человека.

В 24 года Вольта пишет диссертацию, основанием которой послужили опыты с лейденской банкой. А через десять лет становится профессором физики в университете города Павии.

Вольта увлекается экспериментированием. Недюжинный талант позволяет ему совершенствовать свои и чужие изобретения, доводить их до такого изящества, которое вызывает восхищение бедного на приборы времени. Так, усовершенствуя смоляной прибор Эпинуса, предназначенный для изучения электрической индукции, Вольта изобрел электрофор, что означало в буквальном переводе «электроносец». Сегодня может показаться удивительным, насколько он прост. Смоляная лепешка и металлический диск со стеклянной ручкой. Да еще нужна была кошка или, на худой конец, ее шкура. Шкурой натиралась смоляная лепешка и заряжалась при этом отрицательно. В поднесенном медном диске на стороне, обращенной к смоле, возникало в результате индукции положительное электричество. На стороне противоположной — отрицательное. Этот излишек отрицательного электричества можно было легко отвести в землю. И диск полностью оказывался заряженным положительно. Теперь этот заряд можно было переносить и переводить на другие тела или отправлять в лейденские банки. А сам диск, приблизив снова к натертой смоле, вновь зарядить.

Нехитрый прибор вызвал восторг среди экспериментаторов. Многие пытались его усовершенствовать и дальше. И в конце концов, электрофор Вольты дал в руки исследователей электрофорную машину.

А Вольта тем временем изобретает очень чувствительный соломенный электроскоп и делает ряд изобретений в области химии. Все обширней становится его переписка. Вольта много путешествует, знакомится с "выдающимися учеными своего времени. Научные общества наперебой избирают его своим членом. Еще бы — богатый, знатный, хорошо образованный, еще в детстве без труда получивший все то, что выходцам из низов приходилось добывать себе в зрелом возрасте.

Современники утверждают, что Вольта был высок ростом и хорош собой. Правильное античное лицо его освещалось спокойным взглядом красивых глаз. Говорил он просто и ясно. При необходимости легко переходил к красноречию, но оставался всегда скромным. Его речь и манера говорить отличались искренностью и убеждали собеседников даже раньше, чем те вникали в содержание его слов.