Вспышка - Желязны Роджер Джозеф - Страница 7

— В этом-то все и дело! Если мы уменьшим риск вдвое, вчетверо, оставив десятые и двадцатые доли, тогда мы сможем снова вовлечь робких в дело. Нам нужны люди. Вообще говоря, если вы откажетесь участвовать, то окажетесь вне игры и можете много потерять.

Эффенберри не понравился такой поворот разговора. Ему еще и угрожают…

— Объясните-ка мне еще раз, — только и смог вымолвить он.

— Все достаточно просто, милорд. Владелец корабля обратился к нашему Обществу с предложением вступить в долю, не с целью получения прибыли, но для выплаты денег за груз и корпус корабля в случае повреждения. Он сообщает нам общую стоимость корабля с грузом и просит нас взять обязательство покрыть убытки при кораблекрушении. Итак, поскольку каждый из нас рискует лишь частью от общей стоимости и поскольку вероятность того, что судно благополучно вернется в порт, велика, риск при заморской торговле значительно снизится.

— Что за нелепая затея? С какой это стати я должен открыто поощрять конкурента? Какое, в сущности, мне дело до его потерь?

— Милорд, — терпеливо продолжил Шедуэлл, — он заплатит вам за оказанную услугу. В ответ на ваше обязательство владелец выплатит вам пропорциональную долю от комиссионных. Он предпочитает получить меньше потенциальной прибыли, лишь бы избавиться от возможных убытков, ведь отныне потеря одного судна больше не лишит его прибыли от десяти вернувшихся кораблей. При попутном ветре все получат прибыль.

— А если попутного ветра не будет, что тогда? Отсутствие риска толкает людей на безрассудство.

— Ну, если ветра не будет или на горизонте покажутся мачты пиратского корабля, тогда наши многоуважаемые капитаны, как всегда отложат отплытие. Сэр, в конце концов, мы рискуем лишь своим состоянием, тогда как они — жизнью. Мы получаем прибыль лишь благодаря их осторожности.

— Поэтому ветер всегда будет дуть в нашу сторону, не так ли?

— А прибыль всегда будет расти.

Насколько мог судить лорд Эффенберри, именно так всегда и происходило.

Около двухсот лет назад, со временем открытия американского континента, начала развиваться круговая торговля через Атлантику. Дешевое английское сукно и тупые ножи переправлялись в Африку и обменивались на рабов, которых заковывали в цепи и перевозили на Карибские острова для покупки сахара, черной патоки и рома, столь ценившихся в северных колониях, плативших за них каролинским хлопком и табаком из Виргинии, которые, в свою очередь, находили спрос на ткацких фабриках и в курительных заведениях Англии.

А затем, когда восемьдесят девять лет назад, хозяйственные голландцы закрепили трудом богатства Вест-Индии, Вест-Индийская компания создала еще более обширную торговую империю. Ходили только слухи, еще не подтвержденные фактами, но столь заманчиво звучащие слухи об открытии в будущем другого круга товарооборота. В Индии можно было растить опийный мак и обменивать его на серебро у китайских пиратов. На серебро, в свою очередь, можно было купить чай и шелка, сберегаемые для китайских императоров, а за такие товары можно было заломить хорошую цену в Англии и на континенте.

Эффенберри считал, что торговать с пиратами напрямую — плохой бизнес, чрезмерно увеличивающий риск. А большой риск влечет за собой страх и новый повод для осмотрительного человека побеспокоиться о судьбе капитала.

М-м… да, возможно это Общество, складывающееся в кофейнях, станет в конце концов источником прибыли.

— А что насчет этого Ллойда? — спросил наконец Эффенберри. — Что он с этого имеет?

— Когда мы собирались и обсуждали свои обязательства и цену, которую мы заплатим за судно с грузом, было решено, что мы будем пить его кофе, есть его пищу, пользоваться его чернилами и бумагой и приведем в его дом тех, кто может со знанием дела поговорить о ветрах, бурях и торговле на иноземных базарах. Эдуард Ллойд заявил, что надеется получить доход от нас, как от обычных посетителей.

— И это все?! И никакого желания принять участие в сделке?

— Он говорит, что является лишь поставщиком продовольствия и не создан для больших дел.

— Тогда он просто глуп… Знаете, Шедуэлл, я посещу вместе с вами эту кофейню.

— Уверяю вас, милорд, вы не будете разочарованы.

Джеймс Уатт

Томас Эдисон

Роберт Годдард

Уильям Шокли

«Господин Мориссей, скорее, — раздался по селектору голос, угроза загрязнения во второй лаборатории!»

Шон Мориссей выскочил из-за стола и рванулся в кабинет, не заботясь о том, что неожиданная пробежка заставит его вспотеть. Пиджак он оставил висеть в шкафчике при входе в кабинет.

Едва он преодолел длинный коридор, ведущий к лабораторному комплексу, как почувствовал, что мышцы ног, живота и плеч вошли в привычный ритм утренней пробежки, самого разумного способа передвижения, позволяющего сберечь энергию и силы.

То, что Мориссею пришлось бежать, было вызвано вовсе не паникой, а только срочной необходимостью. Причина вызова тоже была проста. Это был уже третий случай возможного заражения за неделю в компании «Биодизайн Мориссея», и Шон, проходя сквозь двери двойного стекла и запертые на карточку-ключ коридоры, уже знал, чего ему ожидать.

Источником загрязнения могла послужить разбившаяся чашка Петри, упавшая на инкубатор пломба или небрежность при адресовке образцов. Внизу, в лабораториях, он найдет две или три комнаты, где работа прервана, а сами они они отгорожены от внешнего мира стальными дверьми и горящими красными огнями. В углах будут жаться испуганные люди, дышащие сквозь желтые маски и старающиеся держаться поближе к кислородным баллонам. Они будут сверлить глазами кафельные полы и стальные полки, как будто наблюдают мутации бактерий, штаммы вирусов, частицы протоплазмы, вырвавшиеся на свободу в чумном потоке. Скорее прочь, пока безглазые мутанты не обнаружили самих лаборантов и не начали проникать через ненадежную респираторную систему в глаза, уши и другие влажные пути человеческого организма.

Даже те, кто работал в лаборатории уже не первый год, были подвержены нагоняющим страх видениям.