Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Маска Локи - Желязны Роджер Джозеф - Страница 25


25
Изменить размер шрифта:

СУРА 4.

СВЯЩЕННАЯ ВОЙНА

Лев и ящер однажды устроили пьянку
Там напился Джамшид, и уснул спозаранку.
Хоть Бахрам и прошел по его голове,
Не проснется Джамшид, чтоб продолжить гулянку.
Омар Хайям

Саладин слегка подвигал коленями, незаметно для людей, стоящих перед ним – замаскировав это движение тем, что вроде бы потянулся за чашей с шербетом – и почувствовал, что его ягодицы разместились глубже в подушках. Военный лагерь в пустыне был максимально благоустроен при помощи тентов, опахал, и подушек, набитых конским волосом. Но местный грунт оставался твердым и холодным, и никак не напоминал гладкие полы в Каире, выложенные белым камнем с берегов вечной реки.

И теперь эти шейхи Сабастии и Рас-эль Айна, с их женской болтовней…

Саладин пришел в эту страну со своими египетскими войсками, чтобы изгнать франкских захватчиков во имя Мухаммеда – и чтобы добыть себе славу. Он пришел не для того, чтобы принимать близко к сердцу глупое тщеславие богатых купцов и старейшин племен, которые хотели преломить хлеб с неверными, а потом нанести им оскорбление в их манере.

– А что этот норманн сказал потом? – со вздохом спросил Саладин.

– Он сравнил Пророка с распутником!

– Он запятнал святое имя Хадиджи!

– И это нечестивое оскорбление не могло быть придумано вами из-за вашего незнания франкского языка?

– Оскорбление было сделано умышленно, Господин.

– И что же он сказал?

– Он предложил возглавить поход в Медину и разорить могилу Пророка.

– Он выпил слишком много вина, – предположил Саладин.

– Он был трезв, Господин.

– Он смеялся над нами, Господин.

– Другие тоже смеялись вместе с ним, Господин Саладин.

Саладин схватил свою бороду двумя пальцами и сделал им знак помолчать. Действительно ли франки имеют достаточно сил, чтобы выполнить эту нелепую затею? Ограбить караван осадить город, да для этого у них достаточно людей – если считать и их полукровок. С другой стороны, Франки сидят в своих окруженных стенами городах и каменных замках. Они передвигаются между ними в полном вооружении, с авангардом, флангами и арьергардом, – и все еще принимают причастие и вручают душу Богу, предпринимая эти путешествия. Но и армии Саладина многого достигла в этой стране.

Рейнальд де Шатильон расхвастался, разогретый вином. Такой поход невозможен. Эти шейхи по своей глупости всерьез восприняли слова Рейнальда. Мудрый человек пропустит это мимо ушей.

С другой стороны, оскорбление было нанесено на публичной церемонии, на коронации их короля в этой стране. Это обстоятельство придает всему дипломатическую основу. Он может даже потребовать, чтобы весь Ислам принял в этом участие. Ни какой другой защитник веры в этой заброшенной стране – поделенной между аббасидами из Багдада, сельджуками в Турции и недавними айюбидами в Египте – не имел такого положения, как он. Если Саладин примет оскорбление всерьез, весь Ислам должен будет ответить.

Со всем Исламом за спиной, объединенным в священной войне против христиан, он может достичь той победы, о которой так долго мечтал. И христиане, в лице Рейнальда де Шатильона, дали ему повод. То, что не могли сделать девяносто лет вооруженного конфликта и случайная резня, сделали необдуманные слова пьяного человека.

– Ваша честность убеждает меня, – наконец сказал Саладин. – Это оскорбление Пророка, и его благоверной жены, зашло слишком далеко. Оно должно быть наказано огнем и мечом.

– Да, мой Господин, – хором ответили они.

– Весной, во время их праздника смерти и воскресения Пророка Иисуса ибн Иосифа, весь Ислам поднимется на священную войну против Рейнальда де Шатильона, а значит и против всех Христиан. Мы должны изгнать их из этой страны за то, что они участвовали в этом оскорблении.

– Благодарим тебя, господин.

Он повернулся к визирю, который ожидал у входа.

– Мустафа. Поищи законников. Пусть выслушают объяснения от этих двоих и напишут декрет о Джихаде против Рейнальда да Шатильона, который сам провозгласил себя принцем Антиохии. Это должен быть приказ всем правоверным об изгнании его из этой страны. Те Христиане, которые замешаны в этом, также преследуются, несмотря на прежние обещания и права гостей.

– Да, Господин.

– Весь базар гудит новостями, сэр.

Томас Амнет удивленно приподнял брови, но ничего не сказал. Его руки были заняты приготовлением смеси. Одной рукой он растирал пестиком содержимое чаши, другой поворачивал ступку на четверть оборота с каждым оборотом пестика. И при каждом сороковом обороте добавлял по порядку: щепотку селитры, на ноготь большого пальца толченой коры хинного дерева и простой перец.

– Говорят, это будет война до смерти. Саладин созывает силы всех правоверных. Не только своих собственных египетских мамелюков, но и королевскую кавалерию Аравии, которая сражается с вами – франками…

– Ты наполовину франк, Лео.

– С нами, франками. И он призывает турков-сельджуков и аббасидов прислать свои войска.

– Слишком много для него.

– Он собирается изгнать всех Франков – всех нас – из Святой Страны из-за оскорбления, которое нанес Рейнальд де Шатильон костям Пророка.

– А как насчет ассасинов? Они тоже в этом участвуют?

Лео скорчил презрительную рожу. – Ну что вы, мастер Томас! Они же не воины. Нет. Они просто секта.

– И поэтому не столь благородны, чтобы участвовать в сражениях?

– Вы не сможете с ними сражаться, сэр. Вот и все. Они дерутся не по правилам, ножами и удавками.

– Как трусы в темноте, так?

– Да, сэр.

– Они не подходят для прямой кавалерийской атаки, – Амнет снова принялся за свое дело.

Мальчик посмотрел на него с подозрением: – Вы надо мной смеетесь?

– Даже и не думал об этом, Лео. Что еще говорят на базаре?

– Что всех франков выгонят с этой стороны моря к середине лета.

– Я думаю, чтобы выгнать нас, понадобится всадников больше, чем есть у Саладина. Неважно, кто будет помогать ему.

– Говорят, у него сто тысяч человек. И по крайней мере двенадцать тысяч вооруженных рыцарей, – широкий конец пестика чиркнул по верхнему краю чаши, и ритм сбился. Амнету понадобилось два раза стукнуть им, чтобы войти в ритм снова.

Он знал, каковы силы ордена Тамплиеров и он мог предполагать, чем располагает орден Госпитальеров. Христианские бароны по всей стране тоже могут кое-что выставить. Но в общей массе это не составит и одной пятой сил Саладина.

– Ты наслушался страшных сказок на базаре, Лео.

– Я знаю, Мастер Томас. А что вы смешиваете?

– Зелье для тебя, чтобы излечить твое любопытство.

Юноша понюхал смесь.

– Фу!

Король Ги радовался, видя пот Рейнальда де Шатильона. На этот раз.

Он вбежал в палату для аудиенций и его башмаки почти выскользнули из-под него на полированном полу, когда он попытался остановиться. Колени его дрожали, туника перекосилась на теле, всегдашняя улыбка исчезла с губ. Рейнальд был в панике. На этот раз.

Как замечательно было видеть, что человек, который считал себя лучше всех – даже лучше короля! – находится в состоянии неуверенности и страха.

– Мой господин Ги! – голос Рейнальда даже дрожал. – Сарацины ополчились против меня.

Ги де Лузиньян выждал подобающую паузу.

– Они борются против всех нас, Рейнальд. Каждый день, каждый из них, кто может дышать и держать меч, ищут смертельных столкновений с франками. Почему ты думаешь, что чем-то отличаешься от них?

– Сам Саладин издал декрет, в котором он обвиняет меня в преднамеренном богохульстве. Они жаждут священной войны против меня.

– А ты богохульствовал, Рейнальд? – Гай наслаждался ситуацией.

– Никогда по отношению к нашему Господину и Спасителю.