Подставные люди - Томас Росс - Страница 29

Доктор сложил руки на животе.

— Это тоже информация, не так ли?

— Сколько?

— Сотня, — ответил он. — Цена окончательная.

Падильо повернулся ко мне.

— Наскребешь?

— С трудом.

— Расплатись с ним.

Я вытащил из кармана бумажник, раскрыл, достал две купюры по пятьдесят долларов, положил на стол.

— Какой спрос? — с нажимом повторил Падильо.

— За четверть часа до вашего прибытия два других господина справлялись об этом загадочном незнакомце из Ллакуа.

— И вы дали им адрес? — спросил я.

— Разумеется, нет, мистер Маккоркл, — он выдержал паузу, чтобы осчастливить меня очередной улыбкой. — Я его продал за пятьсот долларов. И они заплатили, не торгуясь.

Глава 21

Дом на Майна-стрит, номер которого написал нам Асфур, находился в квартале между Пятнадцатой и Шестнадцатой улицами. Сама Майна-стрит, застроенная мрачными двухэтажными домами, скорее напоминала проулок, и у меня возникло ощущение, что хорошие люди здесь жить бы не стали.

Последний раз дом красили белой краской. Но красили плохо, так что она облупилась, потрескалась и посерела от смога.

На подоконниках соседних домов красовались горшки с комнатными растениями, статуи Иисуса и девы Марии. Попадались и дома с плотно занавешенными окнами. К таковым относился и указанный нам доктором Асфуром.

Падильо и Ванда пристально оглядели его, пока я медленно проезжал мимо, ища место для парковки.

— Чикано, — процедил Падильо.

— Район? — переспросил я.

— Улица уж во всяком случае.

— Мне казалось, что добропорядочные люди называют их американцами мексиканского происхождения.

— Добропорядочные, возможно, — кивнул Падильо, — но только не мы, чикано.

— А, так ты хочешь сойти за своего.

— Что-то в этом роде. Давай еще раз объедем квартал. Постараемся поставить машину как можно ближе к дому.

Место для стоянки я нашел только на тротуаре, через три дома, рядом со знаком «Стоянка запрещена». Повернувшись, наблюдал, как Падильо снимает галстук, расстегивает три пуговицы рубашки.

— У тебя есть помада? — спросил он Ванду.

— Конечно.

— Намажь губы. Побольше. Взбей волосы. Я хочу, чтобы ты выглядела как можно вульгарнее, — он посмотрел на меня. — Ослабь галстук, прикинься пьяным. Нас всех должны принимать за пьяных. Мексиканец и двое его приятелей-гринго.

— Так уж получилось, что у меня есть початая бутылка виски, — заметил я.

— Пусти ее по кругу, — Падильо вытащил из-за пояса пистолет, проверил, заряжен ли он.

Я достал из-под сиденья бутылку, свинтил пробку, передал Ванде. Та глотнула виски и отдала бутылку Падильо. Он тоже выпил, затем вылил несколько капель на ладонь, втер в лацканы пиджака. Когда бутылка попала ко мне, в ней оставалось совсем ничего, на пару глотков, так что я допил виски, и настроение у меня сразу улучшилось.

— Ты и впрямь думаешь, что Кассим и Скейлз до сих пор живы, учитывая, что Крагштейн и Гитнер опережают нас на четверть часа? — Ванда ерошила свои волосы.

— А ты можешь предложить что-то получше?

Ванда размалевала губы светло-розовой помадой.

— С чего ты решил, что Крагштейн и Гитнер не убивали моего брата?

— Когда мы выйдем из этого дома, ты это узнаешь.

Она повернулась к нему.

— Полной уверенности у тебя по-прежнему нет?

— Я привык доверять своей интуиции.

— А еще чему-нибудь ты доверяешь?

— Конечно, — кивнул он. — Своим чувствам.

— Странно, — пожала плечами Ванда. — Я-то думала, что у тебя их нет.

У меня создалось впечатление, что препираться они могут до утра, а потому я счел необходимым вмешаться.

— Уже поздно. Может, займемся делом?

— Хорошо, — кивнул Падильо. — Я — мексиканский сутенер. И ищу комнату, чтоб мы могли бы поразвлечься втроем.

Ванда выругалась по-немецки. Получилось у нее хорошо.

— Вы оба следуете за мной. Если нас не будут пускать в дом, мы все равно войдем, так что держите оружие наготове.

— Не могу сказать, что это тщательно подготовленный план, — бросила Ванда.

Падильо усмехнулся.

— Иной раз полезна и импровизация.

— О Господи, — я открыл дверцу. — Пошли.

К двери, слева от окна, вели три деревянные ступени. Падильо поднялся по ним первым, я — за ним, покачиваясь и обнимая Ванду, которая прижимала сумочку к груди. Одна рука пряталась в сумочке, возможно, с пальцем на спусковом крючке «вальтера РРК».

Падильо оперся левой рукой о косяк двери. Правой постучал. Не получив ответа, забарабанил по двери со всей силой. По-испански потребовал, чтобы чокнутые козлы открыли дверь.

Слова его услышали. Дверь приотворилась на десять дюймов, в щели появилась голова юноши с аккуратно причесанными черными волосами. Юноша предложил Падильо заткнуться. Падильо тут же прекратил ругаться. Заулыбался, замахал руками, на лице его появилась похотливая улыбка. Несколькими фразами объяснил, что ему требуется — комната для него и двух его приятелей-гринго. Молодой человек пренебрежительно оглядел нас. Я лизнул правое ухо Ванды. Она улыбнулась молодому человеку. Он уже собрался нам отказать, но Падильо помахал перед его носом двадцаткой. Молодой человек вновь оглядел нас, пожал плечами, что-то сказал Падильо по-испански, слов я не разобрал, и кивнул.

Падильо занес ногу, чтобы переступить порог, но молодой человек загородил путь и отошел в сторону, лишь получив двадцать долларов. Вслед за Падильо мы вошли в холл. Справа находилась гостиная, окно которой выходило на Майна-стрит.

— Пройдите туда и подождите, — распорядился молодой человек. — Вас отведут куда надо.

— Долго ждать, приятель? — нетерпеливо спросил Падильо.

— Несколько минут.

— Так, может, мы пока промочим горло?

— За отдельную плату.

— Этот большой глупый толстяк заплатит за все.

Говорили они по-испански, но такой диалог я понимал и без переводчика. И отметил про себя, что он мог бы обойтись без описания моих габаритов. А Падильо повернулся ко мне и проворковал: «Мы сейчас выпьем, не так ли? Но спиртное здесь дорогое».

— Сколько, приятель? — пробасил я.

Молодой человек пожал плечами.

— Десять долларов.

— За десять долларов в этом городе можно купить целую бутылку, — проворчал я, достал из кармана несколько смятых купюр, вытащил десятку.

Падильо взял ее у меня и протянул молодому человеку. Тот сунул ее в задний карман черных джинсов. Их дополняла прозрачная белая нейлоновая рубашка, и сквозь нее мы могли полюбоваться вытатуированной на его безволосой груди свернутой в кольца гремучей змеей. Лет я бы дал ему девятнадцать, и более всего он напоминал мне скорпиона.

Гостиная не поражала размерами. Цветной телевизор, круглый стол с четырьмя стульями, диван. Еще одна дверь вела на кухню. Мы сели за стол.

— Я затею спор с тем, кто придет, — прошептал Падильо. — Потребую, чтобы к нам вновь спустился этот юнец. Когда они вернутся вдвоем, мы их возьмем.

Я кивнул. Ванда не отреагировала. Просто сидела с сумочкой на коленях и смотрела на дверь, словно не понимая, почему не подают чай.

Они пришли, вернее, ворвались в гостиную, стройный юноша с татуировкой на груди и мужчина постарше, коренастый, сурового вида. И тут же разделились: юноша остался у двери, мужчина метнулся к противоположной стене. Мы не шевельнулись, возможно, потому, что их револьверы смотрели на нас. Последовала немая сцена: мы смотрели на них, они — на нас. Юноша в прозрачной рубашке начал что-то говорить, то ли: «Руки на стол», то ли: «Держите их там, где они сейчас», но закончить фразу не успел, потому что Ванда прострелила ему грудь, попала аккурат в головку вытатуированной на ней змеи.

Сурового вида мужчина повернулся к юноше. Успел заметить изумление, отразившееся на его лице, прежде чем оно исказилось гримасой боли и юноша рухнул на пол.

Повернуться к нам мужчине уже не довелось. Потому что Падильо возник рядом с ним и ударил рукояткой пистолета по правой руке мужчины. Револьвер отлетел в сторону. Мужчина вскрикнул, схватился за правую руку и застыл, уставившись на дуло пистолета Падильо, которое отделяли от его носа лишь три дюйма.