Схватка с кобрами - Томас Крэйг - Страница 2

Из проигрывателя по-прежнему неслись нелепые звуки кантри-рока, отдаваясь пульсирующей болью в висках. Потом со стороны Гульмарга, постепенно нарастая и заглушая музыку, послышались звуки полицейской сирены. Недвижимо лежавший Касс не сводил глаз с трупа.

Часть первая

Временная работа

1

Сожжение

– Не могу ничем помочь – видишь, занят, – насмешливо ответил Хайд, хотя в жизни не прибегал к такому несерьезному оправданию.

Будто разочарованно "подозревая возможность уступки, голенастый бирманский кот удалился прочь. А сидевшая на выглядывавшем в беспорядочно засаженный сад залитом солнцем окне пестрая кошка вопросительно склонила голову набок. Возможно, у них имелись основания быть разочарованными. Ему хотелось сказать: "Ты мне теперь не начальник, Шелли. Я свободный агент. Отваливай".

Шелли молча сидел напротив на кушетке, положив рядом с собой видеокассету. Падавшее на ковер солнце было не таким ярким – как-никак конец лета. Роз, к которой присоединился бирманский кот, шумно укладывала в спальне вещи. В комнате незримо присутствовал третий. С ними был Обри, как всегда, упрекающий Хайда, на этот раз словами длинного ворчливого исповедального письма, посланного им вскоре после своей отставки. Слова, будто пощечины, отдавались в голове Хайда. "Только собственное мнение дает свободу действий. От других людей нельзя ждать ничего, кроме бесконечных обязательств перед ними, а это прямая противоположность свободе..." Обри, объяснявший, почему он, преследуя и обрекая на смерть Малана, пошел против всех принципов и правил. Дабы примириться со своей непримиримой совестью, Обри оправдывал себя в том, что позволил личным мотивам взять верх над соображениями долга и первоочередными задачами операции.

Хайд покачал головой и провел руками по вьющимся волосам. При воспоминании об Обри – об обязательстве – он вдруг рассвирепел.

– Не могу, Шелли, – взорвался он. – Не обязан. Ты мне за такие дела больше не платишь. Я больше не служу. Так что не надейся, что я от скуки возьмусь за что-нибудь интересное или опасное.

Но даже это объяснение не прозвучало так, как он хотел. Обязан. Как ему уже объяснил Шелли – со всей убежденностью начинающего генерального директора, – он "обязан Кассу своей жизнью. Касс спас тебя в Дели, посадил в нужный самолет и отправил в надежное место. Если бы не он, тебя бы убили". Из-за прямоты, с какой это было произнесено, то, что он собирался сказать – а-а, плевал я на Касса, – жалко скулило в голове, словно щенок, наказанный за то, что написал на новый ковер; или одна из кошек, изодравшая дорогую обивку. А-а, плевать на Касса... Не годится, совсем не годится, потому что в глубине сознания мысль о Кассе скулила, как все наказанные щенки и кошки.

– Прошу о немногом, Патрик, – успокаивал Шелли.

Шелли пришел к нему по собственной инициативе. На табличке на двери кабинета в Сенчури-хаузе[2] с его фамилией и новым титулом еще не высохла краска. Генеральный директор Службы тайной разведки. Наконец-то Шелли, глядя на аспидную поверхность реки, мог каждое утро произносить вслух сей титул применительно к самому себе. Наследный принц старого Обри занял самый высокий пост, но старику ради этого назначения пришлось изрядно подергать оставшиеся в его руках нити.

Чтобы уйти от разговора, Хайд спросил:

– Как там старый хрыч? До меня теперь не доходит никаких сплетен. Я же теперь чужак.

– Кто? А-а... сэр Кеннет? – с неподдельной любовью отозвался Шелли. – Слыхал, что он в Вене, остановился у фрау Эльзенрайт.

– Его единственная настоящая старая любовь, – усмехнулся Хайд. – А потом? Зима на Багамах – мемуары стоят того.

– Думаю, что он по крайней мере более доволен, чем его прежняя политическая хозяйка, – возразил Шелли.

Может быть, и так. Обри ушел, осыпанный почестями и благодарностями.

А в спальне Роз демонстративно гремела ящиками шкафов, хлопала крышками чемоданов. Как бы поняв намек, Шелли пробормотал:

– Куда денете кошек?

– Что?.. А-а, в кошачий питомник.

– Вас не будет?..

– Пару месяцев. Смотря сколько времени понадобится Роз, чтобы разобраться с имуществом дядюшки. – В спальне сердито стукнули дверцей стенного шкафа. Кошка соскочила с подоконника; вернувшийся из спальни бирманец, обнюхав брюки Шелли, присоединился к пестрой. С Эрлз-корт в чистенькую комнату проникали пыль и запах бензина. – Видишь, ничем не могу помочь.

Роз защелкнула замки чемоданов, и, к явному неудобству Шелли, ее огромная тень возникла в двери гостиной. Ему и так было не по себе. Смущение было ненаигранным. Он не только не знал, как повернуть дело, но даже не представлял, о чем он хочет просить.

– Что на пленке? – полюбопытствовал Хайд. – Порно с убийством?

– Как тебе сказать... та, кого показывают, действительно мертва. Хочешь, покажу?

Хайд равнодушно пожал плечами, и Шелли направился к телевизору вставить кассету в видеомагнитофон. Хайд, как бы ища поддержки, оглядывал комнату, отмечая детали: выскочившую в окно пеструю, будто ее о чем-то предупредили; медленное движение по ковру солнечного луча, оживившего мебель и шторы. Шелли, щелкнув дистанционным пультом, включил телевизор.

Сразу бушующая людская масса.

– Похороны кинозвезды, по индийскому обычаю, – сухо пояснил Шелли, передавая Хайду увеличенные фотоснимки. Хайд потянулся за ними. В снятом из высоко расположенного окна кадре на экране телевизора шевелилась, будто куча червей в рыбацкой коробочке с насадкой, огромная толпа людей. Затем, безо всякого перехода, эта же сцена – толкающиеся и вытягивающие шеи люди, – снятая с земли. – Видно, им очень интересно, – добавил Шелли.

Хайд тряхнул головой и взглянул на снимки.

– Касс услаждал эту? – тихо спросил он.

– Связь продолжалась несколько месяцев.

– По правде говоря, выбор неплохой.

Хайд оторвался от фотографий и снова взглянул на экран – камера металась, пробиваясь через лес голов, и поднятых рук, размахивающих платками и косынками. Вдали погребальный костер – для кинозвезды? Ну да, это же Индия.

– Это министр, ее муж, – подсказал Шелли, заметив, что Хайд смотрит на кружащегося около костра состоятельного на вид мужчину с прилизанными лоснящимися волосами. Звуковая дорожка неважная, но чувствовалось, как нарастает шум толпы, горестный взрыв массы людей. На мгновение изображение стерла солнечная вспышка, но потом оно прояснилось. Действие на экране представлялось Хайду чужим, накаленным, угрожающим – он решил трезво оценить увиденное, несмотря на раздающиеся из спальни неприязненные вздохи Роз. – А это его брат, слева от него.

Хайд лишь кивнул головой. Министр, Шармар, которого он сразу узнал, несмотря на открытый скандал – убийство жены ее любовником-англичанином, – держался с достоинством и чуть отчужденно. Очевидно, несмотря на обстоятельства, требования индийского кинематографа вызывали необходимость при похоронах кинозвезд соблюдать определенный декорум. Хайд украдкой поглядывал на Шелли, в свою очередь наблюдавшего, как он смотрит на экран. Пока огонь не был слишком сильным, семья мужа сгрудилась у костра, а в соперничающих с мерцающим пламенем ароматного дерева лучах заката из толпы неслись горестные восклицания. Языки пламени лизали...

Он опустил глаза. Ее.

– Значит, Касс с ней спал?

– Видно, так.

Толпа прихлынула ближе к поднимающемуся пламени костра. Закутанную в белый саван фигуру теперь окутывали голубой дым, желтое пламя и яркий свет заката. Люди в толпе теснились к огню, словно паломники к внезапно возникшему чуду.