Калигула или После нас хоть потоп - Томан Йозеф - Страница 101

Энния должна бы больше уделять ему внимания. Макрон скользнул взглядом по своей бывшей жене. "Черт возьми, ну и хороша же моя баба! Вырядилась, словно царица Савская. Ужасно неприятно, что она должна… Фу!" Макрон перевел глаза на императорскую сестру Ливиллу. Она смотрела на мужчин наглыми томными глазами. Макрону Ливилла не нравилась. Она не была такой утонченной и нежной, как Энния. От матери Агриппины она унаследовала резкие черты; с детства вступившая в кровосмесительную связь с братом, она носила на лице следы бесстыдства. Широкие ноздри, чувственные губы, низкий лоб. Облаченная в фиолетовый муслин, плотно прилегающий к телу, она стояла рядом с Эннией, словно обнаженная.

Император, хотя аплодисменты не смолкали, опустился в кресло и, не поворачиваясь, обратился к Макрону:

– Все в порядке, Макрон? Можем начинать?

Он говорит со мной через плечо, как с погонщиком, подумал Макрон, но ответил почтительно:

– Да, мой император.

Калигула подал знак эдилу.

Фанфары зазвучали где-то высоко в разных концах цирка. Молодой атлет подошел к ложе императора. Принял из рук Калигулы горящий факел и. держа его над головой, обежал арену. Потом взбежал по ступенькам на постамент посреди цирка и бросил факел в бронзовую чашу, наполненную маслом и смолой. Как только пламя взметнулось вверх, фанфары зазвучали снова.

Торжественно открылись ворота, и сомкнутыми рядами в цирк вошли атлеты, возницы, гладиаторы и борцы в шлемах, с мечами и щитами.

– Ave Gaius Caesar imperator Augustus!

Их приветствие потонуло в реве толпы.

Среди возниц шел и Луций. У Валерии, сидящей в ложе весталок, дух перехватило. В короткой белой тунике, подпоясанной зеленой лентой, статный, рослый, он казался ей божеством. Луций не посмотрел на нее. Его взгляд был обращен к императору, потом он перевел его на Ливиллу. Миновав императорскую ложу, он шел дальше, ни на кого не обращая внимания.

Макрон разглядывал цирк. Великолепно. Зрелище, которое ни с чем нельзя сравнить. А что будет, когда на арену выйдут тигры, львы и гладиаторы! Рим живет, как должен жить центр мира. Одни такие игры стоят сто миллионов сестерциев. А это повторяется не менее двух раз в месяц. Настроение у людей поднимается, цена денег падает. Я должен был бы предостеречь императора. Но предостеречь означает и вызвать раздражение. Мысли в голове Макрона перескакивали одна на другую. Предостеречь и тем испортить ему настроение или оставить яблоко зреть, червиветь, гнить… При таком падении все что угодно может произойти, и это может обернуться для меня лучшей стороной…

Когда процессия прошла, из ворот выехало восемь упряжек коней. Валерия разочарованно отпрянула: на бигах поедут плебеи. Жребий решил места соревнующихся на дорожке. Возницы в туниках, цвета которых символизировали соревнующиеся школы: белых, красных, зеленых и синих. – вскочили на колесницы, взяли в правые руки кнуты, в левые – постромки. Шлемы и панцири возниц сверкали на солнце. Кони беспокойно ржали, били копытами по песку.

Среди зрителей поднялся шум. Заключались пари. Спорили каждый в меру своих возможностей.

Зазвучали фанфары, и цирк разом стих. Лишь долетало глухое рычание тигров и львов из подземного бестиария. Мелькнули в воздухе кнуты, рванулись кони, и легкие биги понеслись. На последнем повороте расстояние между красным и зеленым сократилось до двух конских голов. Рев цирка нарастал. Красный, заметив рядом зеленого, неожиданно срезал поворот с внешнего круга на внутренний, и зеленый налетел на него на полном скаку.Грохот и треск. Крики тысяч глоток.

Оба соперника оказались на земле, испуганные кони волочили их по песку на постромках, намотанных на руку. Темные кровавые полосы быстро всасывались песком. Синий возница между тем достиг цели.

Из ворот выбежали рабы, пытаясь остановить испуганных коней и спасти возниц. Зеленый, проклинаемый императором и всеми, кто на него поставил, уже не дышал. Виноват был красный: это он съехал со своей дорожки, чтобы помешать зеленому. Зрители вскакивают, негодуют, требуют смерти красному, который лежит на песке с переломанными ребрами. Император, не колеблясь, поднял кулак с опущенным вниз пальцем:

– Habet!

Палач проткнул горло тяжелораненого, кровь забила фонтаном. Рабы уволокли оба трупа и граблями выровняли песок на арене.

Энния была захвачена состязанием и то и дело обращалась к своему супругу, выражая восторг и восхищение. Император, разгневанный проигрышем своего цвета, был мрачен. Он не обращал внимания на замечания Эннии.

Уставился на Валерию. Она очаровательнее Эннии. Тело упругое, здоровое.

Энния ему уже надоела. А что, если после супруги и дочь? Макрон? Ну нет.

Ливия Орестилла мне нравится больше. Разведу ее с Пизоном, а может быть, и женюсь на ней. Она великолепна. Тоненькая, как девочка. Да! Завтра же приглашу ее… Калигула рассмеялся вслух.

– Ты чего-нибудь желаешь, мой благородный? – наклонился к нему Макрон.

Он даже не повернул в его сторону голову, увенчанную золотым венком, из-под которого стекали струйки пота.

– Ничего. Пока ничего, мой префект. Или постой. Духи.

Он вылил на руки содержимое флакона и потер лоб и виски.

– Смотрите, гладиаторы. Я ставлю на того великана с белой лентой на шлеме. Ставишь против? – спрашивал император.

– Ставлю, – сказал Макрон, ибо не мог не поставить, хотя также был убежден, что германец победит своего более слабого соперника – фракийца.

– Сколько?

– Миллион сестерциев, – захохотал император.

– Мой император, – испугался Макрон. – Ты хочешь меня разорить? Не достаточно ли пятидесяти тысяч?

– Что мне с тобой делать, бедняга, – смеялся Калигула и наконец соизволил обернуться к своему префекту. – Ну ладно, пятьдесят.

Пары гладиаторов, расставленные на арене, были готовы к бою. За полгода правления Калигулы мускулистые рабы прошли изнурительное обучение в гладиаторских школах. Они стояли здесь в полном вооружении, в шлемах, с короткими мечами и овальными щитами и по знаку начали борьбу не на жизнь, а на смерть.

Пар было много, внимание рассеивалось, и поэтому среди зрителей царил хаос. Знатоки хмурились. Гладиаторам место в амфитеатре, а не в цирке. Что я увижу, если мне понравилась пара на другом конце цирка? Однако недовольные ворчали потихоньку. Хорошо, что вообще разрешены игры.

Если в чем-то и разбирался двадцатипятилетний император, то, конечно, не в экономике, философии или поэзии, а в конных состязаниях и гладиаторах. Угадать тренированность мышц, эластичность сухожилий, силу удара он мог безошибочно.

Пара гладиаторов перед императорской ложей была особенно тщательно подобрана. Оба партнера были равны и нападали попеременно. Вот один из них резко отклонил меч, быстро выставил щит, принимая смертельный удар, ноги легко танцуют по песку, и прыжки сражающихся напоминают движения хищников.

Они долго ведут бой, не задев друг друга, и зрители с интересом наблюдают за красивым поединком.

На огромной арене цирка уже закончены бои многих пар. Калигула по знаку Макрона механически опускал палец вниз. что означало для поверженного смерть.

Наконец осталась только одна пара, германец и фракиец. Оба гладиатора истекали кровью, выражение их лиц нельзя было разглядеть. Они ослабли от потери крови и с трудом держались на ногах, но продолжали сражаться. В цирке воцарилась напряженная тишина, разрываемая ударами меча о щит.

Фракиец приготовился нанести удар, но в это время германец, отскочив, упал на колено. Удар не достиг цели. Меч фракийца снова молниеносно взлетел вверх, тысячеголосый крик потряс цирк, но, ко всеобщему удивлению, германец, стоя на коленях, отразил удар щитом и вскочил на ноги.

Цирк ревел, аплодировал, топал. Германцу успех придал смелости. Он с яростью ринулся на прикрывшегося щитом фракийца, тот щит отклонил и вонзил меч в пах германца. Великан упал со стоном. Фракиец поставил ногу на его грудь и повернулся к императорской ложе.