Дон Жуан. Жизнь и смерть дона Мигеля из Маньяры - Томан Йозеф - Страница 59

— Не говори так, сестра!

Он падает перед ней на колени.

— Я не знаю женщин и не стремлюсь познать их. Единственная женщина для меня — это ты, сестра. Я прилепился к тебе, в тебе все мои радости, в твоем счастье — мое…

Мария гладит его по лицу:

— Но я счастлива, брат. Я живу своею любовью больше, чем воздухом и пищей.

— Ты любишь мерзавца, понимаешь?! Твоя любовь — это болезнь! — вскричал, вскакивая, Паскуаль. — Ты погибнешь от стыда и позора…

— Нет, нет. Я горжусь тем, что люблю его. И счастлива этой любовью.

В бешенстве хрипит Паскуаль:

— Недолго же тебе гордиться! Как то, что я верю в бога, как то, что живу и хожу по земле, — клянусь всем, что мне свято, я его устраню! Сотни людей ввергает он в горе и отчаяние. Пороком заразил всю страну. Но я избавлю мир от этого чудовища! Я убью его!

Ужас на лице Марии сменяется легкой насмешливостью:

— Ты?..

— А, ты считаешь меня трусом? — Гордость Паскуаля возмущена. — Думаешь, у меня не хватит смелости уничтожить его?

Мария берет брата за руку.

— Ты не должен вредить ему, Паскуаль. Этим ты больше всего повредишь мне.

Паскуаль молчит, потупившись.

— Обвиняю в ереси…

У Паскуаля внезапно пересохло в горле, он не может продолжать.

Писарь инквизиции, зевая, ждет.

— Обвиняю графа Мигеля де Маньяра…

При этом имени писарь изумленно поднял голову — безразличие мигом слетело с него.

— Графа Маньяра?!

Ага, думает писарь, вот уже седьмой донос на Маньяру. Шесть доносов всесильный инквизитор положил под сукно. Не хочется ему ввязываться в это дело. Как-то поступит он с седьмым?

Попросив Паскуаля подождать, писарь поспешил к инквизитору.

Паскуаль сжимает ладонями лоб, покрывшийся холодным потом.

Доносчик. Доносчик — уже не человек. Позор и унижение его удел. Он хуже шелудивого пса. Презираемый всеми, влачит он жалкое существование. Я донес на друга. Ужас! Паскуаль вскочил, метнулся к двери.

— Назад! — стражник преградил ему путь алебардой.

Нет, отступления нет, я должен остаться, должен! — судорожно сцепляет руки Паскуаль. Должен — ради Марии. Разве во мне дело? Презренный как доносчик, я прославлю себя великим деянием, которое освободит Севилью. Никто не осмелился выступить против него — только я! Видите, не так уж я слаб и труслив, как вы думаете…

Инквизитор меж тем колеблется.

Маньяра! Ах, это заманчиво. Он вредит нам. Но выступить против Маньяры — значит поднять против инквизиции всю высшую знать Андалузии. Что ж, начнем игру осторожненько. Omnia ad maiorem Dei gloriam. Шесть раз прощали ему, в шести случаях (наедине с собой в этом можно признаться) боялись мы этого человека. Но иначе нельзя, Он слишком силен. Сила против силы…

Инквизитор приказывает не предпринимать ничего непосредственно. Следить за каждым шагом и обвиняемого и обвинителя. Обо всем ставить в известность его лично.

— Святая инквизиция приняла ваше обвинение, сеньор Овисена, и обдумает его. Мы примем меры, в нужный момент и в нужном месте. Да хранит вас Иисус.

Паскуаль вышел из серых коридоров на солнцепек и заморгал ослепленно. За ним крадется соглядатай.

Полный боязни, что подлое деяние выжгло на лбу позорное клеймо, и вместе с тем, напротив, полный гордого сознания, что он единственный осмелился восстать против этого всесильного вельможи, раздираемый противоречивыми чувствами, поплелся Паскуаль по улицам.

Сегодня Вехоо впервые сыграет роль дона Жуана Тенорио в знаменитой пьесе Тирсо де Молина «El Burlador de Sevilla»[18], и Мигель обещал прийти посмотреть его.

— Хочу увидеть образ того, чьим именем меня награждает город, — хмуро сказал он. — Хочу посмотреть, как я выгляжу со стороны.

Он взял с собой Солану. Девушка прелестна в платье голубого шелка, расшитом серебром, — это подарок Мигеля.

Публика поражена присутствием графа Маньяра. Все взоры обращены к его ложе.

— Извращенные прихоти у этого Маньяры, — шепчет княгиня Урсула донье Хустине. — Он словно хочет показать всему городу, что какая-то девчонка из предместья ему приятней севильской знати.

— Все женщины смотрят только на вас, дон Мигель, — говорит Солана.

— Мои глаза видят сегодня вас одну, Солана.

— Сегодня… — тихо повторяет девушка. — А что же завтра?

— Завтра? Не знаю, Солана. Как добрый друг, советую вам — не верьте моим «завтра».

Подавляя слезы, Солана через силу улыбается.

— Ну что ж, пусть будет хоть сегодня. Спасибо за это. Спасибо за все.

В зрительном зале стемнело — на сцене, представляющей дворец короля Неаполя, рыдает герцогиня Изабелла, обольщенная доном Жуаном Тенорио, молит о помощи. Является сам король, и дон Жуан взят под стражу.

В следующей картине дядя Жуана помогает ему бежать, а несчастный жених Изабеллы произносит цветистые речи о своем отчаянии.

Занавес падает, зал рукоплещет. И тотчас все взоры вновь обращаются от соблазнителя на сцене к соблазнителю в ложе — их сравнивают. Там и сям слышится: «Дон Жуан», — и незавершенный жест в сторону Мигеля.

Солана чует — что-то недоброе носится в воздухе.

— Вы не хотите уйти, дон Мигель? Спектакль нехорош, ведь правда?

— Я хочу досмотреть до конца, — задумчиво отвечает Мигель. — До чего же глупы те, кто сравнивает меня с доном Жуаном. Ведь он был лжец, обманщик и лицемер.

— Мне кажется, лучше уйти, — шепчет Солана, но ладонь Мигеля погладила руку девушки, и это — безмолвный приказ.

Проходит на сцене история с рыбачкой Тисбеей, второй акт быстро громоздит над головой дона Жуана предостережения и угрозы.

Переодеванье. Жуан силой овладевает доньей Анной, сражается с командором, соблазняет деревенскую красотку Аминту, и вот заключительный возглас несчастного жениха Патрисио: «Постараюсь умереть!»[19]

В антракте напряжение возрастает. С разных мест зрительного зала в сторону Мигеля несутся выкрики:

— Вон он, подлинный дон Жуан!

— Не Тенорио — Маньяра!

— Дьявол!

— Развратник!

— Антихрист!

Все взоры вперяются в Мигеля.

— Уйдем, — просит Солана. — Уйдем!

Но Мигель одним движением осудил крикунов.

— Я не отступаю.

Антракт сократили, звон колокольчика пронзает темноту и крики.

Третье действие развертывается быстро.

Близится час божией мести, а дон Жуан насмехается:

«Если вы со мной хотите в здешнем мире счеты свесть, то зачем так долго спите?»

Но сгущаются тучи над головой грешника, является тень командора и приглашает его к ужину на свою могилу. Дон Жуан обещает и приходит, он издевается над угрозами командора, поедает с ним вместе ужасное угощенье из скорпионов и змей, запивая его желчью.

«Руку дать не побоишься?» — спрашивает тень Гонсало.

«Что такое? Я? Боюсь?» — хохочет Вехоо-Тенорио.

Но в тот же миг, как он подал руку мертвецу, зал потрясен ужасным криком:

«Как ты жжешься! Весь в огне я…»

Глухим загробным голосом отвечает статуя командора:

«Что ж ты скажешь, очутившись в вечном пламени геенны? Неисповедим господь в праведных своих решеньях. Хочет он, чтоб был наказан ты за все свои злодейства этой мертвою рукою. Вышний приговор гласит: по поступкам и возмездье».

Дон Жуан извивается в корчах.

«Я горю! Не жми мне руку! Прочь, иль в грудь кинжал свой меткий я тебе всажу!»

И он свободной рукой пронзает пустоту.

«О, горе! Сталь о камень лишь скрежещет. Дочь твоя чиста — ее не успел я обесчестить…»

Дух командора гремит в ответ:

«Да, но ты к тому стремился!»

В отчаянии молит дон Жуан:

«Пусть придет сюда священник и грехи мои отпустит!»

Ах, как ломается человек из-за незначительной боли, превращаясь в бабу! — мелькает в голове Мигеля. Вот он испугался, он дрожит от страха. Он покорен… И тут, пожалуй, бессознательно, Мигель громко вскричал: