Рыцарь Шестопер - Соколовский Фёдор - Страница 7

Скорей всего и умер — духовно и морально — на столбе, как только его начали колоть копьем. Иных живых свидетелей этого позора не осталось, но и избавиться от этих двух оставшихся будет глупостью. Кто тогда расскажет Василию, что вокруг творится? Кто растолкует новые понятия и объяснит, кто такие власнечи? Еще и арапы. И самое главное, они действительно сильно зависят от своего рыцаря. А значит, с готовностью развеют его дремучую тупость и заполнят странную неосведомленность в происходящем.

То есть в любом случае парней надо оградить от наездов местного Торквемады.

Вот Райкалин и стал действовать: вручил более плотному оруженосцу топор, худощавому — меч. И стал отходить в сторону, на край строя, прошепелявив:

— За мной!

Маршал в это время давал пояснение своим действиям баннерету:

— Все равно они заговоренные были, на любую подлость и измену способные… — И тут увидел отступающую в тылы троицу. Теперь его тон стал возмущенным: — Шестопер! А ты куда?!

Дискутировать с ним не хотелось, да и незнание законов могло только помешать. Поэтому пришлось воспользоваться подсказкой по поводу пострадавшего языка. Раскрыв рот и показав провал на месте зубов, Василий обреченно махнул рукой.

— А-а, гы-гы… — Какой, мол, разговор?

И уже пальцами показал: иду, мол, искать свои доспехи. И ребят надо одеть во что-то приличное.

Это было понято, а вот отказ поведать о самом главном вызвал дополнительные возражения:

— Стоять! Ты ведь так и не рассказал, что внутри дома. Кто там? Колдун?

Райкалин с готовностью кивнул.

— В самом деле арап?

— Ага! Ага! — Это слово выговаривалось легче всего.

— И как ты с ним совладал?

Пальцем — на топор. Ребром ладони на второго гридня, показывая, как после удара тело разваливается на две половинки.

— Да ну?! — В тоне маршала прорезалось явное недоверие. — Так просто взял и разрубил?

Кивок.

— И что с ним теперь?

Новые жесты в сторону головешек соседнего дома, которые, без сомнения, понимались как: «Хана колдуну! Сгорел дотла!»

Но тут вмешался баннерет, который, указывая на дом, спросил:

— Почему тогда мы его поджечь не можем? Ничего не разгорается. Значит, власнеч жив и до сих пор держит защиту.

В самом деле, даже большие факелы, брошенные на просмоленную дранку крыши, погасли, так ничего и не подпалив. Только некоторые палки, откатившиеся от дома на полтора-два метра, еще дымили, не давая пламени. Шестоперу ничего не оставалось, как в недоумении развести руками и пожать плечами. Дескать, а ко мне какие претензии?

Наверное, хорошо, что за спиной маршала всхрапнула и заржала лошадь под кем-то из всадников свиты сопровождения. Вершитель судеб недовольно оглянулся, и тут же его черты разгладились в озарении:

— О! Христиане-католики! Как я мог о вас забыть! Ну-ка, святые отцы, покажите, чем ваша вера сильней умения черных волхвов и вольных власнечей!

Там в седлах восседали три священника или монаха в черных одеяниях. Но откликнуться на призыв они явно не торопились.

— Ваше сиятельство, — сказал один из них степенно и со всем почтением, — наше воздействие против злого колдовства нуждается в долгой подготовительной работе. И строгом посте как минимум в течение суток…

— Ха! А вон простой рыцарь вошел и попросту зарубил колдуна. Теперь вам только и остается, что помочь сжечь этот дом. Приступайте!

— Сожалеем, — покачал головой второй священник, — но у нас нет с собой надлежащих символов…

И был с презрением оборван:

— Не вы ли утверждали, что ваш самый главный символ, вера в Бога, всегда при вас, всегда в вашей душе? Эй, помогите святым отцам!

И этот приказ гридни выполнили с завидным рвением. Судя по тому, как они крайне бесцеремонно сдернули священников на землю, они их, мягко говоря, недолюбливали. Затем грубо вытолкнули возмущающихся католиков вперед строя, на то место, где недавно стоял рыцарь Шестопер.

— Дайте им факелы! — чуть ли не с умилением попросил маршал. Дождался выполнения приказа и напутствовал с чувством и пафосом: — Вперед, рабы божьи! И да поможет вам Христос!

Все трое взглянули на юродствующего инквизитора со злобой и ненавистью, но спорить не посмели. Сбившись в кучку, они вытащили из своих одеяний серебряные кресты и, держа их перед собой в левой руке, двинулись к дому. Еще и запели вполне величественно звучащую молитву. Получилось красиво и душевно, хотя Василий никак не мог понять творящегося цирка.

«Что за странные топтания? Действуй от простого, и будет тебе счастье. Вошли, подожгли тряпки с сундуками, и вся байда! Даже меня могли братья по вере вежливо попросить, я бы не отказал им и сам поджег».

Скорей всего и такими действиями не полагалось рыцарям руки марать. Но зато было интересно посмотреть, что у священников получится. Тем более что продемонстрированное отношение к религии, мягко говоря, поражало. Что за мир такой странный? И колдуны-арапы, и волхвы, и поборники Христа вроде как не в чести? Кому тогда поклоняются сами рыцари, ведь ни на одном из них он не заметил ни креста, ни иной религиозной символики.

Тем временем молитва помогла троице приблизиться к дому, и протянутые вперед факелы лизнули огнем нижний край крыши. Казалось бы, через мгновение просмоленная дранка разгорится, но тут что-то грохотнуло, и три синие молнии превратили священников в дымящиеся кучи плоти, исходящие паром и сочащиеся выступившей кровью. Увиденное вызвало вздох ужаса у всех свидетелей данной трагедии. Даже некоторые кони всхрапнули.

Дальше события развивались уже без всякого колдовства и смертоубийств.

Два факела, упавшие на землю, потухли, а третий упал возле самой стены и продолжал гореть. Пламя вроде как несмело лизнуло потемневшие от времени бревна и тут же весело затрещало, взбираясь и распространяясь по стене так, словно туда кто-то плеснул хорошую кружку бензина.

Не прошло и пяти минут, как горела большая часть дома.

— В самом деле власнеч помер, — констатировал громко баннерет Молнар. — Иначе ему сил бы хватило нас тут всех отправить на перерождение.

— Ну да, — с каким-то унынием согласился маршал. — Домовой смерчень тоже крякнулся, раз дом защитить толком не смог. Знал бы точно, вначале послал бы чашников обыск сделать. Наверняка там много ценного сгорит…

— Оно вам надо? — удивился Молнар. — Да и чашников не жалко?

— Чего их жалеть? Пусть бы хоть раз свое содержание отработали. А то жрут как кони, а пользы никакой… Но этот Шестопер, получается, и в самом деле колдуна развалил?

— Получается, что не соврал…

— И мешок у него с чем?.. Эй! Может, и нам покажешь, чего прихватил в доме?

Василий понял, что обращаются опять к нему. И пришла верная догадка, что показать трофеи он может только по своей доброй воле. Приказать ему даже суровый Торквемада не вправе. Поэтому Василий лишь мотнул отрицательно головой и жестом показал, что ничего, кроме одежды, в мешке нет.

Маршал скривился и проворчал:

— Может, и в самом деле ничего ценного… Тем более что в таком доме ни золота с серебром, ни оружия нет…

— Как обычно! — уверенно кивнул баннерет. — Только мне интересно, куда все-таки смерчень делся? И почему он не помог власнечу с рыцарем справиться? А? — Теперь уже и он во все глаза пялился на Райкалина. — Ведь это колдун на тебя выть начал? С какой стати он призывал свою высшую силу на расправу с одним человеком?

«О чем это они булькают? — недоумевал Василий. — Логика подсказывает, что о лягушке речь идет. Но стоит ли мне ее этой толпе показывать? Вроде сидит зверушка тихо, не шевелится и не пищит… Если вообще не издохла во время моего падения».

В ответ он вновь пожал плечами, красноречиво промычал:

— Гы-гы! Агы-ага! — После чего с удовольствием стал присматриваться к краснеющим рожам старших по титулам и по званиям.

Зато вдруг встрял в разговор худощавый оруженосец:

— Скорей всего господин Шестопер имеет врожденное противление колдовству. Его еще светлый волхв князя Янкоры пытался проверить на отторжение обратной порчи, но у него ничего не получилось. Вот тогда мы и услышали о противлении.