Ликвидаторы времени. Охота на рейхсфюрера - Рыбаков Артем Олегович - Страница 9

Спустя некоторое время, когда мы уже въехали в лес и, свернув в чащу, остановились, Слава вылез из машины и сказал:

— А я и не знал, что ты так хорошо немецкий знаешь. Вон, даже песни поешь…

— Чтобы песни петь — язык необязательно знать. Ритм, слова… Я даже не всегда понимаю, о чем пою.

— Как это так? — удивился Трошин.

— Элементарно! То есть о чем пою, примерно представляю, но чтобы художественно на бумаге изложить да чтоб на стихи похоже получилось — тут, брат, талант нужон.

— А, — понимающе протянул он.

— Ладно, хорош лясы точить, сейчас наших предупрежу, а ты давай «пешеходов» иди встречай.

Разделившись, мы двинулись каждый в свою сторону: я поехал к базе, а Слава скрылся в лесу.

Когда я был метрах в ста от предполагаемого местонахождения базы, из кустов донеслось:

— Стой! Двадцать восемь.

Я притормозил, хотя и так тащился с поистине черепашьей скоростью и ответил:

— Двенадцать.

— Проезжайте, товарищ старший лейтенант, — ответили мне из кустов и добавили уже вдогон: — Поздравляем с «языком»!

Командир вышел из-за грузовика, как только я заглушил мотор. Подошел и, не дав мне даже начать рапорт, радостно приобнял за плечи:

— Молодец, Тоха! На ловца и зверь бежит!

— Сань, а мы еще и продуктов привезли…

— Это тоже хорошо… Пойдем, что ли, твоего интенданта поспрошаем?

— Вы с Аликом идите, я то вам зачем? А пока вы там майора будете плющить, я его переводчика попытаю. Время заодно сэкономим.

— Неплохая мысль, только вот список вопросов давай согласуем, — одобрил мою идею командир. — Еще какие-нибудь идеи есть, чтоб потом не отвлекаться?

— Ага, я с местным старостой скорешился. Договорились, что он совхозное стадо с ферм угонит и людям раздаст.

— Хм, наш пострел везде поспел? — с непонятным выражением на лице пробормотал Саня. — Еще что-нибудь?

— А староста предложил налет на элеватор сделать — его только пара полицаев сторожит.

— Ну, и на кой нам это? Только светиться зазря!

— Так нам-то опасности практически никакой — все одно сегодня вечером отсюда ноги сделаем.

— А польза какая?

— Много от этого пользы. Сам посуди: немцев без зерна оставим — это раз, народу от голода пухнуть не дадим — это два, пару полицаев к ногтю — это три…

— Стой-стой-стой… Развоевался тут, понимаешь. Вот мужиков дождемся и тогда решим. Иди, пока продукты Емельяну сдай.

Поскольку мешки с продуктами мы разместили на переднем сиденье машины, то вытащить унтера-переводчика, не выполнив приказ командира, было сложновато. К моей удаче, мимо проходил лейтенант Скороспелый с охапкой сушняка.

— Товарищ лейтенант, — окликнул я его, — вы не на кухню, часом?

— Да, туда.

— Будьте добры, приведите сюда сержанта Несвидова.

Через пару минут лейтенант вернулся вместе с Емельяном.

— Товарищ сержант, принимайте продукты! — весело поприветствовал я нашего старшину.

— И что там, товарищ старший лейтенант? — невзирая на все больше входящие в обиход «боевые прозвища», Несвидов строго придерживался в общении с нами устава.

— Не знаю, времени заглядывать не было…

Емельян укоризненно покачал головой:

— Товарищ лейтенант, помогите донести, пожалуйста! — попросил он контуженого танкиста.

— Отставить! — вмешался я. — Вы, лейтенант, лучше пока пленных посторожите, а я сержанту помогу, а то, насколько я помню, вам еще напрягаться вредно… — и с этими словами я подхватил один из мешков.

Когда мы дошли до кухни, Емельян развязал тесемку и вывалил содержимое первого мешка на расстеленный брезент.

Неплохо, однако! Староста расщедрился на пару кусков окорока, или бекона, завернутых в промасленную бумагу и испускающих одуряющий аромат, несколько кругов домашней колбасы и здоровенный, граммов на восемьсот, кусок сливочного масла. Наш старшина даже присвистнул, увидев это богатство.

— Это вы знатно поторговали, товарищ старший лейтенант! На что сменяли? — теперь в его голосе сквозило нешуточное уважение.

— На стадо в полсотни голов…

— А где ж вы стадо-то добыли?

Вдаваться в подробности продуктово-финансовой махинации мне сейчас не хотелось, поэтому я ответил просто:

— Извини, Емельян, времени сейчас совершенно нет. Вечерком расскажу, лады? — и пошел к машине, в которой томились мои «языки».

Москва. Улица Дзержинского.

20 июля 1941 года. 14.33

— Вы действительно в этом уверены, Борис Михайлович?

— Да, Павел Анатольевич.

— Присаживайтесь, поговорим. — И старший майор указал рукой на один из стульев.

В свою очередь сев в кресло, он продолжил:

— А на чем основывается ваша уверенность?

— Понимаете, Павел Анатольевич, когда вы мне поручили заняться этим делом, то первое, над чем я стал думать, это то, зачем они передавали кому-то привет?

— И?

— Единственное непротиворечивое решение — это была замена пароля…

— Допустим… — и старший майор внимательно посмотрел на собеседника, — но на основании каких фактов вы сделали выводы о моей и Старинова причастности?

— Вот смотрите, Павел Анатольевич, — и капитан, спросив взглядом разрешение, придвинул к себе лист бумаги и карандаш. — Первое — они очень четко и грамотно вышли на нашего резидента. Второе, как показал резидент — человек, кстати, чья надежность не вызывает сомнения, — фигуранты — русские по национальности и обладают большим опытом оперативной работы, а также весьма серьезными боевыми навыками.

— Ну, это могут быть люди и из белой контрразведки или разведки… — неопределенно хмыкнул хозяин кабинета.

— Вряд ли. Кроме возраста, напомню, что личный состав группы, по крайней мере большинство, — люди молодые, до тридцати, еще в словесных портретах резидент указал на некоторые особенности… — он открыл свою папку и, достав лист бумаги, прочитал: «Во время разговора младший по возрасту, „майор Таривердиев“ в нервном волнении выстукивал пальцами на столе какую-то мелодию, в которой я впоследствии узнал Марш Буденного». — И капитан торжествующе посмотрел на Судоплатова.

Подхватив пленного унтера, я совсем уже было собрался удалиться «под сень струй», но вспомнил про запертого в машине немецкого водилу. «Хорошо, что летеху не отпустил…» — подумал я и открыл багажник легковушки. Н-да, судя по тому, как внутренняя обшивка была перепачкана кровью, путешествие для пленного комфортным не было. «Ну, уж извини, дороги у нас тут такие!» — и с этой мыслью я выволок мычащего что-то на своем языке немца на свет божий.

— Лейтенант, назначаю вас ответственным за этого пленного. Умойте, руки на время развяжите, чтоб не отсохли… — похоже, вид живого человека, забытого в багажнике машины, произвел на Скороспелого сильное впечатление, поскольку на мои слова он не реагировал.

— Лейтенант!!! — пришлось мне рявкнуть.

— А! Да! Слушаюсь, товарищ старший лейтенант госбезопасности… Что?

Пришлось повторить инструкции. Но, уходя, танкист нет-нет, да и оборачивался и смотрел на багажник машины, как бы сопоставляя в уме размеры багажника и тащившегося перед ним человека.

Я же потрепал по щеке давно очухавшегося унтер-офицера:

— Ну, пойдем, болезный, поговорим… — и придал ему ускорение, потянув за ухо вверх.

— Ньет, вы не имеет права! Это есть насилие над военнопленный! — внезапно заголосил он.

— Это против общечеловеческих ценностей? — мрачно спросил я, потрясенный говорливостью пленного. — Или не нравится, что унтерменш руки распускает?

— Ja! Да! Чекистский выродок, ты должен выражайт уважение к мой статус…

Бац! Короткий прямой в грудину выбил из говоруна дыхание и сбил его с ног. Наступив ему сапогом на руку, я сунул ствол ППД прямо в нос и прошипел:

— А знаешь что, падла? Что-то мне совершенно не хочется с тобой говорить… Ну совсем не хочется… — какая-то темная и душная волна затопила меня. Я чувствовал, как то ли от гнева, то ли от прилива адреналина полыхают мои щеки. Я почувствовал, что хочу убить эту тварь! Причем не выстрелить, а удавить своими собственными руками!