Кто, если не мы - Лузан Николай - Страница 30

— Нет, Андрей Михайлович, это же надо, старшие опера, а ведут себя, как пацаны? У меня нет слов.

— У меня тоже, — буркнул Охотников.

— Товарищ полковник, а что было бы лучше, если бы эти отморозки нас в асфальт закатали? — защищался Устинов.

— Асфальт? Лучше — хуже, и это говорит цвет управления? Пустоцветы! Майор! Капитаны! Где были ваши мозги? Вместо того чтобы головой работать, кулаки в ход пускают! — разносил их в пух и прах Первушин.

— Товарищ полковник, с ними бесполезно говорить. Это же бандюки! Они только силу понимают, — огрызнулся Лазарев.

— Лазарев, помолчи! Я Устинова спрашиваю!

Тому ничего не оставалось, как рассказать о драке, произошедшей на озере. Первушин, недолго покипятившись, вскоре остыл, и гроза, было сгустившаяся над головами трех друзей, прошла стороной. Отправив Приходько домой, чтобы не отсвечивал в коридорах и кабинетах управления синяками, Первушин продолжил совещание. На нем было решено: Охотникову с Устиновым заняться подготовкой агента Кузнецова к участию в оперативном эксперименте, а Лазареву — подбором дезинформационных материалов. Их согласование с командованием Первушин взял на себя. Но без санкции Рудакова в таком важном вопросе было не обойтись, и он пришел к нему в кабинет. Тот не стал мешкать и связался с Командующим Ракетными войсками стратегического назначения.

Генерал-полковник Николай Соловцов находился на Центральном командном пункте (ЦКП) РВСН и, несмотря на занятость, живо откликнулся на просьбу о встрече. Рудаков не замедлил воспользоваться этим и, отложив все дела, вместе с Первушиным выехал на ЦКП. Дорога до закрытого городка ракетчиков заняла около полутора часов. Еще двадцать минут у них ушло на то, чтобы пройти через системы защиты, надежно ограждавшие интеллектуальный мозг ракетно-ядерного щита страны и знаменитую красную кнопку, на которую в час «Ч», выполняя команду Верховного Главнокомандующего — президента России, должен был нажать палец Соловцова. И, подчиняясь их воле, через несколько минут полторы тысячи ракет должны были устремиться к своим целям.

Впервые оказавшись в святая святых Ракетных войск стратегического назначения — ЦКП, Первушин в полной мере ощутил колоссальную мощь, которой управлял Командующий с подчиненными, и ту огромную меру ответственности, что лежала на их плечах. Он и Рудаков после проверки документов на КПП спустились в упрятанную в земле и одетую в бетон потерну. Пройдя по ней несколько десятков метров, они остановились перед многотонной металлической дверью. Сопровождающий — дежурный офицер — набрал код, она бесшумно отворилась, и перед ними открылся длиннющий коридор. В нем царила особенная тишина, которую нарушали лишь тихий шелест вентиляции и приглушенные голоса технических расчетов, доносившиеся из-за неплотно прикрытых дверей. Дежурный проводил их до обширного зала, больше напоминающего музей, а сам прошел в тамбур.

На стенах зала в фотографиях и портретах была отражена полная героических и трагических страниц история создания Ракетных войск и их учебно-боевой деятельности. Взгляд Первушина привлекла портретная галерея тех, кто держал палец на «ядерной кнопке». Фамилии известных маршалов Москаленко, Неделина, Крылова, Толубко и Сергеева говорили сами за себя — «ядерная кнопка» доверялась заслуженным и авторитетным полководцам.

В 2010 году она находилась в руках генерал-полковника Николая Соловцова. Выпускник Ростовского военного училища, он начинал службу не на «штабном паркете», а в «окопах». От «А», до «Я» прошел все армейские ступеньки в дальних сибирских гарнизонах. Став командиром дивизии, в «чистом поле» поднял ее с «колышка». В годы лихолетья сумел сохранить боеспособность подчиненных ему частей. В 2002 году на его плечи лег груз огромной ответственности за масштабную модернизацию ракетных войск. Соловцов был последним из той великой плеяды, кто стоял у истоков создания ракетно-ядерного щита страны. Все это вызывало чувство глубокого уважения к командующему, и Первушин мысленно приготовился к встрече с убеленным благородными сединами и с жуковским медальным профилем генералом.

И пока Рудаков с Первушиным знакомились с историей РВСН, дежурный по громкой связи доложил командующему:

— Товарищ-генерал полковник, генерал Рудаков и полковник Первушин прибыли.

— Проводи! — последовал ответ.

Еще одна многотонная металлическая дверь бесшумно отошла в сторону, и Рудаков с Первушиным вошли в главный зал ЦКП РВСН. Перед ними открылась огромная, во всю стену карта, схема Земли. На ней нежной синевой отливали моря и океаны. Среди них желто-зелеными контурами проступали материки и острова. От Аляски и до Британии они, словно оспой, были усыпаны множеством загадочных знаков и жили своей особенной жизнь — пульсировали и передвигались. Первушин опустил взгляд ниже и еще больше проникся мощью ракетчиков. Всю площадь зала занимали пульты управления и контроля, за которыми несли боевое дежурство несколько десятков офицеров — расчеты подготовки и пуска ракет. Перед ними на множестве табло возникали и исчезали комбинации цифр и букв. Этот особенный язык ракетчиков-стратегов был понятен только человеку, посвященному в таинства их службы. Дежурная смена ЦКП, сотни расчетов подготовки и пуска ракет, несущих боевое дежурство на командных пунктах дивизионов, полков и армий, а также чудовищная ядерная мощь ракетных комплексов «Тополь», «Ярс» и «Сатана» подчинялись воле и приказам одного человека — генерала Николая Соловцова.

Он возглавлял дежурную смену подготовки и пуска РВСН и занимал место за центральным пультом управления и контроля. Появление в зале Рудакова и Первушина вызвало на лице Соловцова приветливую улыбку. Он поднялся им навстречу. Первушин с нескрываемым интересом рассматривал Командующего. Коренастый, невысокого роста, с открытым русским лицом Соловцов внешне больше походил на строгого школьного учителя, чем на «ядерного монстра», которым на Западе «ястребы войны» пугали слабонервных «мирных голубей». Крепкое рукопожатие и его проницательный взгляд заставили Первушина подтянуться. Тепло обнявшись с Рудаковым, Соловцов радостно воскликнул:

— О, Александр Юрьевич, сколько лет, сколько зим!

— Три. Последний раз виделись на сборах во Владимирской ракетной армии, товарищ Командующий, — напомнил Рудаков.

— М-да, быстро летит время… — посетовал Соловцов и поинтересовался: — Как служится на новом месте?

— Так однозначно и не сказать. Ядерная и боевая готовность уже не давит тяжким грузом, в науке в этом плане спокойнее, но тоже своих проблем хватает.

— А где их нет, главное, чтобы они решались.

— Согласен, но когда нет ясной концепции реформы, а все делается на ходу: одни вузы и НИИ сокращаются, другие — сливаются, то тут, как говориться, не выплеснуть бы ребенка — целую научную школу. В общем, Николай Евгеньевич, идут радикальные перемены, и к чему они приведут, трудно сказать, — признал Рудаков.

— У мудрых китайцев на это счет есть хорошее изречение. Если не изменяет мне память, то звучит оно так: «Чтобы жить вам в эпоху перемен» — вот и живем, — с сарказмом произнес Соловцов.

Рудаков с Первушиным вежливо улыбнулись.

— Ну, да ладно, не будем о грустном, — обронил Соловцов и спросил: — Так что привело ко мне военную контрразведку?

— Есть у нас одна проблема, и ее без вашей помощи, Николай Евгеньевич, не решить, — пояснил Рудаков.

— Александр Юрьевич, я разве когда контрразведке отказывал? Вы же не за себя, а за дело просите — чем смогу, тем помогу, — заверил Соловцов и предложил: — Пройдем в комнату отдыха, там и поговорим.

Рудаков и Первушин присоединились к нему, спустились на этаж ниже и оказались в уютном помещении. Вслед за ними зашел официант и вопросительно посмотрел на Соловцова, тот поинтересовался:

— Володя, что у тебя есть, чтобы угостить моих друзей?

— Николай Евгеньевич, ничего не надо, если только чай! — попытался отказаться Рудаков.

— Никаких нет, Александр Юрьевич! В кои веки встретились, и чай! Так не пойдет! Володя, давай быстро хорошую закуску, а к ней — сам знаешь что.