Я - судья. Кредит доверчивости - Астахов Павел Алексеевич - Страница 29

Больше, чем любви, ему захотелось свободы. Чтобы подгоревшую картошечку да прямо со сковородочки, да с дешевыми сосисками…

И чтобы никто не подтыкал за воротник слюнявчик и не считал калории…

Он Элине так и сказал однажды вечером.

– Ты меня не любишь, – трагически прошептала она.

– Люблю. Но желаю есть то, что мне нравится, покупать, что захочу, и работать в прокуратуре.

Глаза у Элины потемнели.

– Я договорилась, на следующей неделе нас распишут.

– Разве я делал тебе предложение?

– Если ждать, пока ты его сделаешь, можно состариться.

– Я не хочу жениться. Пока не хочу.

Она сбросила с подоконника орхидеи в горшках, которые сама же и разводила, и распахнула окно.

– В смысле? – не понял Говоров ее резкого жеста.

– Я покончу с собой.

Никита расхохотался. Что-то знакомое послышалось ему в ее интонациях. Что-то общее с его первой женой.

– Валяй, – сказал он, шире распахивая окно. – Только прежде подумай…. Тут третий этаж, внизу газон. Вряд ли ты разобьешься насмерть. Ноги переломаешь, останешься инвалидом.

Это была не жестокость, а единственно правильный выход. Если бы он бросился ее уговаривать, утешать и спасать, она бы всю жизнь шантажировала его суицидом.

Элина ушла от него в тот же вечер. Вывезла все костюмы, которые ему покупала, все галстуки, все носки, орхидеи и почему-то – личный ноутбук Говорова.

Никита сразу же купил сосисок, нажарил картошки и наелся – вкусно и досыта.

Из этой истории он сделал вывод – любовь и свобода должны быть синонимами. Лучше жить одному, чем с удавкой на шее под названием Любовь.

Через месяц Никита случайно узнал, что Баженова вышла замуж за заместителя районного прокурора Круглова. И открыла ресторан «Мистраль». Круглов с работы уволился и стал управлять этим рестораном.

Как йоркшир на коротком тугом поводке.

Никита ему сочувствовал.

Несмотря на свои суицидальные наклонности, у Элины появились все шансы опять остаться вдовой.

Говоров долго не мог отойти от этой истории, даже стал сторониться женщин.

Что вышло из того, что любил он? Развод.

Что вышло из того, что любили его?! Мука.

Нужен какой-то тонкий баланс в отношениях, чтобы одиночество не превратилось в другое наказание – брак.

Почему-то тогда, в ресторане, глядя на Лену, он подумал, что именно с ней этот баланс никогда не будет нарушен.

Почему-то он так подумал…

С Леной можно делиться радостью и оставаться самим собой.

А еще оказалось, что своим выходным и этой прогулкой он может делиться не только с Леной, но и с ее племянником. Это было особенно здорово, потому что любой ребенок умеет радоваться пустяку в сто крат сильнее, чем взрослый.

Сенька попросил четвертое мороженое.

Пришлось прибегнуть к аргументу Никиты.

– Гланды отрежут, уколов наставят. Оно тебе надо? – спросила я.

– Потерплю, – огорошил меня своим ответом Арсений.

– Настоящие пацаны много сладкого не едят, – пришел на помощь Никита.

– А что они едят? – насторожился Сенька.

– Мясо. Шашлык хочешь?

– Можно, – деловито согласился «настоящий пацан». – Только побольше.

Мы поехали в ближайшую шашлычную. И хотя павлин так и не распустил в моем присутствии хвост, я чувствовала себя абсолютно счастливой и отдохнувшей.

У Сеньки светились глаза. За всю жизнь, наверное, ему не уделяли столько внимания, сколько в эту субботу.

Никита принес несколько люля-кебабов, лаваш, соусы и овощной салат в большой миске.

– Тут только люля-кебаб остался, – сказал он и, посмотрев на Сеньку, добавил: – Только не спрашивай меня, что такое люля и что такое кебаб. Я не готов ответить.

– Я и не спрашиваю, – сказал Сенька.

Увидев растерянное лицо Никиты, я рассмеялась. Умение мальчишки ставить людей в тупик, наверное, досталось ему в наследство от Натки.

– Только ты все равно подготовься, – велел Сенька Никите. – Я в следующий раз спрошу.

– В следующий раз я буду во всеоружии, – серьезно пообещал Говоров.

Сенька съел парочку кебабов и… заснул, уронив голову на стол.

– Умаялся, – засмеялся Никита.

– У него никогда не было столько впечатлений за один день.

– Твоя сестра часто оставляет сына тебе?

– Часто. У нее бурная личная жизнь. – Заметив неодобрение на лице Никиты, я поспешно добавила: – Но я ничего не имею против! Ната молода, красива, да и Сеньке нужен… мужчина в семье. Если мать выйдет удачно замуж, ему будет только лучше.

– Да, да, конечно, – согласился Никита, но по его лицу было видно – он не очень одобряет тот факт, что Сенька слишком часто остается без мамы.

Да и я, если честно, думала, что мифическое удачное замужество Натки не сможет компенсировать недостаток ее внимания к собственному ребенку. Вполне возможно, что после замужества этого внимания станет еще меньше.

Говоров, наверное, подумал о том же.

Чтобы уйти от неприятной темы, я завела разговор о работе.

– У тебя когда-нибудь бывало такое, что вроде бы человек виновен, но очевидно, что обстоятельства сильнее его, и это они сделали его виновным?

– Новое дело? – догадался Никита.

– Да. О кредите. Ответчик, Малышев, – хороший парень, вдовец, один воспитывает троих детей. Но и банк вроде бы прав – нужно платить долги. Там, понимаешь, какие-то грабительские условия ипотеки – штрафные санкции за просрочку платежей чуть ли не выше самих платежей.

– Но Малышев же знал об этих штрафных санкциях, он подписывал договор!

– Знал. Только не думал, что жизнь загонит его в угол.

– Об этом никто не думает.

– Вот я и должна решить, кто тут прав… Очень тяжело. Вроде и ответчик не мальчик маленький, должен был все предусмотреть, да и банк – крупный и известный. Ведет себя очень корректно, с ножом к горлу не пристает – цивилизованно, через суд требует выполнить условия договора. Но…

– Но банк должен понять, что всех несчастий человек не может предусмотреть?

– Да! Жена умерла, он работу потерял, на руках трое маленьких детей. В страшном сне не приснится. А проценты растут! Что ему делать? Повеситься? А мне что делать?

– Действовать в рамках закона.

– Только по закону иногда получается – одно, а по-человечески – совсем по-другому…

– На то ты и судья, чтобы решить по-человечески, но в рамках закона…

– Легко сказать… Меня эти кредиты просто преследуют последнее время!

– В смысле?

– Да так, – отмахнулась я. Желания рассказывать Говорову о том, как вляпалась Натка, не было. – По закону банк прав, а по-человечески… Малышев пострадавший.

Никита, прищурившись, посмотрел на меня и накрыл мою руку своей. Ладонь его была сухой и прохладной. Я не знаю, чего ради он позволил себе такой фамильярный жест, но решила, что он это сделал по-дружески, и убирать руку не стала.

– Сейчас много дел по кредитам. Полстраны задолжало банкам. Хочешь, я поспрашиваю у ребят в экономическом управлении[2], как они решают такие дела?

– Хочу, – кивнула я. – Поспрашивай, пожалуйста. А то я чувствую себя старой злобной Фемидой.

– Насчет старой я готов поспорить. – Никита взял на руки Сеньку и понес в машину.

– Ты мне еще тир обещал, – сонно пробормотал тот.

– Ты же спишь!

– Кто? Я?! Настоящие пацаны никогда не спят…

Мы вернулись домой под вечер. Сенька ворвался в комнату с гиканьем и с вертолетом в руках. Говоров выиграл его в тире.

На диване сидела Натка – зареванная, несчастная, с поплывшей косметикой и в толстой пижаме, несмотря на жару.

– Мам! Я был у Самсона Гамлетовича Ленинградова! Он такой длинный! Ему мороженое нельзя, только яблоки! Мама, он в Ленинграде родился, папа у него Гамлет, а мама – жирафиха! Мам! А я еще к Самсону хочу! Я к нему прям каждый день бы ходил!

Натка всхлипнула и утерла моей пижамой свой покрасневший нос.