Автоликбез - Гейко Юрий Васильевич - Страница 44

НИКОГДА НЕ БОРИТЕСЬ СО СНОМ!!!

Не вертите изо всех сил головой, не врубайте на полную мощь музыку, не трите лицо, не ерзайте на сиденье и не орите во всю глотку песни; самый лучший способ борьбы со сном — это поспать.

Как только уловили вы в себе голос Морфея, остановитесь, откиньте спинку, закройте глаза: даже десять-пятнадцать минут забытья помогут вам безопасно доехать до следующего позыва. Если сон не идет — не беда: полчаса с закрытыми глазами, в расслабленном состоянии будут не менее целительны, чем сам сон.

Если остановиться для сна невозможно, то остановитесь для того, чтобы до него доехать, — обегите машину десять раз, двадцать раз присядьте, и минут двадцать, как минимум, работоспособности вам гарантировано.

Сон водителя здорово провоцируется сном пассажира. Если вы — пассажир и хотите жить долго, если вы настоящий друг того, кто сидит за рулем, то разговаривайте с ним, спрашивайте его, травите анекдоты, открывайте боржоми, делайте бутерброды и ни на йоту не давайте ему понять, что вам хочется спать ничуть не меньше.

Если в ваших дебатах наступила пауза и вы искоса вглядываетесь в профиль водителя, силясь понять: не засыпает ли он? — знайте, что первый признак этого — сбрасывание газа и плавное приближение либо к обочине, либо к осевой.

Заметно помогает в борьбе со сном, если уж она началась, курение и особенно — рок-н-ролл. «Заводные» мелодии могут вообще прогнать сон, имейте их на всякий случай в своей фонотеке, даже если вы их не любите.

«Кока-кола» или «Пепси» тоже способствуют. Кофе на меня, например, не действует. Горячий крепкий чай помогает. Здорово помогает адская смесь, делать которую меня научил сын: в порошок растворимого кофе тонкой струйкой льется «кока» или «пепси» — пена поднимается жуткая. Но когда это выпьешь — чуть ли не глаза из орбит вылезают.

Но еще лучше помогает дорога, если она «веселенькая» — с колдобинами, поворотами и выбоинами, если вдоль ее обочин есть на что посмотреть даже в свете фар — вряд ли вам захочется спать. Самые опасные в этом смысле дороги — западные автобаны.

До сих пор страшно вспомнить дороги Соединенных Штатов, никогда мне не было так тяжело, как там: мы отставали от графика, а заменить меня за рулем в нашей колонне было некому. Господи, что я только не вытворял тогда, чтобы не уснуть! Орал по рации песни, ругался на невероятной смеси из четырех языков, напрягал изо всех сил сразу все тело, все его мышцы (что, кстати, здорово помогает, если проделать это пять-шесть раз). Но спать хотелось так дико, что по-настоящему мне помогла лишь воображаемая картина того, как жена моя и сыновья получают папин гроб в Шереметьево-2... Сон, как отрезало.

Теперь вы понимаете, почему самые страшные и многочисленные аварии случаются на автобанах? Скорости высоки. В США-то еще есть ограничения — 65 миль в час. А в Германии, где их нет, мы только вздрагивали, когда нас со свистом обгоняли «Мерседесы» и «Порше».

(Из патриотизма добавлю в скобках, что картина менялась на 180, стоило нам пересечь белорусскую границу: западники совершенно беспомощны на наших дорогах, и без конца приходилось нам чуть ли не кнутом подгонять их роскошные «лошадиные силы». Но об этом позже, в главах «Кругосветка».)

Самое опасное время — после трех ночи до рассвета. Рассвет тоже очень опасен, потому что создает иллюзию освобождения. Вот когда уже полыхнуло солнце — легче. И вообще ездить ночью советую людям, во-первых, хорошо выспавшимся, а во-вторых, с четкой внутренней организацией. Остальным ночная дорога сократит скорее жизнь, чем расстояния.

И последнее: если вам кажется, что встречные фары идут вам в лоб, когда вы стопроцентно движетесь по своей полосе, немедленно съезжайте на обочину и дальше — через кювет, в кусты, в поле: встречный водитель наверняка уснул, а береженого Бог бережет.

Самая трудная дорога в моей жизни

Задание на командировку было простое: на заводе РТИ (резинотехнических изделий) ВАЗа в Саратовской области (по-моему, в городе Балаково) провести испытание уплотнителей дверей для «Москвича», выпуск которых там налаживался. Срок командировки 10 дней, материальное обеспечение — «Москвич-2137» (универсал), напарник — Сергей Регентов, инженер и водитель, высоченный, здоровенный молодой парень, недавно отслуживший в «десантуре», к тому же сын заместителя генерального директора АЗЛК по капитальному строительству. Чрезвычайно белая кожа, красные яблоки румянца и молодости на щеках, немного увалень, голос высокий, распевный, прекрасный рассказчик и не менее прекрасный слушатель, хохотун, заходится смехом от небольшого повода, но главное — этот парень мне нравился: исполнительный, надежный, легкий.

Была зима, снежная, морозная. Бросили мы в багажник цепи для колес на случай буксовки, пару канистр с бензином, «джентльменский набор»: лампу фары, ремень вентилятора, свечу, бегунок и крышку трамблера.

Доехали нормально, поселились в местной гостинице, ездили на завод РТИ, как на работу, каждый день, сдружились там с мастером участка уплотнителей, 45-летним Виктором Петровичем.

Однажды, было это в пятницу, он подошел к нам сильно расстроенный и рассказал, что у него умер отец, похороны послезавтра, а доехать туда он не может — рейсовые автобусы отменены из-за метели, а на попутках — ненадежно, заводские шофера говорят, что стоят гам грузовики в сугробах десятками, трактора вязнут. До деревни отца всего 80 километров, жил он в деревне Подлесное, что на берегу Волги.

Впереди маячили два пустых выходных, молодые души требовали приключений, и мы, не сговариваясь, предложили Виктору свои услуги и «Москвич». Он поначалу даже испугался, а потом махнул рукой: «А, пропади все пропадом, едем!»

Как доехали, не помню, но доехали. Помню, действительно буксовали, стояли по обочинам грузовики. Помню, долго-долго пилили за бульдозером по снежному коридору, стены которого были намного выше крыши нашего «Москвича». В общем, доехали, и с тех пор к цепям на ведущих колесах легкового автомобиля я преисполнен глубочайшим уважением.

В Подлесном, отрезанном от «материка», встречали нас как героев. Водили по избам, не знали, куда усадить, чем угостить. Помню, замер я перед старинными черными досками-иконами, а хозяйка любопытствует: «Нравится?» — «Да». — «Увлекаетесь?» — «Как же этим не увлекаться?»

Тут же мне была подарена целая наволочка таких же икон, только совсем черных, хранящихся по чердакам изб.

В общем, похоронили отца Виктора, вернулись в город, и Виктор в благодарность сунул нам в багажник связку тормозных жигулевских шлангов (огромный был, по тем временам, дефицит) и четыре замороженных стерлядки — заядлый был рыбак Виктор и браконьер, конечно. Ну а мы в благодарность подарили ему весь инструмент с машины вместе с домкратом — чего нам осталось до Москвы-то? Докатимся.

Выехали мы после обеда. Мело и морозило. Где-то за Саратовом, идя под сотню, догоняем милицейский «уазик». Он идет, как положено, по знакам — шестьдесят. Несколько секунд думаем: обгонять или не обгонять. За рулем — Сережка. «Да делай ты его, — говорю я. — Если и рванет за нами, то хрен догонит».

Серега элегантно «уазик» обходит, но тот вдруг резко прибавляет, висит на заднем бампере. Мы, конечно, смеемся и прибавляем еще. На ста пятнадцати фары «уазика» исчезают в метели, а мы...

Дорога круто уходит направо и — железнодорожный переезд с торчащими рельсами. Серега тормозит, но мало — одного качка тормозной педали не хватает нам, чтобы спокойно переехать эти рельсы. Скорость наша в повороте так высока, что зад сильно подскакивает на первом рельсе, передок приседает, и мы балкой передней подвески бьемся в рельс второго пути.

Удар вообще-то лобовой. И такой сильный, что мы оба достаем головами лобовое стекло. Оно трескается, а машина по инерции пролетает рельсы и замирает.