Автоликбез - Гейко Юрий Васильевич - Страница 28

В общем, задача ясна, остается только найти место, где машина могла бы оторваться от земли, либо такое место построить — трамплин.

День за днем я объезжаю дороги, переулки Ялты на собственном «Москвиче» — ничего нет. На Севастопольском шоссе нахожу горбик, после которого на ста двадцати километрах в час машина по воздуху летит, но приземляется с таким ударом, что на первом же прыжке я разбиваю об асфальт картер двигателя.

На мое счастье в ту пору в Ялте оказывается группа испытателей с АЗЛК, которые «катают» тормоза и сцепление, поднимаясь по невообразимому серпантину до вершины Ай-Петри и обратно. Естественно, я всех их знаю, запасной картер у них нашелся, и уже на другой день машина моя исправна, но рисковать мне больше не хочется.

В общем, поиски мои заходят в тупик, становится ясно, что придется строить трамплин самим, но здесь я совершенно беспомощен: баллистику, свободный полет автомобиля мне в институте не преподавали.

Выручает, как всегда, случай. Однажды на моей машине мы возвращаемся со съемок: режиссер, оператор и я. Въезжая в Ялту, я по привычке нарушаю правила: обгоняю там, где нельзя. Постовой вырастает, словно из-под земли, свистит мне во всю мощь своих щек. Не увидев при нем ничего, кроме свистка и жезла, я не останавливаюсь, но тут же вижу в зеркальце, как выкатывает сержант замаскированный в кустах мотоцикл с коляской. Сердце екает: машине от мотоцикла не уйти.

Погоня начинается, и она явно не в мою пользу: расстояние между нами быстро сокращается. Вдруг мелькает указатель — «Ботанический сад», и режиссер кричит:

— Налево, на старую дорогу!

Не раздумывая рву налево и понимаю, что это спасение: старая дорога оказывается почти пустой, а главное — чересчур извилистой для мотоцикла с коляской. Левые повороты он худо-бедно берет, когда коляска от земли отрывается, а вот на правых ему приходится сильно сбрасывать скорость, иначе завертится юлой.

Я же — вторую передачу, гашетку в пол, кручу движок до звона, резина воет в голос, пассажиры причитают, и вдруг после одного из крутых поворотов наша машина оказывается в воздухе!

— Трамплин! — ахаем мы хором, а режиссер после отчаянного для груженой машины приземления — с треском — командует: — Завтра утром — все сюда, проверим, послезавтра — съемка.

Утром в том же составе мы здесь — ну просто идеальный трамплин! Машина уже на шестидесяти отрывается от земли, но самое замечательное то, что приземление ее происходит на склоне, одновременно всеми четырьмя колесами.

Три тренировочных прыжка я делаю на своей машине, увеличивая с каждым разом скорость: шестьдесят, семьдесят, восемьдесят... На восьмидесяти я чуть было свою «блондинку» не гроблю: поддон двигателя при ударе отпечатывается на асфальте, и становится ясно, что если мы хотим прыжков эффектных, то машины, участвующие в погоне, надо готовить — усиливать подвески.

Вот тут-то мы и подбираемся к главной заковыке нашей картины: все машины, принимающие участие в съемках, — собственные, бить их нельзя, ремонт директор не оплачивает. Он и так понабрал в группу своих друзей с машинами и не только устроил им роскошное лето у моря, в Ялте, но и платит за каждый съемочный день их автомобилей немалые деньги. Да и в сценарии, надо сказать, никаких аварий не предусмотрено, а только одна погоня, участвуют в которой в роли убегающего старенький «Москвичек», но зато крашенный редкой тогда голубой красивой эмалью «металлик», и в роли догоняющего — новенький «Москвич-универсал» Виталия Голубева, самого директора, из-за которого, как вы, надеюсь, помните, мы с хозяином и познакомились.

Едем к дорожному начальству Ялты за разрешением выдолбить посреди асфальта яму для оператора, чтобы машина для большего эффекта над ним пролетела, — не разрешают, гады. Тогда ставим примерно в месте приземления бетонное колодезное кольцо, в котором запрячется Саша-оператор. Всем ясно, что летящая под сотню тонна (вес машины) в случае просчета в траектории или сильного бокового порыва ветра смахнет это кольцо, как спичечный коробок, но другого выхода нет, и все молчат.

Поскольку в момент отрыва машины от дороги места приземления не видно, оно внизу, за переломом, то Голубев чертит мелом линию по центру асфальта, по которой я должен выставить ось, центр автомобиля перед прыжком. «Держась» за эту линию, борт машины проходит в двух метрах от бетонного кольца с оператором — достаточный запас на непредвиденные обстоятельства.

Вдруг художник фильма решает, что шоссейное полотно слишком серое и для большего цветового эффекта его следует выкрасить в черный цвет. В день съемок милиция с раннего утра перекрывает дорогу, и маляры с краскопультами, заряженными черной гуашью, принимаются за дело.

Но я всего этого не вижу, потому что занят последними приготовлениями двух автомобилей: разгружаю их максимально, вынимаю задние сидения, запаску, инструмент, подгоняю под себя специальные гоночные ремни «Пилот» с охватом тела крест-накрест, сливаю из баков весь бензин и заливаю всего по пять литров «экстры». Подвески у машин уже усилены: на рычаги приварены дополнительные отбойники, стоят более мощные пружины и амортизаторы, в рессоры добавлено по одному листу — спасибо тем самым коллегам-испытателям, что оказались в Ялте, без их рук и запчастей мы бы пропали.

В течение всего этого процесса меня мучит лишь одна мысль: кусок дороги непосредственно перед трамплином слишком извилист для того, чтобы разогнаться на нем от души. Да к тому же в одном месте его пересекает ручей, а те, кто ездил в Крыму, знают — мокрый крымский асфальт подобен мылу.

Ну вот, вроде все готово. Оживает режиссерский мегафон: «Приготовиться к съемке! Все — на места!»

Мама родная! Только теперь я замечаю в полном объеме все то, что съехалось и сбежалось сюда ради нескольких моих прыжков: «скорая помощь», пожарка, две машины ГАИ с матюгальниками, десятка два инспекторов, оцепивших двухсотметровый кусок дороги со всех сторон, а зевак, зрителей, пляжников — облепили все окрестные камни и выступы! И все смотрят на меня и боже, как восторженно смотрят — две модельного вида девахи в купальниках так просто меня облизали и уже пожирают взглядами. «Ребята, все вы меня еще вчера не заметили бы ни на пляже, ни в городе! — кричу я им мысленно. — Закройте рты, не каскадер я, а случайно сюда попал, все это должно достаться Витьке, а не мне!..»

Сажусь в синенький дохленький «Москвичок», еду на старт, где милиционеры, вытянувшиеся от трамплина цепочкой, должны передать взмахом руки команду режиссера: «Мотор!».

Еще мгновение — ревет двигатель, мой «сигнальщик» поднимает руку, и машина бросается вперед!

Бросается... Какой «тупой» двигатель! За секунды разгона он выматывает мне всю душу и расстраивает так, что на трамплине я даже не смотрю на спидометр — одна досада. Приземление — довольно деликатный удар о дорогу и небольшой кусок ее для торможения.

Останавливаюсь, отстегиваю ремни, ступаю дрожащими, слабыми от возбуждения ногами по асфальту.

— Ну как? — раздается громовой голос Голубева. Он спрашивает через «матюгальник» гаишной «Волги».

Расстроенно машу рукой. Подходит:

— Что случилось?

— Мотор барахло, еле коптит. Ну что это за прыжок!

— Нормально, больше не надо. Какая скорость была?

— Что-то около семидесяти...

— Больше — запрещаю. Понял? — Я так смотрю на него, что гороподобный каратист Голубев смягчается: — Ну восемьдесят — это предел.

Дело в том, что на его машине, которая пойдет следующей, мотор — зверь, это меня согревает, а его тревожит.

— Приготовиться ко второму дублю! — орет мегафон. Злой еду на старт и думаю: вторую передачу я, конечно, недокрутил, да и поздно на нее переключился. И запас дороги для разгона весь не использовал.

— Старт! — я бросаю сцепление.

Педаль газа в пол, и все внимание на звуке мотора: когда же он, наконец, достигнет своей самой высокой ноты!

Вторая, газ в пол, но кажется, что скорость нарастает слишком медленно: шестьдесят... семьдесят... восемьдесят — трамплин! — и машина в воздухе!