Кратос - Точильникова Наталья Львовна - Страница 41

– Саша, – зову я.

Приходит слабый ответ:

– Да. Даня?

– Теперь можно, говори. Я могу заблокировать эту штуку.

– Я тебя обидел?

– Ты все сделал правильно. Мне надо было подготовиться к конфиденциальному разговору. И злоупотреблять этим не следует – может вызвать подозрения.

– Понимаю. Дело вот в чем. Юля говорит, что не может пойти на установку микроаннигилятора, поскольку обладает информацией, которая не должна стать известной властям.

– Насколько у нее явный Т-синдром? Сможет ли она его скрыть?

– Возможно, да. Если только аннигиляторы не ставят всем подряд.

– Когда ваша очередь?

– Ее можно отодвинуть назад. Здесь слишком много желающих побыстрее вырваться на свободу, которые не прочь с нами поменяться. Так что пара дней есть.

– Я постараюсь помочь, но с одним условием.

– Да?

– Тайна должна быть мне известна.

– Хорошо, передам.

Я заканчиваю разговор уже в лифте, и связь обрывается. Двери отъезжают в стороны, и я шагаю в коридор. Он освещен мягким золотистым светом, в конце – темное арочное окно. Возле моей двери, прямо на полу, кто-то сидит, опустив голову на колени. Я не сразу узнаю его.

– Анатоль?

Он поднимает голову, смотрит на меня. Да, Анатоль ван Линнер, геолог с Дарта.

– Извини, Даниэль, мне очень плохо, и больше не к кому обратиться.

– Что случилось? – спрашиваю я, касаясь радужного шара на двери.

Замок щелкает, дверь начинает открываться.

– Физически плохо, – говорит Анатоль. – Мутит.

– Давай руку!

Я помогаю ему подняться.

– Заходи, вызовем врача.

Он усмехается:

– Какой врач, Даня? Это Т-синдром. У меня уже были приступы.

– Обопрись.

Он опирается на мою руку. Заходим в квартиру, я помогаю ему сесть в кресло.

– Я не знал о приступах, – говорю я.

– Это не сразу начинается. У меня же давно.

Серебряная сфера вокруг моего сердца приобретает зеленый оттенок, истончается и разлетается вдребезги. Зеленое сияние поднимается вверх, втекает в руки и исходит из кончиков пальцев.

– Не надо, – говорит Анатоль. – Чем чаще ты используешь Силу, тем скорее болезнь убьет тебя.

– Ну и плевать.

– Ты все равно не сможешь помочь. Просто я не хотел умирать один.

– Я попробую.

Зеленое пламя стекает ему на грудь и охватывает все тело. Я не понимаю, что с ним, словно передо мной не человек. Я могу только наугад лить в него энергию, и это все.

– Как проявляется приступ? – спрашиваю я.

– Тошнит, бросает то в жар, то в холод, и мир начинает мигать, исчезать и появляться, словно я периодически теряю сознание. А потом – сон. Иногда по двенадцать часов.

Я вспомнил цертиса и собственный четырнадцатичасовой сон.

Энергия Анахаты падает в него, как в бездонный колодец, и я не понимаю, ни на что она расходуется, ни есть ли от этого какой-либо эффект. Я понимаю, что выжат, как кусок сыра в руках хитреца из сказки, пообещавшего выжать камень. Я зря считал себя каменным.

Наконец, его ресницы начинают дрожать, он засыпает.

Я опускаю руки. Жив, слава богу! Укрываю его пледом и иду в свою комнату.

Мне не до сна. Наконец, я нашел работу на ночь – думать. Чтобы справиться с проблемой, надо найти ее глубинную причину – этим и займусь.

Заказываю зеленый чай, голубоватая полусфера в центре стеклянного столика у кровати растворяется в воздухе, открывая поднос с чайником и коричневой чашечкой без ручки. Пью мелкими глотками, одновременно просматривая информацию.

Ее гораздо больше, чем в прошлый раз еще на Ските, когда я пытался понять, что такое Т-проблема. Неожиданностей много. Я начал с истории вопроса. Первый случай Т-синдрома был двадцать три года назад. Юноша из университетской аристократии обратился в медицинский центр Кириополя со странными симптомами: головокружение, тошнота, потери сознания. Юношу звали Валерий Лурье. Проверили работу биомодераторов – в норме. Казалось бы, с болезнью легко справиться и без помощи врачей, симптомы вполне в компетенции биомодераторов, но последние демонстрировали полную беспомощность. Валерия положили на обследование и нашли комплексное поражение организма, картина напоминала лучевую болезнь, но с очень странным течением: без очагов некроза, постоянной рвоты и диких болей. Гораздо легче – только учащающиеся приступы. Юноша прожил в больнице около месяца, а потом исчез. Как? Куда? Так и осталось тайной. В отчете говорилось, что больной обладал способностью предсказывать близкое будущее и притягивал к себе людей.

С каждым годом таких случаев становилось больше. Бросалось в глаза, что все больные принадлежали к аристократии. Новая гемофилия! Причем в первые годы либо университетской, либо научной, либо творческой. Только на десятом году появились чиновники и военные.

Интересно, есть хоть один простолюдин?

Я организовал соответствующий поиск. И меня вынесло на Т-проблему. Были простолюдины. Первый случай на Дарте три года назад. Новая религиозная секта. Я не стал вдаваться в ее философию, что-то эзотерическое. У шестидесяти двух членов секты из двухсот обнаружен Т-синдром. Из них добрая половина простолюдинов. После этого секту запретили. Не помогло. Возникло еще несколько таких сект, куда более многочисленных. Остатки первой секты не отказались от своей религиозной практики – ушли в подполье. Время от времени их арестовывали и штрафовали. Руководителей отправили в Центр психологической помощи Дарта. Там они провели от шести до восьми месяцев. На этот раз их агонии были подробно описаны. Вероятно, пациентов не оставляли ни на минуту. Я живо вспомнил теоса, чью смерть я видел в доме Алисии Штефански. Картина совпадала полностью. Красноватые волны свечения по всему телу, вспышка и исчезновение практически без следа.

Итого, у меня два направления работы. Первое: понять, чем принципиально отличаются представители аристократии от прочих граждан Кратоса, если отвлечься от досужих рассуждений о голубизне нашей крови. Уровень жизни? Уровень образования? Качество медицинского обслуживания? Доступность технических новшеств? Я методично записал все это в файл с названием «Т-синдром», открытый мною в памяти устройства связи.

И второе: повнимательнее изучить новейшие религиозные течения.

Было очевидно, что в сектах Дарта проводилось целенаправленное заражение, как впоследствии на всей планете, а потом и на Тессе. Только этим объясняется наличие больных, не имеющих отношения к аристократии.

Что-то такое должно быть в их обрядах. Сведений на этот счет оказалось в избытке, и я понял – нашел!

Более того, на Кратосе до сих пор действовало несколько сект подобного толка, правда, в полуподпольном режиме. Но проникнуть можно!

За окном светлеет небо. Устройство связи услужливо подсказывает время: половина пятого утра. Надо бы поспать хотя бы часа три. Но есть еще одна проблема. То, что я собираюсь сделать, пожалуй, не слишком красиво, но так будет лучше, я уверен. Пока в моей крови жил цертис, я почти не вспоминал о Юле, и сейчас она казалось мне безнадежно далекой, почти чужой.

Я сделал запрос на имя «Юлия Бронте», и на меня обрушился шквал информации. Я практически сразу понял, что она собирается скрыть. Ладно, помогу, хотя это противоречит моим взглядам. Никогда бы не подумал! Юля смогла меня удивить.

Я встал в восемь часов, выпил кофе и связался с Сашей.

– Как у вас дела?

– По-прежнему.

– Вы вместе?

– В соседних комнатах. Мы здесь с Артуром. Рядом – Юля и госпожа Штефански. Мы можем переговариваться.

– Когда вас помещали в Центр, составлялись ли какие-нибудь списки?

– Да, конечно. Думаю, они в базе данных тюрьмы.

– На каком вы этаже?

– На втором. Северная часть здания. Окна только во внутренний двор, сам понимаешь.

Я задумался. Выходов, собственно, два: пойти на регистрацию, но попытаться избежать ее в последний момент, при этом должна остаться ложная запись о регистрации. Не так уж невозможно. Взятка врачу, обман, гипноз. Я чувствовал себя способным на воплощение любого из этих планов. Сложность даже не в этом. Имплантант наверняка посылает некий постоянный сигнал, который мы не смоделируем, и обман раскроется в считанные часы, если не минуты.