После ссоры - Тодд Анна - Страница 33

– Он рассказал тебе? – изумленно переспрашивает она.

– Простите, я не хотела так напрямую вам говорить. И в тот вечер, я подумала, вы знаете…

Я извиняюсь и отпиваю еще кофе.

– Нет-нет… тебе не за что извиняться. Я просто не могу поверить, что он рассказал тебе. Понятно, что ты знала про кошмары, но про это… невероятно. – Она улыбается мне – самой искренней улыбкой.

– Надеюсь, вы не против. Мне очень жаль, что такое случилось. – Я не хочу влезать в их семейные секреты, просто с подобным я никогда не сталкивалась.

– Я не только не против, милая, – говорит она и начинает плакать, не стесняясь. – Я так рада, что у него есть ты… Кошмары были ужасные – он кричал и кричал, не переставая. Я хотела отправить его к психологу, но ты же знаешь Хардина. Он не стал ни с кем из них разговаривать. Совсем. Не проронил ни слова – просто сидел и смотрел в стену.

Я ставлю кружку на стол и обнимаю ее.

– Не знаю, что вчера тебя заставило вернуться, но я рада, что это случилось, – говорит она, уткнувшись в мое плечо.

– В смысле?

Она делает шаг назад и смотрит на меня, криво улыбаясь и вытирая глаза.

– Детка, я, конечно, уже старая, но не настолько. Я поняла, что между вами что-то не так. Я видела, как он удивился, увидев тебя здесь, а подозревать неладное я начала, еще когда он сказал, что ты не сможешь приехать в Англию.

Я чувствовала, что ее не проведешь, но не знала, насколько хорошо она все понимает. Я делаю большой глоток уже остывшего кофе и раздумываю над этим.

Триш осторожно берет меня за руку.

– Он был так рад… ну, насколько Хардин вообще может радоваться… что приедет в Англию вместе с тобой, а всего несколько дней назад сказал, что ты куда-то уезжаешь, но я не поверила. Что случилось? – спрашивает она.

Я снова отпиваю кофе и ловлю ее взгляд.

– Ну… – Я не знаю, как это сказать, потому что фраза «Да так, ваш сын просто лишил меня девственности на спор» вряд ли ее обрадует. – Он… он солгал мне, – кратко отвечаю я.

Я не хочу, чтобы она расстраивалась из-за Хардина, не хочу втягивать ее во всю эту историю, но и врать тоже не собираюсь.

– Серьезная ложь?

– Просто гигантская.

Она смотрит на меня с опаской, будто я сейчас готова разорваться, как мина.

– Он жалеет об этом?

Так странно обсуждать это с Триш. Я ее даже не знаю, и она его мать, так что в любом случае будет на его стороне. Так что я осторожно отвечаю:

– Да… думаю, да, – и допиваю остатки кофе.

– Он говорил тебе об этом?

– Да… несколько раз.

– Он выражал свое сожаление?

– Вроде того.

Выражал? Да, он ударился в слезы и вообще ведет себя спокойнее, чем обычно, но он все же не сказал того, что я хочу услышать.

Она смотрит на меня, и на мгновение я чувствую, что действительно боюсь услышать ее ответ. Но, к моему удивлению, она говорит:

– Ну, как матери, мне приходится мириться с его выходками. Но ты не должна этого делать. Если он хочет, чтобы ты его простила, то должен заслужить это. Он должен доказать, что это никогда больше не повторится – что бы он ни натворил, – а я думаю, наврал он по-крупному, раз ты даже решила съехать. Не забывай, что эмоции – это то, чем он редко пользуется. Этого парня… то есть теперь мужчину, легко рассердить.

Я знаю, что это прозвучит глупо, ведь люди лгут друг другу все время, но я выпаливаю свой вопрос прежде, чем успеваю подумать:

– Вы бы простили того, кто солгал вам?

– Ну, все зависит от самой лжи и от того, насколько человек раскаивается в содеянном. Я бы сказала так: если ты позволишь себе слишком часто верить в ложь, то найти путь к правде станет нелегко.

Она намекает, что мне не следует его прощать?

Триш слегка постукивает пальцами по столешнице.

– Однако я знаю своего сына и вижу, как он изменился с тех пор, когда мы виделись в последний раз. За эти месяцы с ним произошли огромные перемены, Тесса. Я даже не могу описать, какие. Он теперь смеется и улыбается. Вчера мы с ним даже нормально поговорили. – Несмотря на серьезность темы, она широко улыбается. – Я знаю, что если он потеряет тебя, то станет таким, как был раньше, но это не значит, что ты должна чувствовать себя обязанной быть с ним.

– Я не… в смысле, не чувствую себя обязанной. Я просто не знаю, что и думать.

Жаль, что я не могу рассказать ей все детали и услышать ее честное мнение. Вот бы моя мать была такой же понимающей, какой мне кажется Триш.

– Что же, в этом-то и вся сложность, потому что решение за тобой. Главное, не спеши – пусть он попотеет. Моему сыну все легко дается – так всегда было. Может, в этом частично и есть его проблема – он обязательно получает то, что хочет.

Я смеюсь, потому что она подобрала очень верное описание.

– Это уж точно.

Вздохнув, я подхожу к шкафчику, чтобы вытащить пачку хлопьев. Но Триш перебивает меня своими словами:

– Может, соберемся и поедем где-нибудь позавтракаем, а потом займемся всякими девичьими делами? Мне бы, например, не помешало постричься.

Она смеется и мотает своими каштановыми волосами.

У нее хорошее чувство юмора, как и у Хардина – когда он позволяет себе проявить его. Он, конечно, более циничен, но теперь я вижу, откуда это в нем.

– Отличная идея. Я только приму душ, – говорю я и убираю хлопья назад.

– Душ? Там же валит снег, и нам все равно будут мыть голову! Я собиралась поехать вот так. – Она показывает на свой черный спортивный костюм. – Надевай джинсы или что-нибудь такое и поехали!

Это так не похоже на поездку куда-нибудь с моей матерью. Мне пришлось бы погладить одежду, сделать укладку и накраситься – даже если мы собирались за продуктами.

Я улыбаюсь и говорю:

– Хорошо.

Вернувшись в спальню, я достаю из шкафа джинсы и толстовку и завязываю волосы в пучок. Уже в кедах я иду в ванную, быстро чищу зубы и брызгаю на лицо холодной водой. Возвращаюсь в гостиную: Триш уже ждет меня у двери.

– Надо оставить Хардину записку или отправить сообщение, – говорю я.

Но она улыбается и тянет меня к выходу.

– Об этом юноше не волнуйся.

Остаток утра и большую часть дня провожу с Триш. С ней мне спокойнее. Она добрая, веселая, и с ней приятно общаться. Она легко поддерживает разговор и почти все время меня смешит. Мы идем в парикмахерскую, и Триш просит отстричь ей челку и пытается заставить меня сделать то же самое, но я с улыбкой отказываюсь. Однако я поддаюсь ее уговорам и покупаю к Рождеству новое черное платье. Правда, я пока даже не представляю, где буду отмечать праздник. Я не хочу мешать Хардину и его маме, я даже не купила никаких подарков. Может, я все же соглашусь на приглашение Лэндона – он звал меня к себе домой. Кажется, это уже слишком – проводить Рождество с Хардином, когда мы даже не вместе. У нас эта странная промежуточная стадия: мы не пара, но все же я почувствовала, что мы стали сближаться – до того, как сегодня утром он внезапно ушел.

Когда мы возвращаемся, то видим, что машина Хардина уже стоит у дома, и я начинаю нервничать. Заходим в квартиру: Хардин сидит на диване, а у него на коленях и по всему кофейному столику разложены бумаги. Зажав ручку в зубах, он задумчиво смотрит на то, что в них написано. Видимо, работает, хотя за все время, что мы знакомы, за рукописями я его видела всего несколько раз.

– Привет, сынок! – радостно восклицает Триш.

– Привет, – равнодушно отвечает он.

– Скучал по нам? – дразнит она, но он закатывает глаза, а затем собирает бумаги и засовывает в папку.

– Я буду в спальне, – раздраженно говорит он и встает с дивана.

Взглянув на Триш, я пожимаю плечами и иду в комнату следом за Хардином.

– Чем занимались? – спрашивает он и кладет свою папку на комод. Оттуда выпадает один листок, и он быстро засовывает его обратно и резко закрывает папку.

Я сажусь на кровать, скрестив ноги.

– Поехали позавтракать, потом сходили в парикмахерскую и по магазинам.