Вояж - Стил Даниэла - Страница 25

Мэдди слушала доктора в полуобморочном состоянии: психиатр во всех подробностях описывала ее брак с Джеком! Он никогда не прибегал к физическому насилию, кроме того единственного раза, когда больно стиснул ее руку, зато делал все то, о чем говорила психиатр. Мэдди хотелось с криком выбежать из комнаты, но вместо этого она сидела, боясь шелохнуться.

Так продолжалось около получаса, после чего первая леди предложила задавать доктору вопросы. Спрашивали в основном о том, как защитить женщин не только от насильников, но и от самих себя.

– Во-первых, им необходимо отдать себе отчет в происходящем. Им нужна воля. Но большинство этих женщин, подобно детям, которых наказывают, выгораживают своих мучителей, все отрицая и виня самих себя. Чаще всего им стыдно признать происходящее с ними и рассказать об этом миру. Им больно, ведь они верят всему, что слышат от насильников. Так что первым делом надо помочь жертвам увидеть сложившуюся картину в правильном свете, потом – избавиться от ситуации, провоцирующей насилие, что тоже не всегда просто. У них своя жизнь, дети, дом. Их уговаривают рискнуть, уйти от угрозы, которую они не видят, которую даже не считают по-настоящему опасной. Проблема в том, что она так же реальна и так же опасна, как направленный прямо в лоб револьвер, однако большинство женщин попросту этого не сознает. Некоторые оказываются прозорливее, но и они чаще всего трусят, как все остальные. А ведь я толкую об умных, образованных женщинах, порой даже достигших определенных высот в своих профессиях, у которых, казалось бы, не должно быть иллюзий. Но от участи жертвы насилия не гарантирован никто. Это может случиться с любой из нас – и случается: на самой лучшей работе, в лучших учебных заведениях, и при очень высоких, и при низких доходах. Иногда это происходит с красавицами и умницами – казалось бы, они-то как до такого дошли? Но порой именно они оказываются излюбленными мишенями. Знающие, опытные женщины труднее клюют на обман, вот на них и обрушивается насилие. Других мучают более изощренно. Жестокое обращение не различает оттенков кожи и рас, оно процветает повсюду, при любых общественно-экономических условиях. Оно касается всех нас, тем более людей с «прошлым».

Например, если женщина с детства наблюдала насилие дома – отец мучил мать, – ей кажется, что мужчина, не распускающий рук, уже большой молодец, хотя на самом деле он может быть в десять раз более склонен к насилию, чем ее отец, просто к более изощренному и потому гораздо более опасному. Такой муж может женщину контролировать, изолировать, запугивать, терроризировать, оскорблять, унижать, демонстративно отказывать ей в уважении, лишать ее заботы, нежности, обеспечения. Он бросает ее в беде, грозит забрать у нее детей, и при этом на ней нет ни царапины, и он твердит, что ей страшно повезло. Хуже того, она этому верит. Такого ни за что не упечь за решетку, потому что, даже если мерзавца повезет уличить, он объявит свою жертву сумасшедшей, идиоткой, истеричкой, обманщицей, интриганкой. Всему этому она тоже верит. Таких женщин приходится медленно вытягивать из отношений, медленно возвращать им ощущение безопасности. При этом они будут упорно сопротивляться, самоотверженно выгораживать своих семейных деспотов – их глаза откроются далеко не так быстро, как хотелось бы…

Мэдди боялась разреветься в разгар заседания, поэтому старалась сохранять внутреннее спокойствие, пока не пришло время расходиться. Когда она наконец встала, у нее предательски тряслись коленки. Билл Александер, глядя на нее, решил, что это от жары. Полчаса назад она была белая как полотно, а теперь вообще позеленела.

– Не хотите выпить воды? – участливо обратился он к Мэдди. – Было очень интересно, вы не находите? Правда, я так и не понял, как помогать женщинам в таких ситуациях, разве что вразумлять и поддерживать…

Мэдди опять села, согласно кивая. У нее отчаянно кружилась голова, но, на счастье, ее недомогания никто не замечал. Билл пошел за водой. Пока она его ждала, к ней подошла Юджиния.

– Я ваша большая поклонница, миссис Хантер, – начала она, улыбаясь Мэдди, которая не могла встать и только беспомощно улыбалась. – Я каждый вечер смотрю ваши новости. Для меня это единственный способ узнавать о событиях в мире. Особенно мне понравился ваш комментарий о Джанет Маккатчинс.

– Спасибо, – пролепетала Мэдди пересохшими губами.

Подошел Билл с бумажным стаканчиком. Его посетила догадка, что она беременна. Юджиния сочувственно смотрела, как она пьет. Допив воду, Мэдди встала. Она не собиралась признаваться, что у нее подкашиваются ноги. Правда, неясно было, как она доберется до такси. Билл как будто уловил ее состояние.

– Хотите, я вас подвезу? – учтиво спросил он, и Мэдди, не подумав, утвердительно кивнула.

– Мне надо обратно на работу. – Она не была уверена, сможет ли выйти в эфир. На секунду появилось опасение, что она чем-то отравилась. Но нет, беда была не в том, что она съела, а в том, за кого вышла замуж.

– Хорошо бы нам с вами встретиться еще раз, – сказала ей доктор Флауэрс.

Мэдди попрощалась с ней и первой леди. Юджиния вручила ей свою визитную карточку, Мэдди поблагодарила и побрела прочь, спрятав карточку в нагрудный карман. После разговора с Грегом и этого заседания она была сломлена двойной дозой неприглядной правды и уже не понимала, во сне она или наяву. Ощущение такое, что ее переехал поезд. Спускаясь в лифте с Биллом, Мэдди ужаснулась, увидев себя в зеркале. До парковки шли молча.

Билл распахнул перед ней дверцу, и Мэдди села в машину. Он устроился за рулем и с тревогой оглянулся. У нее был ужасный вид.

– Как вы себя чувствуете? Я испугался, что вы лишитесь чувств.

Она кивнула и промолчала. Обмануть его, сослаться на грипп? Нет, это ни к чему. Она чувствовала такую растерянность, такое одиночество, как будто у нее отняли все, чему она верила, чему хотела верить. Это было невыносимое ощущение сиротства. Никогда еще она не испытывала такого страха, такой уязвимости. По ее щекам покатились слезы. Билл сочувственно коснулся ее плеча. Мэдди не сдержалась и разрыдалась. Остановиться было совершенно невозможно.

– Трудно все это слушать, – сказал он, а потом неожиданно для самого себя обнял женщину и прижал ее голову к своей груди. Он не знал, что еще сделать. Так утешали его другие люди, когда он горевал о жене, так утешал своих детей он сам. В его порыве не было ничего личного. Он просто обнимал Мэдди, пока она рыдала. Наконец она перестала всхлипывать и подняла на него глаза. Он увидел в них животный страх.

– Я здесь, Мэдди. С вами не случится ничего плохого. Теперь все хорошо.

Но она покачала головой и опять расплакалась. Все было плохо, совсем плохо уже много лет; возможно, уже ничего нельзя было исправить. До нее дошло вдруг, какая опасность над ней нависла, как она унижена, как оторвана от всех, кто способен разглядеть ее беду и попробовать ей помочь. Джек систематически устранял ее друзей, прогнал даже Грега, превратив ее в свою одинокую, беспомощную жертву. Внезапно все, что он говорил и делал на протяжении долгих лет, даже совсем недавно, приобрело новое, пугающее значение.

– Что я могу сделать, чтобы вам помочь? – спросил Билл.

Мэдди вздрагивала от рыданий у него на груди. Никогда в жизни она не могла так довериться никому, даже родному отцу.

– Мой муж вытворяет все то, что перечисляла сегодня эта женщина. Один человек сказал мне буквально то же самое пару дней назад. Раньше я была слепой. Когда она заговорила об этом, до меня наконец дошло. Последние семь лет муж упорно изолировал меня от людей, он был со мной жесток, а я считала его героем: как же, он ведь меня не колотит! – Она откинулась в кресле и в ужасе уставилась на Билла, не веря, что все ему рассказала. Он смотрел на нее с нескрываемой тревогой.

– Вы уверены?

– Совершенно уверена. – Теперь Мэдди понимала, что без сексуального насилия тоже не обходилось. Грубость Джека не была случайностью, вызванной приливом страсти: это осознанное унижение и контроль. Так он годами причинял жене допустимую боль. Почему она не задумалась об этом раньше?