Тьма сгущается - Тертлдав Гарри Норман - Страница 65

Эалстан запил вином остатки утренней овсянки и глянул на сидевшего напротив Сидрока, точно на выпавшее из драконьих когтей, но почему-то неразорвавшееся ядро. Кузен его жевал молча, уткнув нос в миску.

— Пошли, — сказал наконец Эалстан. — Сам знаешь, как нам достанется, если опоздаем.

Сидрок помолчал немного. Эалстан выругался про себя и заерзал на табурете, готовый уже отправиться в школу без двоюродного брата. «Может, Сидрок и согласен, чтобы ему розги о спину переломали, а я так против», — подумал он, но, когда юноша уже готов был выйти из кухни, Сидрок тоже поднялся со словами:

— Пойдем, что ли…

Несколько кварталов они миновали в молчании. Всякий раз, когда на глаза Эалстану попадался красочный плакат с призывом вступать в бригаду Плегмунда, юноша отводил взгляд. Сидрок не мог не видеть плакаты, но ничего по этому поводу не говорил, а только шагал по направлению к школе, и упрямое выражение его физиономии Эалстану очень не нравилось.

На перекрестке пришлось задержаться, пропуская несколько батальонов альгарвейской кавалерии.

— Помнишь, — задумчиво промолвил Эалстан, — в день, когда умер старый герцог Барийский, нас вот так же задержала наша, фортвежская конница? А потом все пошло насмарку…

— И верно… — пробормотал Сидрок. Судя по недоумению на его лице, он вовсе забыл о том случае, пока двоюродный брат не напомнил. Потом он скривился снова. — И много ли проку нам было с той конницы? Вот с ними рядом сражаться, — он указал на рыжеволосых всадников, — это да! Они всегда побеждают.

— Вспомни, что сказал отец, — заметил Эалстан. — Если бы они были непобедимы, им не понадобилась бы наша помощь.

Сидрок ухмыльнулся.

— Если бы твой отец был вполовину так умен, как ему кажется, он и тогда был бы вдвое умней, чем на самом деле. Счеты свои он знает, вот и решил, будто ему все ведомо. Ну так не все, понял?

— Пустое болтаешь.

Эалстану захотелось крепко врезать кузену — но что тогда сделает в ответ Сидрок? Одно дело — когда их ссоры кончались потасовкой, и совсем другое — если Сидрок со зла выдаст альгарвейцам Леофсига, а заодно и отца. Юноша смерил Сидрока взглядом. «Если подвернется хоть единый случай, я тебе по зубу вышибу за каждый раз, когда мне приходилось язык прикусывать. И ты до конца своих дней будешь питаться через соломинку».

Они миновали парочку грибов, пробившихся сквозь щель в мостовой. Как всякий настоящий фортвежец — или, если уж на то пошло, любой фортвежский каунианин, — Эалстан замедлил шаг, чтобы рассмотреть их получше.

— Жалкие бестолковые поганки, — заметил остроглазый Сидрок. — Вроде тебя.

— Своих почуял, да? — огрызнулся Эалстан. Мальчишки, должно быть, со времен Каунианской империи обменивались подобными оскорблениями. Одного взгляда на злосчастные грибы ему, впрочем, хватило, чтобы убедиться в правоте Сидрока. — Ничего, скоро добрые из земли полезут.

— Точно. Вот нагуляемся с корзинами по лесам да полям. — Сидрок ухмыльнулся. — А ты, верно, опять вернешься домой с корзиной той каунианской девки… если не сунешь ей в корзинку свой грибок.

Он расхохотался в голос.

«Это тебе будет стоить еще одного зуба», — решил Эалстан про себя, а вслух сказал:

— Она не из таких… так что придержи язык.

На самом деле он весьма надеялся, что вновь повстречает Ванаи. И если она окажется «из таких» — ну, немного, понятное дело, самую чуточку, — то он будет вовсе не против.

К этому времени они уже добрались до самого школьного порога. Эалстан приготовился провести еще один день за никому не нужными занятиями. Терпеть надоедливых учителей было, впрочем, куда как проще, чем сносить выходки Сидрока.

И Эалстан терпел. Когда его вызвали к доске читать наизусть стихи — читал. Он-то заучил на память все четыре строфы редкостно слащавого опуса двухвековой выдержки и без запинки отбарабанил первую. А вот Сидрок, которому попалась третья, запутался и был выдран розгами.

— Вот же подлость! — жаловался он на перемене. — Первую-то я знал! Ну вот почему меня вместо тебя не вызвали?

— Не повезло, — отозвался Эалстан.

Третью строфу он помнил не хуже первой и поменяться местами с двоюродным братом был бы не против, но упоминать об этом при обиженном Сидроке не стоило.

До конца дня спина Сидрока больше не страдала, отчего настроение его несколько улучшилось к тому времени, когда юноши направились домой. Эалстана, с другой стороны, снедала непривычная хандра. Должно быть, настроение его явственно отображалось на лице, поскольку Сидрок — не самый внимательный человек на свете — в конце концов поинтересовался:

— И кто же спер у тебя последнюю горбушку?

— Никто, — буркнул Эалстан, обводя взмахом руки исстрадавшийся Громхеорт. В наступившие в городе тяжелые времена старинный оборот приобрел новое, буквальное значение. — Просто… не знаю… серое все такое, измызганное, на глазах разваливается. Я все вспоминаю тот день, когда мимо проезжала фортвежская конница, и сравниваю. В толк не возьму, как все это еще терпят?

— А что делать? — отозвался Сидрок. Они прошли немного в молчании. Потом Сидрок со злостью отпихнул с пути камушек. — Может, поэтому я не прочь был бы вступить в бригаду Плегмунда, — признался он. — Хоть так удрать… отсюда.

Он развел руками, в точности как двоюродный брат.

Эалстан так удивился, что ничего не ответил. Ему в голову не могло прийти, что кузен способен приглядеться к себе так пристально, а тем более — что у Сидрока может найтись хотя бы на вид разумная причина стремиться в ряды альгарвейской армии. Он не перестал от этого думать, что бригада Плегмунда — ответ неверный, но теперь он, по крайней мере, осознал, на какой вопрос пытается сам себе ответить Сидрок: «Как мне убежать от себя?» Потому что Эалстан и сам часто задавал себе этот вопрос.

Альгарвеец-жандарм на перекрестке вскинул вверх обе руки, останавливая движение.

— Всем стоят! — заорал он на скверном фортвежском.

— Что-то мы сегодня застреваем всякий раз, — проворчал Сидрок в обычной своей манере.

Эалстан кивнул. Он без особой радости уступал когда-то дорогу солдатам родной страны; пропускать части оккупационной армии было и вовсе противно.