Тьма сгущается - Тертлдав Гарри Норман - Страница 52

Симаню поднялся трона и все с той же деревянной улыбкой вновь обратился к замершей площади:

— Народ Павилосты! Народ моего графства! Мир изменился! Подлые наемники убили моего отца! До сих пор они не понесли заслуженного наказания! Их укрывают у себя гнусные приспешники партизан! Что ж, хорошо! Кто ничего не дает, тот ничего и не получает!

Левой рукой он вырвал у растерявшегося крестьянина повод толстой коровы, а правой с размаху нанес ему такой удар по зубам, что тот с воплем отлетел и упал к подножью трона. Симаню подбоченился, запрокинул голову и звонко, заливчато расхохотался.

В нависшей над главной площадью Павилосты ошеломленной тишине его смех звучал почти непристойно. Крестьяне и горожане не верили своим ушам и глазам: никто и никогда во все времена не смел изменить хоть один шаг в древней церемонии. Они просто онемели, не в силах постигнуть подобного святотатства. Рыжики тоже молчали. Похоже, для них все это было такой же неожиданностью, как и для валмиерцев. Офицеры-альгарвейцы застыли на мгновение с открытыми ртами, а затем разразились бранью. Скарню, на их месте тоже ругался бы: марионетка, которая должна была помочь им управлять завоеванным народом, сорвалась с ниток и взбунтовала народ против себя .

Кто-то запустил в Симаню яблоком, но промазал, и оно разбилось о спинку трона. Толстая корова тут же нагнулась к его остаткам и с аппетитом схрумкала. А из толпы летела уже менее безобидная щебенка. Один из бросков достиг цели: круглый голыш ударил молодого графа в грудь и он завопил громче, чем крестьянин, давеча сбитый им с ног.

А в Симаню летело все больше и больше камней, фруктов и овощей. И большинство из них достигали цели. Граф завопил снова, и к нему бросился командир церемониального караула:

— Идиот несчастный! Зачем ты нарушил ритуал?! Почему не сделал как надо?!

— Они этого не заслужили, — прошипел в ответ Симаню, вытирая кровь с лица. — Силы небесные! Да теперь, когда они на меня напали, они вообще это не заслужили!

— Кретин! Если потакать им в мелочах, они станут послушны во всем. А теперь? — Рыжик обернулся к бушующей толпе и заорал на всю площадь: — Эй, валмиерцы! Немедленно прекратить мятеж и всем разойтись по до… Мам-а-а! — Огромный булыжник ударил его в живот, офицер сложился пополам и рухнул на помост.

— Отличный бросок! — заметил Скарню.

— Благодарю вас, сударь, — хмыкнул Рауну. — Есть еще заряд в наших жезлах!

— А то! — подмигнул Скарню и огляделся. Они стояли достаточно далеко от альгарвейцев, чтобы их можно было запомнить. Набрав полную грудь воздуха, он закричал: — Долой графа-предателя и альгарвейских тиранов!

Меркеля тут же прижалась к нему, закрывая его от рыжиков, и с такой страстью впилась губами в его губы, что он почувствовал во рту привкус крови. Увлекшись поцелуем, он даже не заметил, как толпа, огибая их с двух сторон, ринулась к помосту — громить ненавистных оккупантов и их ставленника.

— Назад! — орал какой-то альгарвейский офицер на валмиерском. — Все назад! Или вам придется пожалеть!

После меткого броска Рауну далеко не каждый отважился бы привлечь к себе внимание. Похоже, парень был не из трусов. Но с разбушевавшейся толпой было уже не сладить: снова полетели камни. Скарню выругался, увидев, что промазал.

— Долой Симаню! — эхом металось по всей площади. — Долой Симаню! Долой всех!

— Огонь! — заорал альгарвейский офицер, стараясь перекричать разъяренных валмиерцев. — Спалить их всех!

Палить — это альгарвейцы умели хорошо. Засевшие на крышах снайперы и солдаты караула направили свои жезлы на толпу, и над площадью забегали вспышки. Кто-то упал, кто-то, ударившись в панику, побежал, не разбирая дороги.

Меркелю с этой бойни пришлось уводить силой. Скарню тащил ее за руку в ближайший переулок, а она, пытаясь вырваться, упиралась:

— Ну пусти! Им еще мало досталось! Я хочу…

— Идем! Я не хочу, чтоб тебя убили! Вот проклятие! — пыхтел Скарню и волок ее дальше. Словно в подтверждение его слов, бежавший следом за ними мужчина вдруг дико закричал и рухнул на месте. — Симаню и альгарвейцы и так нам сегодня здорово помогли. Раньше люди покорно подчинялись им. Но после того, что сегодня произошло, с покорностью покончено. Теперь на борьбу с оккупантами поднимется в пять раз больше народу. Понимаешь ты это?

Похоже, его слова дошли до Меркели, и она наконец позволила любовнику увести ее из города. Но признать его правоту, да еще вслух — до такого она никогда не снизойдет.