Пропавший легион - Тертлдав Гарри Норман - Страница 63

Веротерпимость и дружба — идеи, которые так страстно проповедовал Патриарх, были опрокинуты под яростным натиском его же монахов. Слишком немногие из них имели тягу к образованию, большинство же были весьма самонадеянны в своем невежестве. Из многочисленных монастырей, подобно рою злых пчел, высыпали толпы жрецов и начали страстно опровергать призыв Бальзамона к спокойствию. В который раз переполняемый ненавистью Видессос поднимался на грабеж и насилие.

Марк вел несколько манипул с тренировочного поля в казарму, когда увидел, что путь его перегорожен большой толпой, жадно внимающей возбужденному монаху. Высокий худой человек со следами оспы на лице и горящими глазами стоял на перевернутой телеге перед лавкой бакалейщика и выкрикивал, обращаясь ко всем, кто его слышал, речь, полную ненависти к еретикам.

— Любой, изменяющий догматам веры, есть пособник — нет, жалкий раб! — ледяной адской нечисти! Единственные и неизменные слова Фоса проклятые чужеземцы извращают своими баснями о ставках и азартной игре. Они хотят соблазнить нас, сманить с истинного пути и бросить в холодные объятия Скотоса, а наш великий Патриарх, — в ярости он почти выплюнул это слово, — поощряет их и помогает Отцу Зла войти в наш дом. Воистину, говорю я вам, друзья мои, не должно свершиться этой сделке с силами Тьмы. Отступившие от истинной веры сами идут к пропасти и увлекают за собой других, подобно тому, как один испорченный персик заражает гниением всю корзину. Бальзамон призывает нас к терпимости. Что ж, сегодня мы терпим ересь намдалени, а завтра нам придется терпеть и храм Скотоса? — Монах произнес слово «терпимость» как грязное ругательство. Его голос зазвучал еще пронзительнее. — Если восточные варвары не признают правоту нашей веры, гоните их из города, говорю я вам! Они так же страшны, как и Казд, и даже еще больше, потому что еретики носят маску святош, скрывая свое неверие!

Толпа, внимавшая ему, гудела в одобрении. Люди потрясали кулаками, раздавались вопли: «Грязные варвары!», «Чтоб чума взяла намдалени!»

— Придется разбить несколько пустых голов. Сейчас этот дурак подольет в огонь еще немного масла, и наше дело плохо, — сказал Виридовикс Марку.

— Но тогда вспыхнет весь город, — ответил трибун. Он видел, что его солдаты уже положили руки на рукояти мечей и приготовились пустить в ход длинные палки, которые они использовали на тренировках вместо копий.

Как раз в этот момент монах поднял голову и увидел римлян — людей в незнакомой одежде. Он, вероятно, понял, что это не намдалени, но в своей ярости был готов броситься на любого чужеземца. Оратор вытянул свой длинный костлявый палец и крикнул, указывая на легионеров:

— Видите? Это люди Княжества пришли, чтобы зарубить меня раньше, чем я успею поведать вам слова правды!

— Ложь! — закричал римлянин, чувствуя, что толпа уже готова растерзать легионеров. За своей спиной он услышал, как Гай Филипп предупреждает: «Хотят они нас бить или не хотят, но кто без команды двинется, получит по лбу!»

— Ложь?! — с раздражением спросил монах. — Так скажи правду!

Толпа медленно растекалась вокруг легионеров, окружая их.

— Разве ты не видишь? Мы поисковая группа. Ищем храм Скотоса, о котором ты говорил. Кстати, ты не подскажешь, как туда добраться?

Монах в изумлении вытаращил глаза, живо напомнив Марку только что выловленного карпа. Толпа замерла, пораженная наглостью чужеземца. Скаурус внимательно наблюдал за людьми — примут ли они шутку или растерзают римлян за богохульство? Сначала один, потом другой, затем еще трое человек в толпе разразились грубым хохотом. Через миг вся толпа уже хохотала. Видессиане стояли лицом к лицу с легионерами, но не нападали на римлян, а хвалили находчивость их командира. Монах, внезапно покинутый своими слушателями, бросил последний, горящий ненавистью взгляд на Скауруса, слез со своего импровизированного подиума и исчез — ушел разжигать ненависть в другом месте. (В этом Марк был уверен.)

В толпе раздалось ворчание. Монах развлекал людей, но он ушел, и теперь они ожидали того же от Скауруса Тишина становилась слишком долгой. Трибун больше не мог придумать ничего забавного. И тут загремел могучий голос Виридовикса, затянувшего песню приграничных районов, повествующую о битвах с конокрадами из Казда. Только полное равнодушие к музыке объясняло неведение Марка относительно того, какой прекрасный голос был у Виридовикса. Его галльский акцент придавал песне особое обаяние. У кого-то в толпе нашлась волынка, и вскоре кельт, видессиане и те из римлян, которые знали песню, уже распевали ее во все горло. Когда они закончили, кто-то из горожан начал другую, довольно простую и грубую, в городе ее хорошо знали. Большинство легионеров тоже успели с ней познакомиться. Марк провел в тавернах достаточно времени, чтобы выучить ее припев: «А мы пьяней, пьяней вина!»

После двух — трех песен римляне и видессиане казались вечными друзьями. Они перемигивались, обменивались репликами, знакомились. Марк мог свободно продолжать путь. Десяток горожан продолжал следовать за ним, через каждые несколько кварталов кто-нибудь затягивал что-то новенькое. Когда они дошли до казармы, у четырех легионеров оказались срезаны кошельки. Но даже Гай Филипп, который в любом другом случае бросился бы в город, чтобы наказать воров, отнесся к потере с философским спокойствием:

— Невысока плата за предотвращение бунта, — сказал он.

— Для тебя, может быть, и невысока, — пробормотал один из ограбленных легионеров, но так тихо, что центурион не понял, кто именно это сказал. Гай Филипп фыркнул и грозно поглядел на солдат.

— Я полностью согласен со старым волком, — сказал Виридовикс Марку. — Ты быстро принял правильное решение и остановил драку, пока она еще не началась. Но разве ты не боялся, что твои слова только подольют масла в огонь?

— Да, — признался Марк. — Но я думал, что хуже все равно не будет. Для объяснений времени не было, а договориться с этим фанатиком, который их заводил, я не надеялся. Я и подумал, что их нужно чем-нибудь ошеломить или насмешить — к счастью, мне удалось сделать и то, и другое. Ты тоже помог, ведь ты здорово поешь.