Пропавший легион - Тертлдав Гарри Норман - Страница 53

— Сила, подобная этой, должна быть в почете.

— Фуш! — запротестовал кельт. — Этот парень родился дураком, что доказывает крепость его черепа. Я сделал это только потому, что он упрямый баран. Другой причины не было.

Боевому призыву Империи последовали и намдалени. Хорошо сложенные, крепкие парни из Княжества привели в Видессос два больших отряда, готовых драться с каздами. Но доставить их в столицу оказалось непросто. Намдален и Империя слишком часто оказывались противниками, чтобы полностью доверять друг другу. Маврикиос, хотя и обрадованный дополнительной силой, был не слишком счастлив видеть в своей гавани корабли намдалени, потому что опасался, как бы пиратские наклонности не взяли верх над добрыми намерениями. Поэтому союзники были высажены на острове Ключ, а в столицу они прибыли уже на имперских судах. Тот факт, что они полностью согласились с такой транспортировкой, убедил Марка в том, что опасения Гавраса были обоснованы.

— Верно, — согласился Гай Филипп. — Они даже не пытаются притвориться невинными ребятами. Будь у них хоть малейшая возможность, они скинули бы Маврикиоса, не задумываясь. А он это знает, и им тоже известно, что он это знает. На таких условиях вполне можно сосуществовать.

Для римлян весна и раннее лето стали временем поисков своего места в этом новом для них мире. Их положение в армии никогда не оспаривалось, особенно после победы над намдалени. Марк стал признанным авторитетом в вопросах пехотной тактики. Почти ежедневно высокопоставленные видессиане или офицеры-наемники появлялись на тренировках римлян, наблюдая и задавая вопросы. Это приятно щекотало самолюбие трибуна и несколько льстило ему. Ирония же заключалась в том, что он не был профессиональным военным. Когда Марк отлучался, роль инструктора брал на себя Гай Филипп, который объяснял гостям, что именно сейчас происходит. Старший центурион неплохо ладил с профессионалами в военном деле, но не выносил дураков. После одной из таких встреч он спросил Скауруса:

— Кто этот щупленький, плохо выбритый пацан, который все время крутится под ногами? Ну, этот, с книгой под мышкой.

— Ортайяс Сфранцез? — переспросил Марк, томимый дурным предчувствием.

— Ага Он хотел узнать, как я готовлю солдат перед боем. До того, как я успел открыть рот, он начал речь, которую, скорее всего, сам и написал, глупая кукла. Чтобы выиграть сражение после такой речи, он должен повести за собой как минимум полубогов.

— Я надеюсь, ты ему этого не сказал?

— Я? Я сказал ему, что он должен поберечь эту речь для врага — она утомит его до смерти, измучает скукой, и он победит, не начав сражения. Он сразу же ушел.

В течение нескольких следующих дней трибун ожидал найти в пище для своих легионеров яд или, по крайней мере, получить выговор от дяди Ортайяса. Но ничего не случилось. Или юный Сфранцез не рассказал Севастосу о постигшем его конфузе, или его дядя решил, что Ортайяс слишком часто лезет не в свои дела и чересчур уж любопытен. Скорее всего, последнее — его дядя был слишком умен, чтобы раздувать такие мелочи.

Подобно тому, как римляне оказывали влияние на облик и практику видессианской армии, жизнь в Империи стала изменять их обычаи и нравы. К удивлению трибуна, многие легионеры начали поклоняться Фосу. Правда, Марк ничего не имел против религии Видессоса, но это почему-то его задело. Он боялся, что переход к новому богу станет первой ступенькой на пути к полному забвению Рима. Гай Филипп разделял его опасения.

— Мне тоже не нравится, когда наши парни говорят: «Чтоб тебя Фос испепелил!» — если ты случайно наступил им на ногу. Надо запретить эту чепуху немедленно!

Желая услышать еще чей-нибудь совет, трибун обратился с теми же рассуждениями к Горгидасу. Со странной усмешкой тот отозвался:

— Приказать? Запретить? Не будь дураком. Ты можешь приказать солдату все, что угодно, но даже твой центурион с его железным кулаком не сможет приказать им не думать. А если он попытается это сделать, они тотчас перестанут повиноваться. Но если они откажутся выполнить один приказ, кто поручится, что они не сделают этого снова? Легче всего ехать на лошади в том направлении, куда ее тянет.

Скаурус чувствовал в словах врача здравый смысл. Грек сказал то, о чем Марк и сам догадывался. Но уверенность, прозвучавшая в его последней фразе, перевернула мысли трибуна вверх дном:

— Разумеется, мы забудем и Рим, и Грецию, и Галлию.

— Что? Никогда! — произнес Марк почти яростно.

— Брось, не говори так. В глубине души ты знаешь, что я прав. Спроси у своего сердца, и ты получишь ответ. Я не имею в виду память о том мире, который для нас потерян, это невозможно. Но пройдут годы, и Видессос медленно, незаметно наложит на нас свою руку. И вот придет время, когда ты обнаружишь, что забыл имена твоих друзей и близких… И это не слишком огорчит тебя. — Взгляд Горгидаса блуждал где-то далеко.

Трибун вздрогнул.

— Ты что, умеешь предсказывать будущее?

— А? Да нет, просто хорошо помню о прошлом. Однажды я вырвал свои корни из Эллады: покинул ее и стал врачом в Риме. Поэтому я понимаю то, что еще недоступно для тебя. И кроме того, — продолжал грек, — в наших рядах будет все больше и больше видессиан. Апокавкос уже хорошо вписался в наш строй, а ведь мы не сможем найти новых римлян, чтобы восполнить потери.

Скаурус ничего не ответил. Горгидас обладал даром говорить о вещах, о которых Марк предпочитал даже не думать. Он припомнил все, что случилось за последние шесть месяцев. Холодок безнадежности пробежал по его спине. «Ну что ж, — сказал он сам себе, — делай наилучшим образом все, что от тебя зависит». Это успокоило его. Проигрыш сам по себе не был позором.

Видессианские обычаи начали менять то, что Марк считал фундаментальной частью римского военного мышления, — отношение к женщинам. Армия Рима так часто находилась в походе, что легионерам запрещено было жениться, это расшатывало бы дисциплину. Ни видессиане, ни наемники этому правилу не следовали. Они много времени проводили в гарнизоне, и это давало им возможность заключать долгосрочные романтические союзы. В действующей армии это было бы невозможно. Трибун знал, что не сможет удержать своих людей от свиданий с женщинами Видессоса. Попытайся он сделать это, и его солдаты тотчас взбунтуются: ведь в соседних частях женитьба не возбраняется. Первая, а затем и вторая казарма (из тех четырех, что занимали римляне) были наспех разделены досками на отдельные клетушки. Прошло совсем немного времени — и первый римлянин уже хвастался, что станет отцом чудесного ребенка, который со временем займет его место.