Пропавший легион - Тертлдав Гарри Норман - Страница 11

— Я голоден, — повторил легионер.

— Помолчи, — сказал Горгидас. Он был сердит, но не на амуниция, а на весь мир. То, что он только что увидел, разрушило его рационалистическое, иногда немного циничное мировоззрение. Колдовство, магия помогли там, где его талант медика оказался бессилен — это привело его в ярость, он был поражен, он был восхищен до такой степени, что боялся признаться в этом даже себе самому. Но он пробыл среди римлян достаточно долго, чтобы научиться не осуждать победителей. Поэтому он схватил жреца за руку и потащил к следующему раненому — у того было пробито стрелой легкое. Видессианин снова надавил рукой на грудь больного. И снова Марк и его товарищи ощутили «заживляющий поток», переходящий от жреца к римлянину, хотя на этот раз лечение длилось гораздо дольше, чем в первом случае. И снова солдат вскочил и удивленно огляделся вокруг. Когда Горгидас осмотрел рану, все было точно так же, как и у Муниция: большой шрам, но рана полностью зажила.

Горгидас хлопнул себя ладонью по лбу в отчаянии:

— Клянусь Асклепием, я должен научиться этому!

Он был так возбужден, что, казалось, готов был применить к жрецу самые изощренные пытки, лишь бы вырвать у него тайну. Впрочем, он тут же взял себя в руки и подвел его к следующему солдату. На этот раз жрец попытался уйти.

— Но он же умирает, черт бы тебя побрал! — крикнул Горгидас. Он говорил по-гречески, показывая рукой на солдата, и жрец понял его. Он вздохнул, пожал плечами и склонился над легионером. Но едва жрец протянул руку к ране, как его вдруг стала бить мелкая дрожь, точно в лихорадке. Марк почувствовал, что магия уже действует, но, не успев закончить свою работу, жрец упал навзничь. Он потерял сознание.

— Проклятье, — взвыл Горгидас. Он подбежал к другому жрецу в голубой тунике и, не обращая внимания на протесты служек, поволок его к раненым. Но жрец только пожал плечами и с сожалением развел руками. Горгидас понял, что этот жрец исцелять не умеет. Он выругался и в отчаянии топнул ногой. Гай Филипп схватил его своими ручищами.

— Ты что, с ума сошел? Он вылечил двух обреченных людей. Будь же благодарен хотя бы за это — посмотри на бедного жреца. Помощи от него сегодня как от пустого кувшина.

— Двоих? — Горгидас сделал тщетную попытку вырваться из железных клещей ветерана. — Я всех их хочу спасти!

— И я тоже. Я тоже. Они хорошие ребята и заслуживают лучшей участи. Но ты убьешь этого целителя, если заставишь его продолжать работу. А уж тогда он не сможет больше спасти никого.

— Некоторые из них умрут уже сегодня, — ответил Горгидас, немного успокоившись. Как всегда, в словах центуриона была правда — пусть жестокая и горькая.

Гай Филипп ушел отдать приказание легионерам — пора было ставить лагерь на ночь. Марк и Горгидас остались ждать, пока жрец придет в себя. Через несколько минут он очнулся и неуверенно поднялся на ноги. Трибун низко поклонился ему — гораздо ниже, чем Ворцезу. Это было справедливо. Сегодня жрец сделал для римлян куда больше, чем Ворцез.

В этот вечер Скаурус собрал для совета несколько своих офицеров, чтобы договориться о том, что им делать дальше. Подумав немного, он позвал Гая Филиппа, Горгидаса, Квинта Глабрио, Юлия Блезуса и Адиатуна-иберийца. Когда же в его палатку ввалился Виридовикс, он решил и ему дать возможность присутствовать на совете — в конце концов Марку пригодится сейчас любая идея, любое мнение. В Галлии, когда за его спиной стояла могучая Римская республика, он принял бы решение сам, единолично, и передал бы его по команде. А сейчас — не теряет ли он свой авторитет, советуясь с подчиненными? Пожалуй, нет, ситуация слишком далека от привычной военной обстановки, когда все можно было разрешить одним приказом. Римляне были республиканцы — и большее число голосов могло перевесить один голос командира.

Блезус заговорил:

— Мне кажется, командир, что нас нанимают на службу королю-варвару. Но разве мы какие-нибудь парфяне?

Гай Филипп пробормотал что-то в знак согласия. Виридовикс был с ним заодно — по его мнению, римляне следовали приказам своих командиров слишком уж слепо. Галл и старший центурион с недоумением переглянулись. Им совсем не по душе было неожиданно для самих себя оказаться единомышленниками. Марк усмехнулся.

— Вы заметили, с каким видом местный начальник смотрел на нас? — сказал Квинт Глабрио. — Для него варварами были мы.

— Я тоже обратил на это внимание, и мне это отнюдь не понравилось, — сказал Скаурус.

— Они, возможно, и правы, — подал голос Горгидас. — И Секст Амуниций сказал бы то же самое. Вчера он стоял одной ногой в могиле, а сегодня преспокойно стирает свои тряпки возле палатки. Кем бы эти видессиане ни были, они знают многое, чего не знаем мы.

— Гай Филипп и я тоже заметили это, — сказал Марк и добавил несколько слов о стременах и подковах лошади Зимискеса. Глабрио кивнул — он тоже это отметил. Виридовикс заявил, что и он не упустил этих деталей, ведь он всегда внимательно следит за всем, что имеет отношение к войне. Блезус и Адиатун выглядели удивленными.

— Самое важное — понять, что случится с нами, если мы не присоединимся к видессианам, — сказал Квинт Глабрио.

«Младший центурион обладает даром доходить сразу до сути дела», — подумал Марк.

— Мы не можем оставаться солдатами и быть не у дел в чужой стране, — проговорил Гай Филипп неуверенно. — Я слишком стар, чтобы заняться грабежами, а это самое лучшее, на что нам можно рассчитывать в таком случае. Нас не так много, чтобы что-нибудь здесь завоевать.

— А если мы разоружимся, нас съедят живьем, превратят в рабов или… Что там они делают с чужеземцами?.. — спросил Марк. — Когда мы вместе — мы сила, но поодиночке каждый из нас здесь ничто.

С того момента, как они встретили Зимискеса, трибун и сам пытался найти лучший выход, чем стать наемником, но не нашел его. Он надеялся на то, что у других возникнут какие-то идеи, но похоже, что этот выход действительно был единственным.

— Нам повезло, что видессиане нуждаются в солдатах, — заметил Адиатун. — Иначе они бы уже охотились за нами.

Адиатун-ибериец, иностранец на службе римского легиона, давно чувствовал себя наемником. Он не мог рассчитывать на римское гражданство до ухода в отставку. Возможно, поэтому его не слишком печалила мысль о службе Видессосу.