Око за око - - Страница 70

— Ох, слава богу! — воскликнул он.

Иногда даже смерть может быть благословением — и ему не пришлось стать ее причиной.

Поскольку ящеры не носили одежды, им приходилось складывать все необходимое в ранец на спине и в сумки на поясе. Русецки снял ранец и сумки. Затем решил, что не стоит оставаться на открытом месте, подхватил имущество ящера и быстро перебежал к сцене, где укрылся за оставшейся колонной и обломками. Тут он заметил воронку от разорвавшегося снаряда и спрыгнул в нее. Лучшего укрытия сейчас не найти.

Сначала он открыл ранец и обнаружил несколько запасных магазинов для автомата ящеров. Полезная вещь; кое-кому из англичан удалось захватить автоматы ящеров, и им постоянно не хватало патронов.

Здесь же он нашел несколько брикетов пищевых пайков, завернутых в нечто, напоминающее целлофан, но более толстое, мягкое и не такое блестящее. Пленные ящеры будут счастливы, а для людей их пища казалась не слишком привлекательной. Он задумался о материале, в который были завернуты пайки,

— люди не умели делать ничего похожего.

Из ранца выпал еще один предмет размером с пищевой паек.

— Все лучше и лучше, — пробормотал Мойше, ни к кому не обращаясь.

Это был радиоприемник, хотя Мойше — впрочем, и лучшие земные инженеры тоже — не мог понять, каким образом ящерам удается создавать такие компактные приборы.

Если обертка пайков напомнила ему целлофан, то материал, из которого был сделан корпус приемника, показался похожим на бакелит. Еще один пример высоких технологий ящеров.

Вместе с такими практичными вещами, как пища, патроны и средство связи, у ящера оказалась кипа бумаг — столько Мойше не нашел бы и у десятка погибших землян. Среди бумаг Мойше заметил карту; в одном из ее секторов он узнал сеть улиц Сент-Олбанса.

На карте имелись надписи, сделанные непривычным почерком ящеров. Мойше попытался их разобрать. В Варшаве ему довольно быстро удалось выучить буквы письменного языка ящеров, поскольку уже приходилось сталкиваться с разными алфавитами — идиш, иврита, а также польского и немецкого языков. Проблема состояла в том, что если прочитать слова он мог без труда, то смысл их часто оставался для него недоступным. Он успел узнать лишь самые употребительные слова на языке ящеров.

— Очень жаль, — пробормотал он, складывая бумаги в свою медицинскую сумку.

Кто-нибудь сумеет прочитать, что там написано. Количество английских ученых, способных разобраться в любой проблеме, поражало Русецкого.

Ему пришлось повозиться, прежде чем удалось открыть поясные сумки; очевидно, ящеры пользовались когтями. На пол выскользнул плотный прямоугольник размером с визитную карточку.

Он поднял его, перевернул — и понял, что перед ним трехмерная фотография ящера, умершего только что. Буква за буквой он прочитал его имя: Экреткан.

Интересно, подумал Мойше, каким он был, как жил до прилета на Землю, что думал о войне, прежде чем стал ее жертвой? На фотографии ответа он не нашел. Рядом с фотографией обнаружился сложный зелено-золотой лабиринт, напомнивший ему раскраску погибшего ящера. Наверное, раскраска показывала звание Экреткана и род войск, но Мойше не знал, что означает узор.

Мойше засунул фотографию в медицинскую сумку. Затем просмотрел оставшееся имущество ящера, пытаясь найти какие-нибудь личные вещи Экреткана, которые помогли бы ему понять, что представлял собой погибший. Даже у нацистов были родители, жены, дети и собаки — они часто носили с собой их фотографии. Но не Экреткан. Среди его вещей Мойше обнаружил еще два снимка самого ящера, на одном из них — рядом с хитрой штуковиной, отдаленно напоминающей четырехколесный мотоцикл, на другом — его тело украшала значительно более простая раскраска.

Кроме того, Мойше обнаружил несколько обычных фотографий каких-то диковинных устройств.

«Дом, милый дом», — подумал он. И еще Мойше нашел снимок улицы, напомнившей ему Нью-Йорк, каким он видел его в кино, только более впечатляющий: высокие здания из стекла и стали, множество транспорта, толпы спешащих куда-то ящеров. «Его родной город?»

Он разложил фотографии на земле и долго смотрел на них, пытаясь составить общее впечатление. Если Экреткан — самый обычный самец, что в таком случае можно сказать о жизни Расы в целом? Неужели существование каждого из них столь же бесплодно и безрадостно, как эти фотографии? Самцы, которых Мойше встречал в Варшаве, казались вполне довольными жизнью и порой ужасно напоминали людей.

— Ну и что? — пробормотал он.

Еще в Варшаве Мойше узнал, что у Расы существуют сезоны спаривания, но что такое семья, им не известно. Ящеры считали сексуальные обычаи людей странными и отталкивающими, впрочем, у людей ящеры тоже особой симпатии не вызывали. Русецки еще раз изучил фотографии, пытаясь найти на них какие-нибудь ключевые детали — так ученый изучает сложный отрывок из Талмуда.

Самое главное различие между людьми и ящерами состоит в том, что у ящеров нет семьи. Следовательно, напрашивается очевидный вывод: когда ящеры не работают, они проводят время в одиночестве. Наверное, им такая жизнь нравится. На фотографиях Экреткан изображен один — или его пустая квартира, что подтверждало гипотезу Мойше.

Ну, а какие выводы можно сделать из фотографий, снятых на улице инопланетного города? Мойше взял одну из них, отложил в сторону и вновь принялся размышлять о семьях. Ящеры не знают, что такое семейные узы, однако из этого не следует, что они чувствуют себя одинокими. Просто семья не мешает ящеру сохранять верность интересам Расы.

Мойше кивнул, довольный собой. Все сходится. Пока в его гипотезе не видно никаких противоречий. Ящер прежде всего верен самому себе и Расе в целом. Раса и Император важны для каждого самца, как народ и фюрер для нацистов.

Мойше положил фотографии и остальные вещи Экреткана в медицинскую сумку, вылез из воронки и зашагал в штаб полка. Пусть другие оценят его находки. Интересно, совпадут ли его выводы с мнением экспертов, изучающих ящеров?

* * *

— Знаешь, сержант, — сказал Бен Берковиц, заложив руку за голову и откидываясь на спинку стула, — ящеры могут легко превратить любого психиатра в meshuggeh. Мне ли не знать — я сам психиатр. — Он немного помолчал. — Ты понимаешь, о чем я говорю? Не обижайся, но ты ведь не из Нью-Йорка?