Император Крисп - Тертлдав Гарри Норман - Страница 97

Вечером того же дня, когда солнце зависло над недалекими горами Васпуракана, он приехал с другим отрядом в очередную деревню. Когда крестьян начали сгонять на рыночную площадь, какая-то женщина завопила:

— Вы не имеете права так с нами обращаться! Мы правоверные, клянусь благим богом. Вот что мы думаем про светлый путь! — Она плюнула в пыль.

— Это так? — с тревогой спросил Фостий командующего отрядом офицера.

— Ваше младшее величество, подождите, пока соберут всех, и сами увидите, ответил капитан.

Крестьян становилось все больше, и наконец рыночная площадь заполнилась.

Фостий нахмурился и сказал офицеру:

— Я не вижу ничего такого, что указывало бы на то, что они ортодоксы или фанасиоты.

— В таком случае вы не знаете, на что надо смотреть, — заметил капитан и махнул рукой на угрюмую толпу. — Кого здесь больше, ваше младшее величество, мужчин или женщин?

Фостий поначалу не обратил на это внимания, но теперь всмотрелся в толпу заново:

— По-моему, женщин больше.

— Согласен, ваше младшее величество, — кивнул капитан. — Отметьте также, как много среди мужчин седых стариков или юнцов, у которых борода только начала расти. А крепких мужчин почти нет. Как по-вашему, почему?

Фостий еще раз оглядел вопящую и потную толпу.

— Да, все верно. Но почему?

Офицер на мгновение воздел глаза к небу — наверное, чтобы не называть наследника престола тупицей.

— Ваше младшее величество, причина в том, что все взрослые мужчины были в армии Ливания, и мы их или убили, или взяли в плен. Так что можете, разумеется, поверить той бабе, будто она правоверная, но я в этом сомневаюсь.

Правоверные или еретики — а Фостий все же счел логику капитана шаткой, но жители и этой деревни, неся и ведя все, что могли, отправились в долгий путь к своим новым домам на дальнем конце империи. Некоторые из солдат разместились в покинутых домах. Фостий отправился вместе с остальными в главный лагерь.

Это место начинало все больше походить на временный городок, чем на лагерь армии на марше. Каждый день из него в разных направлениях выходили отряды солдат, заставляя отправляться на новое жительство крестьян, которые придерживались — или могли придерживаться — веры в светлый путь. Каждый день сюда, громыхая, приезжали фургоны с припасами для армии — правда, время от времени на фуражиров нападали банды уцелевших фанасиотов. Палатки стояли не как попало, но аккуратными рядами, напоминая городские улицы. Фостий без труда отыскал палатку, где он жил вместе с Оливрией.

Когда он вошел, Оливрия лежала поверх спального мешка. Глаза у нее были закрыты, но сразу открылись, едва он вошел, так что вряд ли она спала.

— Как ты сегодня? — вяло спросила она.

— Вымотался, — ответил Фостий. — Одно дело сказать, что нужно переселить крестьян; звучит просто и практично. Но видеть, что это влечет за собой… — Он покачал головой. — Быть правителем — это тяжелая и жестокая работа.

— Наверное, — безразлично отозвалась Оливрия.

— А как ты себя чувствуешь? — спросил Фостий. Узнав о судьбе отца, Оливрия рыдала всю ночь, а в последующие дни вела себя, как сейчас, — была очень спокойной и отстраненной от всего происходящего вокруг. Последний раз Фостий обнимал ее, когда она рыдала той ночью, но с тех пор прикасался к ней лишь случайно.

— Хорошо, — повторила она свой ежедневный ответ — вяло и равнодушно, как говорила все эти дни.

Фостию хотелось встряхнуть ее, заставить вспомнить о жизни, но боялся сделать это. Вместо этого он раскатал свою постель и сел. Под плащом звякнула кольчуга.

— Но как ты на самом деле себя чувствуешь?

— Хорошо, — повторила она с прежним безразличием, но в ее глазах все же зажглись искорки. — Скоро я приду в себя… честно. Просто… моя жизнь за последние несколько недель перевернулась вверх дном. Нет, не правильно. Она сперва перевернулась — я сама ее перевернула, — а затем перевернулась вновь, когда… когда…

Не в силах говорить, она вновь заплакала, как не плакала с того дня, когда Крисп, пощадив чувства Фостия, сам сообщил ей, как приказал поступить с Ливанием. Фостию подумалось, что это целительные слезы. Он раскрыл ей объятия, надеясь, что она прильнет к нему. Через несколько секунд так и вышло.

Когда слезы кончились, Оливрия вытерла глаза его плащом.

— Полегчало? — спросил Фостий, похлопывая ее по спине, как ребенка.

— Откуда мне знать? Я сделала выбор; придется жить с ним. Я люблю тебя, Фостий, честно, но когда я забралась вместе с тобой в рыбацкую лодку, то не смогла представить все последствия. Мой отец… — Она снова заплакала.

— Думаю, этого было в любом случае не избежать. И ты здесь ничего не смогла бы изменить. Даже когда мы с отцом были в натянутых отношениях — похоже, так было почти всегда, — я знал, что он все делает очень умело. Сомневаюсь, что фанасиоты выиграли бы гражданскую войну даже с нашей помощью, а раз они проиграли ее… Когда-то, в начале своего правления, отец дорого заплатил за то, что проявил к врагам больше милосердия, чем они заслуживали. А он отличается от большинства людей тем, что учится на своих ошибках. И теперь он не предоставляет бунтовщикам второй попытки.

— Но мой отец был не просто бунтовщиком. Он был моим отцом.

На это у Фостия не нашлось удачного ответа. К счастью для него, ему не пришлось подбирать неудачный. Стоящий возле палатки халогай крикнул:

— Эй, величество, тут с тобой хочет человек поговорить.

— Иду, — отозвался Фостий и негромко сказал Оливрии:

— Наверное, посыльный от отца. Кто еще стал бы меня тревожить?

Он встал, и его усталым мускулам кольчуга показалась вдвое тяжелее обычного. Выйдя наружу, он заморгал, ослепленный яркими лучами послеполуденного солнца, и застыл от удивления и ужаса.

— Ты! — ахнул он.

— Ты! — взревел Сиагрий. На нем была туника с длинными рукавами, в одном из которых он спрятал пристегнутый к предплечью нож. Выхватив его, он ударил Фостия в живот быстрее, чем халогай успел прыгнуть между ними.

Фостий вспомнил, что Сиагрий силен, как медведь. Когда его ужалил кончик ножа, он вскрикнул и стиснул двумя руками его правую руку.

— Я убью тебя, — прошипел Сиагрий. — Сперва тебя, а затем твою шлюху. Я…

Фостий так и не узнал, что Сиагрий собирался делать потом. Не успело сердце сделать и пары ударов, как телохранитель стряхнул с себя оцепенение.

Сиагрий хрипло заорал, когда топор халогая рубанул его по спине. Он тут же вырвался из рук Фостия и развернулся, пытаясь сцепиться с северянином. Халогай ударил снова, на этот раз в лицо. Кровь забрызгала Фостия с головы до ног.

Сиагрий мешком рухнул на землю. Халогай методично рубанул его еще, несколько раз, пока тело не перестало дергаться.

Из палатки выскочила Оливрия — с ножом в руке и безумными глазами. Однако помощь телохранителю не потребовалась. Увидев жуткие раны Сиагрия, девушка зажала рот. Хоть она и была дочерью офицера, мрачные последствия боя все же не стали для нее привычным зрелищем.

— Ты цел, величество? — спросил халогай Фостия.

— Не знаю. — Фостий распахнул плащ и рывком задрал кольчугу. В двух дюймах выше пупка он увидел кровоточащую царапину. Успокоившись, он выпустил из рук кольчугу, и она упала на место, зазвенев железными кольцами.

— Ага, здесь. Смотри, величество. — Северянин ткнул в кольчугу пальцем. Тебе повезло. Нож попал в кольцо — видишь надрезы здесь и здесь? Дальше кольца он пройти не смог. А попал бы между кольцами, все кишки бы из тебя и вылезли.

— Да, — отозвался Фостий. Его затрясло. От какой мелочи зависит иногда жизнь. Пройди нож на палец левее или правее, лежал бы он сейчас рядом с мертвым Сиагрием, заталкивая в распоротый живот кишки. Может, целителю и удалось бы его спасти, но он был счастлив, что это не пришлось проверять.

— Спасибо, что убил его, Вигго.

Халогай был явно недоволен собой:

— Нельзя мне было его к тебе подпускать. Хвала богам, что ты не получил тяжелой раны. — Он ухватил труп Сиагрия за пятки и поволок его прочь.