Император Крисп - Тертлдав Гарри Норман - Страница 107

— Я ему тоже это сказал. Он лишь пожал плечами и ответил, что станет хуже, если не даст людям то, чего они от него ждут. — До похищения он возмущенно закатил бы глаза, но сейчас, коротко поразмыслив, признал:

— Возможно, что-то в этом есть.

— Ну, не знаю. — Оливрия нахмурилась еще больше. — Как можно уважать себя, год за годом совершая поступки, которые презираешь?

— Я не говорил, что отец их презирает. Он поступает так ради блага империи. Я сказал, что церемонии ему не нравятся, а это далеко не одно и то же.

— Достаточно близко для любого, кто не теолог и не привык к уверткам. — Оливрия сменила тему, что могло означать, что она признала его правоту. — Я рада, что ты помирился с братом — или он с тобой. Называй как хочешь.

— Я тоже, — сказал Фостий. Не желая раскрывать Оливрии свое мнение об этом перемирии, он добавил:

— Посмотрим, надолго ли его хватит.

Она тут же ухватила смысл его слов.

— А я думала, ты поверил в него больше, — сказала она упавшим голосом.

— Надежда — да. Но вера? — Он пожал плечами и повторил:

— Посмотрим, надолго ли его хватит. Если на то будет воля благого бога, то навсегда. А если нет…

— Если нет, ты сделаешь то, что обязан будешь сделать, — закончила за него Оливрия.

— Да, то, что буду обязан сделать, — подтвердил Фостий. Воспользовавшись этим принципом, он сумел выбраться из Эчмиадзина, но при желании им можно оправдать что угодно. — Ты знаешь, в чем реальная слабость доктрины фанасиотов? — спросил он, вздохнув.

— В чем же? Вселенский патриарх, не задумываясь, может назвать хоть сотню слабостей.

— Окситий много чего делает, не задумываясь. У него плохо получается думать.

Оливрия хихикнула, смакуя скандальность его утверждения.

— Так что ты хотел сказать? — напомнила она.

— Реальная слабость доктрины фанасиотов, — объявил Фостий, словно выступая перед синодом, — заключается в том, что она представляет мир и жизнь проще, чем они есть на самом деле. Жги, круши и голодай — и мир почему-то станет лучше! Но как быть с людьми, которые не желают, чтобы их сожгли заживо, или с теми, кому нравится набивать брюхо? Как быть с макуранцами, которые начнут захватывать наши земли, если Видесс развалится на куски — а кто пытается его развалить?

Светлый путь совсем не принимает это в расчет. Он лишь направляет всех по дороге, которую считает верной, несмотря на все сложности и противоречия.

— Все это достаточно верно, — признала Оливрия.

— Фактически, — продолжил Фостий, — встать на светлый путь есть почти то же самое, что заново влюбиться — ведь при этом человек замечает лишь все самое доброе и хорошее в том, кого любит, а не его или ее недостатки.

Оливрия взглянул на него как-то странно. Фостию его аналогия настолько понравилась, что он удивлялся, чем встревожена Оливрия, пока она тихо не спросила:

— И что твоя теория говорит о нас?

— Она говорит… э-э… — Обнаружив, что рот его по-дурацки раззявлен, Фостий поспешно его закрыл и напряженно задумался. Наконец, ощущая в себе гораздо меньше уверенности, чем совсем недавно, он ответил:

— Думаю, она говорит, что нам нельзя принимать наши отношения за должное или полагать, что раз мы счастливы сейчас, то будем счастливы всегда. Нам придется трудиться, сохраняя наше счастье. В романах много говорится о счастливой жизни, но не сказано, как ее добиться. Нам это придется выяснять самим.

— Когда же ты перестанешь высмеивать романы? Неужели ты не видишь, что мы стали героями одного из них? — сказала Оливрия и улыбнулась, избавляя сказанное от возможной язвительности. — Впрочем, если забыть про это, ты проявил благоразумие. Кажется, у тебя к нему склонность.

— Спасибо, — серьезно отозвался Фостий и легонько ткнул ее в ребра.

Оливрия взвизгнула и резко обернулась, разметав кудряшки своих пышных волос.

Фостий привлек ее к себе и утопил всяческие протесты в поцелуе. Когда ему пришлось сделать перерыв и вдохнуть, он тихо спросил:

— Как у нас получается?

— Сейчас неплохо. — Теперь она поцеловала его. — А об остальном спроси меня лет через двадцать.

Фостий на секунду поднял голову, проверяя, заперта ли дверь.

— Спрошу, — пообещал он.

* * *

Ощущая на голове тяжесть императорской короны, Крисп сидел на троне в Тронной палате, дожидаясь приближения посла из Хатриша. Перед троном стояли Барсим, Яковизий и Заид. Император надеялся, что этой троицы хватит, чтобы защитить его от едкого сарказма Трибо.

Лохматобородый посол вышагивал по длинному центральному проходу палаты между рядами придворных, бросающих презрительные взгляды на этого варвара и еретика. Трибо, в свою очередь, ухитрялся производить впечатление, что эти взгляды лишь веселят его, что еще больше уязвляло видессиан.

Приблизившись на полагающееся расстояние к трону, он распростерся на полу.

Пока голова Трибо упиралась в полированный мраморный пол, Крисп вел внутренний спор, решая, отдавать ли команду поднимать трон. В конце концов он решил обойтись без театральных эффектов.

Поднявшись, Трибо, как и прежде, первым делом поинтересовался:

— Механизм сломался, ваше величество, или вы решили не утруждаться?

— Решил не утруждаться, — ответил Крисп, подавив вздох. Пожалуй, вскоре придется распрощаться с лелеемой Автократорами надеждой изумлять послов из не столь цивилизованных краев. Он повернул голову к Трибо:

— С того момента когда ты попросил об аудиенции, уважаемый посол, я жду твоих слов с нетерпеливым любопытством.

— Вы хотите сказать, что гадали, как я сыграю на ваших нервах на сей раз.

Недипломатический язык Трибо вызывал возмущенное бормотание придворных. Судя по лисьей ухмылке посла, он этим просто упивался. Однако, продолжив, он заговорил более формально:

— Блистательный каган Нобад, сын Гумуша, повелел мне принести вашему величеству поздравления Хатриша в честь победы над фанасиотскими еретиками.

— Блистательный каган весьма любезен.

— Блистательный каган, принося свои поздравления, хочет и упрекнуть ваше величество, — продолжил Трибо. — Вы погасили пожар в вашем доме, но его искры перекинулись на соломенную крышу нашего и угрожают ее сжечь. Фанасиоты Хатриша и сейчас доставляют нам немало неприятностей.

— Мне очень жаль это слышать. — Крисп поймал себя на том, что произнес эти слова совершенно искренне. Фанасиоты Видесса распространили ересь на Хатриш, и точно так же зарубежные последователи светлого пути способны когда-нибудь вернуть ее в империю. — Но я не понимаю, каких еще действий ждет от меня каган сверх того, что я уже сделал в собственных владениях?

— Он считает, что несправедливо с вашей стороны экспортировать свои проблемы и забывать о них, когда они перестают вас волновать, — ответил Трибо.

— Но каких действий он от меня ждет? — повторил Крисп. — Быть может, мне отправить в ваши порты десант имперских солдат, чтобы помочь вашим солдатам искоренить ересь? Или прислать священников-ортодоксов для укрепления чистой и истинной доктрины?

Лицо Трибо стало кислым:

— Короче говоря, не настала ли пора Видессу проглотить Хатриш? Спасибо, ваше величество, нет уж. Если я сейчас отвечу вам «да», то мой каган, скорее всего, привяжет меня к лошадям и пустит их галопом в разные стороны… если только не придумает для меня иную воистину интересную и впечатляющую кончину. Вот уже триста лет Хатриш свободен от ярма империи. Возможно, вы не поймете наших доводов, но мы предпочитаем сохранить подобное положение.

— Воля ваша, — ответил Крисп. — Между нашими странами мир, и я этому рад. Но если вам не нужны наши солдаты и священники, уважаемый посол, то каких действий относительно фанасиотов в Хатрише вы от нас ждете?

— Вам следует выплатить нам компенсацию за то, что Видесс заразил наши земли своей ересью. Золото поможет нам справиться с проблемой собственными силами.

Крисп покачал головой: