Император для легиона - Тертлдав Гарри Норман - Страница 34

В первые дни осады Видессоса у него не было времени, чтобы ощутить одиночество. В отличие от солдат Пакимера, римляне хорошо знали технику осады городов. Лопаты и колья были непременной частью походов, они возводили лагерные укрепления всякий раз, когда становились на ночлег.

Ономагулос и Туризин часто проверяли работу солдат. На лице Императора застыло недовольное выражение, когда он объехал вокруг неуклюжей баррикады, медленно возводимой солдатами Баанеса. Ономагулос тоже был мрачен С тех пор как он получил ранение, изувечившее его ногу, угрюмое выражение редко покидало его лицо. Хотя в эту минуту он вряд ли испытывал боль — верховая езда не доставляла ему неудобства, в отличие от пешего шага, когда-то быстрого и уверенного, а теперь неловкого. Увидев широкий ров и утыканную кольями насыпь, почти законченную легионерами, — римляне удерживали самую южную точку километровой осадной линии, — Гаврас повеселел.

— О, это уже значительно лучше, — сказал Император, обращаясь больше к Ономагулосу, чем к Марку. — Намного лучше, чем сработали твои парни, Баанес.

— Верно, выглядит неплохо, — признал пожилой дворянин. — Ну так и что из того? У чужеземцев есть несколько хороших навыков. Каморы — отличные наездники и опытны в обращении с луком и стрелами. Копья так и горят в руках намдалени. Ну, а эти ребята умеют рыть землю, как кроты. Весьма полезное сейчас умение.

Он говорил резко, не обращая внимания на то, что трибун может его услышать. В его манере держаться чувствовалась подсознательная уверенность в своем превосходстве, и, задетый за живое, Марк уже открыл было рот, чтобы дать достойный ответ, но вспомнил вдруг Галлию и слова одного из легатов Цезаря: «Все мы знаем, что кельты сильны и дерутся отчаянно. Если мы займем позицию на холме, нам, несомненно, удастся спровоцировать их на прямую атаку…» Трибун скривил в усмешке рот. Роли поменялись, и теперь к нему самому и его солдатам относятся как к варварам. Похоже, Хелвис была права… Нет, пожалуй, не совсем.

— В один прекрасный день Баанес захлебнется в своем высокомерии, — быстро сказал Туризин, заметив кислое выражение на лице трибуна.

Скаурус пожал плечами. Извинения Гавраса были, безусловно, искренними, но не порадовали его. В этой земле у каждого несколько масок, подумал он с легкой досадой и, возвращаясь к делу, доложил:

— Мы надежно окопались отсюда и до самого моря, — Трибун указал на стены Видессоса, тени от них падали почти до того места, где он стоял. — Но следующим нашим шагом, похоже, будет сооружение песочных замков. Мы можем играть в них на этом берегу еще лет пять.

— Это правда, — кивнул Гаврас. — Возможно, нам придется поиграть в песочек, но лишь до того момента, пока у горожан будет из чего сварить себе суп.

— Пока они держат в своих руках море, проблем с едой у них не возникнет, — сказал Марк, дав наконец волю своему раздражению. — Они славно посмеются над нами, когда корабли доставят им припасы. Корабли — вот ключ, которым можно открыть город. А у нас его нет.

— Ключ… — повторил Туризин, вглядываясь куда-то вдаль. и Скаурус сообразил, что Император не был полностью погружен в разговор. Он смотрел на юго-восток, на остров, терявшийся в молочной дымке вдалеке от Видессоса. С внезапно проснувшимся интересом римлянин вспомнил видессианское название этого острова. Ключ. Но когда он спросил Гавраса, о чем тот думает, Император только пожал плечами:

— Мои планы — туман.

Туризин улыбнулся, словно высказал одну из своих шуток, понятных только ему одному.

Марк видел, что Ономагулос тоже ничего не знает об этих планах, и почему-то это его успокоило.

Ночь выдалась туманной, луны и звезд не было видно. На восходе солнца туман начал отползать к морю. Часовые с горящими факелами были едва различимы. Соленый привкус океана ощущался в каждом глотке воздуха.

Виридовикс ходил взад и вперед вдоль насыпи, держа факел в одной руке и меч в другой.

— Вряд ли солдаты Сфранцеза сделают ошибку, если попытаются изрубить нас на куски в этой молочной каше, — заявил он, встретившись со Скаурусом и Гаем Филиппом. — Будь я на их месте, показал бы тем вон олухам, где раки зимуют. Надолго бы запомнили.

— И я тоже, — сказал Гай Филипп.

Суждения его о военных действиях редко совпадали с мнением галла, но в данный момент они пришли к согласию. Старший центурион смотрел на окружавшую их серую муть как на личное оскорбление — туман превратил войну из дела профессионалов, зависящее от тактического опыта и знаний, в игру, где любой неумеха может стать, если ему повезет, гением. Марк, однако, заметил то, что и раздраженный донельзя центурион, и горячий кельт упустили — густой туман был не только здесь, но и за стенами города.

— Держу пари, командиры Ортайяса тоже ходят взад и вперед вдоль стен своих позиций, ожидая увидеть у себя под носом осадные лестницы и солдат, лезущих на штурм.

— Так и есть, а? — Виридовикс моргнул и засмеялся. — Два крестьянина стоят днем и ночью и приглядывают за своим курятником, чтобы его не разграбили. Бессонная, неблагодарная работа — и для них, и для меня.

— Возможно, что и так, — согласился Гай Филипп. — У Сфранцезов не хватит ни ума, ни смелости предпринять что-нибудь рискованное. Но как насчет Гавраса? Такая ночь вполне подходит для него — он прирожденный игрок.

— Когда туман сгустился, я ожидал какой-нибудь вылазки, но, похоже, я ошибся, — проворчал Скаурус.

— Есть в этом что-то дьявольское, — Гай Филипп зевнул. — Однако что бы это ни было, оно подождет меня до утра. Я пошел спать.

Он опустил факел, чтобы лучше видеть землю, и направился к своей палатке.

Римский лагерь находился рядом с морем, разбитый на длинной узкой полосе земли, служившей тренировочным полем для видессианской армии. Через несколько минут Скаурус последовал за центурионом, но, к своему раздражению, заснуть не мог. Дости, который обычно просыпался по нескольку раз за ночь, был далеко, и для Марка это было облегчением. Но трибуну не хватало Хелвис, тепла ее тела рядом. Это нечестно, подумал он и перевернулся на бок; совсем недавно ему казалось утомительным постоянно делить постель с женщиной, теперь же ему было трудно без нее.

На следующее утро на офицерском совете Туризин выглядел весьма довольным, хотя о причинах этого Марк мог только догадываться. Насколько было известно римлянам, со вчерашнего дня абсолютно ничего не изменилось.

— Он наверняка нашел себе молоденькую девочку, которая умеет говорить только «да», — предположил Сотэрик после окончания совета. — После ядовитого жала Комитты это недурно.

— Об этом я не подумал, — засмеялся Марк. — Может быть, ты и прав.

Осада велась по всем правилам. Несколько военных инженеров, сопровождавших армию Маврикиоса Гавраса, помогали теперь его брату. Под их руководством солдаты Туризина валили деревья и ломали дома, чтобы добыть бревна для таранов и осадных лестниц. Легионеры доказали, что в этом деле они такие же опытные мастера, как в постройке лагеря и укреплений. Если бы не дозорные на стенах, можно было бы подумать, что Видессос вовсе не замечает осаждающих. Корабли свободно выходили из пролива и входили в него, доставляя припасы и свежие пополнения солдат. Каждый раз при виде этих кораблей Скаурус скрежетал зубами от злости.

— Еще несколько дней — и Сфранцезы поднимут шторм у вас за спиной и прибьют нас, как молотком, — поделился он своими опасениями с Гаем Филиппом.

Старший центурион, однако, был настроен более оптимистично:

— Пусть только попробуют. К нам придет больше солдат, чем к ним.

Зерно истины в его словах имелось. Знать восточных провинций Видессоса не была столь сильна и богата, как роды западных территорий, но и большие и маленькие дворяне одинаково ненавидели чиновников, захвативших власть в столице. Они вставали под знамена Туризина и постепенно у него скапливались изрядные силы. Отряды по сто — двести человек постоянно вливались в его армию, увеличивая ее с каждым днем.