Флот вторжения - - Страница 98

Прежде чем читать само письмо, она попыталась узнать по почерку на конверте, от кого оно. Здорово получить весточку от кого-нибудь из родных… Но, к ее удивлению и досаде, почерк оказался ей незнаком. Тем не менее, почерк был очень разборчивым: ее фамилия и номер части написаны большими печатными буквами, словно их выводил какой-то старательный первоклашка.

— Так от кого письмо? — поинтересовалась Евдокия.

— Пока не знаю, — сказала Людмила.

— Может, от тайного воздыхателя, Людмила Вадимовна? Людмила раскрыла конверт, вытащила оттуда лист бумаги. Слова на нем были скорее нарисованы, чем написаны. Поначалу они показались ей совершенной бессмыслицей. Потом Людмила сообразила: письмо написано латинскими буквами и не по-русски. Оно было на немецком языке.

Первой реакцией Людмилы был испуг. До прихода ящеров письмо на немецком языке обязательно попало бы к какому-нибудь сотруднику НКВД с твердокаменным лицом, который обвинил бы ее в предательстве. Однако цензоры, уж конечно, видели это письмо и решили пропустить его. И прочтение этого письма, возможно, ничем ей не грозит.

«Храброй летчице, которая вытащила меня из колхоза…» Слово «летчица» была написано по-немецки, но с приписанным русскими буквами окончанием женского рода. «Колхоз» было написано по-русски, старательным школьным почерком.

«…Надеюсь, с вами все в порядке, вы по-прежнему летаете и воюете с ящерами. Я пишу как можно проще, так как знаю, что у вас трудности с немецким, т он все равно намного лучше, чем мой русский. Сейчас я нахожусь в Москве, где работаю с вашим правительством над новыми способами ведения войны против ящеров. Эти способы…» Несколько слов были аккуратно вымараны. Значит, цензор все-таки видел это письмо. Какая-то доля страха вновь охватила Людмилу. Где-то там, в Москве, за получение письма от немца ее имя занесли в специальное досье. Пока Советский Союз и Германия продолжают вместе бороться против ящеров, это не столь важно. Если же их сотрудничество закончится…

Людмила продолжала читать:

«Надеюсь, мы встретимся снова. Это может произойти, потому что…» Здесь цензор замазал тушью еще несколько слов. Дальше письмо заканчивалось:

«Наши страны были врагами, союзниками, врагами и вот теперь опять союзники. Жизнь — странная вещь, т так ли? Надеюсь, мы с вами не будем враждовать».

Подпись в виде закорючки меньше всего была похожа на «Генрих Егер», но тем не менее означала именно это. Ниже все тем же четким почерком было добавлено: «Майор Шестнадцатой танковой дивизии», словно Людмила об этом забыла и нуждалась в напоминании.

Она долго глядела на письмо, пытаясь разобраться в своих чувствах. Он был вежлив, умел говорить, не скажешь, что это самый уродливый мужчина, каких она видела, но… Но он был нацистом. Если она ответит на письмо, в ее личном деле появится еще одна пометка. В этом Людмила была уверена так же, как в наступлении завтрашнего дня.

— Ну и как? — спросила Евдокия, не услышав никаких замечаний Людмилы.

— Вы были правы, Евдокия Гавриловна, — ответила она. — Письмо действительно от тайного воздыхателя.

***

Вячеслав Молотов оглядел помещение. Еще несколько месяцев назад такое зрелище было просто невозможно представить: дипломаты стран-союзниц по антигитлеровской коалиции, дипломаты Оси; империалисты, фашисты, коммунисты и капиталисты… Они собрались все вместе, чтобы выработать общую стратегию против общего врага.

Будь Молотов человеком иного склада, он бы улыбнулся. Но выражение лица наркома иностранных дел никогда не менялось. Молотов успел побывать в более невообразимых местах, когда плавал, словно пушинка, в кабинете вождя ящеров, жарком, как духовка, и расположенном за сотни километров от Земли. Тем не менее эта лондонская комната все равно была примечательна.

Впрочем, эта комната могла находиться где угодно. Лондон был выбран потому, что Великобритания располагалась сравнительно близко от всех представленных держав, за исключением Японии. Ящеры не вторгались на Британские острова, а их нападения на корабли были достаточно хаотичны, и это давало каждому существенный шанс добраться сюда в целости и сохранности. И действительно, каждый участник совещания прибыл без осложнений, хотя открытие конференции запоздало. Ждали японского министра иностранных дел, который задержался, лавируя между захваченными ящерами районами Северной Америки.

Единственным недостатком, который Молотов мог усмотреть в лондонской встрече, было то, что это давало Уинстону Черчиллю право председательствовать на ней. Молотов лично ничего не имел против Черчилля. Хотя и империалист, тот был стойким антифашистом, и без него Англия в 1940 году скорее всего подняла бы руки и пошла На соглашение с гитлеровцами. Это поставило бы Советский Союз в еще более сложное положение, когда через год нацисты двинулись на восток.

Нет личной неприязни у Молотова к Черчиллю не было. Но у того существовала привычка не отступать. По всем меркам, британский премьер-министр являлся блестящим оратором. К сожалению, Молотов английского не знал, и даже самая великолепная речь, доходившая до ушей наркома через нашептывание переводчика, вскоре делалась тусклой и скучной.

Подобное обстоятельство не беспокоило Черчилля. Толстый, коренастый, краснолицый, со своей извечной длинной сигарой, он являл собой образец капиталистического хищника, каким того изображали на советских карикатурах. Но в словах премьер-министра сейчас звучало открытое нежелание подчиниться ящерам:

— Нам нельзя более уступать этим тварям ни дюйма земли. Это означает для человечества рабство на вечные времена.

Корделл Халл, государственный секретарь Соединенных Штатов, скривил брови.

— Если бы мы не были согласны с этим, нас здесь сегодня не было бы. Граф Чиано, например, не приехал.

Молотов оценил камень, брошенный в итальянцев, которые за две недели до встречи перестали даже делать вид, что воюют против ящеров. Итальянцы дали имя фашизму; теперь они же показали его банкротство, изрядно струсив после первого же удара. Немцы, по крайней мере, имели мужество оставаться верными своим убеждениям. Муссолини, похоже, был лишен и того и другого.