Флот вторжения - - Страница 38

В какофонию звуков вносило свою лепту и тявканье противовоздушных орудий, до обидного малочисленных и до обидного неэффективных. Осколки молотили по крышам, словно град раскаленного металла. Воздушные сирены выли, как души грешников.

Через какое-то время Ларсен заметил, что больше не слышит самолетов ящеров, хотя канонада продолжалась. Видимо, зенитчики палили наугад.

— Кажется, кончилось, — сказал Йенс.

— На этот раз, — ответила Барбара. Он чувствовал, как у нее из-за бомбежки трясутся руки. Его и самого трясло. Одна за другой сирены умолкли.

— Не знаю, сколько еще я смогу это выдержать, — проговорила Барбара.

Ее голос дрожал от скрытого напряжения, как туго натянутая струна.

— Англичане ведь не падают духом, — сказал Йенс, снова вспомнив голос Мэрроу.

— Одному Богу известно, как им это удается. А я не могу, — ответила Барбара.

Она обняла мужа.

Будучи очень рациональным молодым человеком, Йенс раскрыл рот, чтобы объяснить жене, какие ужасные бомбежки переносит Лондон, а также что ящеры почему-то в значительно большей степени, чем нацисты, предпочитают бомбить гражданские объекты, однако пружинистое, крепкое тело его жены, крепко прижатое к нему, смешало все его мысли, и вместо объяснений Ларсен просто поцеловал Барбару.

Она тихо и сдавленно простонала. От страха, от желания или от того и другого одновременно — он не знал. Барбара провела теплой ладонью по его лицу. Он накрыл ее своим телом, стараясь не удариться головой о столешницу. Когда их поцелуй наконец прервался, Йенс спросил:

— Может, пойдем в спальню?

— Нет, — ответила жена, удивив его. Потом игриво добавила:

— Давай займемся этим прямо здесь, на полу. Это напомнит мне о том, как мы проводили время на заднем сиденье твоего старого «шевроле».

— Идет, — согласился Йенс и немного отодвинулся. — Поднимись чуть-чуть.

Когда Барбара приподнялась, Йенс одной рукой расстегнул пуговицы на задней стороне ее блузки и отцепил застежку лифчика. Он не занимался этим с тех пор, как они поженились, однако та легкость, с какой Йенс все проделал, показывала, что его рука тоже помнит заднее сиденье «шевроле». И блузку, и лифчик он отшвырнул в сторону.

— Приподнимись еще раз.

Он медленно стянул с нее трусики. Вместо того чтобы снимать юбку, Йенс просто задрал ее вверх. Это заставило Барбару снова засмеяться. Она целовала мужа долго и медленно.

На какое-то время оба позабыли про ужас, царивший снаружи занавешенных окон.

— Нужно было снять с тебя юбку, — сказал он. — Теперь она вся потная.

— Она? А я?

Барбара уперлась руками в грудь мужа, словно желая высвободиться. Он быстро поднялся на локти и колени и вот тут-то ударился затылком о столешницу, да так, что из глаз посыпались искры. Йенс выругался, сначала по-английски, а затем по-норвежски — на языке, который усвоил от своего деда.

В это время зазвонил телефон.

Ларсен от удивления вздрогнул — он не думая, что телефон работает. Это стоило ему новой встречи затылка со столешницей. На сей раз его ругательства полились исключительно на норвежском. С брюками, сползшими на лодыжки, он поковылял в спальню.

— Да! — раздраженно прорычал он в трубку, словно звонивший был виноват в набитых шишках.

Голос с иностранным акцентом, прозвучавший на другом конце провода, немедленно охладил его пыл.

— Да, доктор Ферми, — ответил он и поспешно схватился за брюки, — я слушаю.

Естественно, Ферми не мог его видеть, но Ларсену было неловко разговаривать с гениальным физиком, стоя со спущенными штанами.

— Спасибо, у нас опять все спокойно.

— Спокойно? — с горечью переспросил Ферми. — В сегодняшнем мире это слово лишено смысла. Когда мы с Лаурой четыре года назад приехали сюда, мне казалось, что в словах «спокойствие», «безопасность» есть смысл, но я ошибался. Но забудем об этом. Я звоню по другой причине. Сцилард считает, и я с ним согласен, что мы все должны встретиться завтра, причем рано утром. В семь часов. Если бы он мог, то назначил бы на шесть.

— Я приду, — пообещал Йенс. — А что случилось?

— Ящеры идут на Чикаго. Если они появятся здесь, все, что мы делали, пропадет. А времени у нас в обрез.

— Я приду, — снова сказал Ларсен.

— Хорошо, — ответил Ферми. — Я должен проститься: нужно сделать еще звонки, пока телефоны работают. Встретимся утром.

Ферми повесил трубку, даже не попрощавшись. Ларсен сел на кровать и глубоко задумался. Его брюки опять сползли. Но он этого не заметил.

В спальню вошла Барбара. В руках она держала зажженную свечу. За окном в ночном воздухе выли пожарные сирены: пожарные делали все, чтобы потушить огонь, вызванный налетом ящеров.

— Что случилось? — спросила Барбара. Она бросила блузку и нижнее белье в плетеную корзину для грязного белья и закрыла крышку.

— Завтра большое собрание, — ответил Йенс и пересказал жене разговор с Ферми.

— Приятного мало, — сказала Барбара.

Она не знала, чем в действительности занимается ее муж, работая под трибунами Стэгфилда. Когда они встретились в Беркли, Барбара изучала средневековую английскую литературу. Но о значимости атомного проекта она имела представление.

Барбара поставила свечу в серебряный подсвечник на туалетном столике. Подсвечник был свадебным подарком Ларсена; он никогда не думал, что эта вещь им действительно понадобится. Обеими руками Барбара стянула с себя юбку и тоже отправила в корзину. Бросив взгляд на мужа, она заметила:

— А ты так и не натянул брюки.

— Натягивал. Должно быть, опять сползли.

— Так мне переодеться в халат или нет?

Йенс задумался. Конечно, собрание начнется рано, но если он вольет в себя достаточно кофе, то как-нибудь проснется. Обнаженная Барбара при свете свечи заставила его позабыть о завтра.

— Нет, — сказал он. — Иди ко мне.

— Прекрасно. Но на этот раз и ты сними рубашку.

***

Когда на следующее утро Ларсен направился в Чикагский университет, транспорт не работал: ни автобусы, ни городская железная дорога. Лишь редкие из-за дефицита бензина машины осторожно пробирались по улице.

Йенс прошел мимо уполномоченного противовоздушной обороны. Тот кивнул. На плече у него болталась винтовка, на голове красовалась металлическая каска британского образца, а на рукаве — повязка с надписью: «Гражданская оборона». Эти уполномоченные повырастали, как грибы после дождя, когда Пёрл-Харбор на несколько недель вызвал панику. Но их служба оказалась ненужной, и они столь же быстро исчезли. Однако сейчас в них появилась настоящая потребность. Этот человек выглядел так, словно месяц не спал. Лицо его покрывала сероватая щетина, из угла рта свешивалась погасшая сигарета.