Битва в космосе - Тертлдав Гарри Норман - Страница 20

Спустя несколько секунд два его глаза ослепила яркая вспышка темно-лилового цвета. Реатур едва не выпрыгнул из своей кожи. Сияющие разноцветные круги поплыли перед глазами, даже после того, как Реатур закрыл их — будто в ясный день он взглянул прямо на солнце.

Не сразу сообразив, что к чему, хозяин владения повернул в направлении вспышки еще один глазной стебель и увидел человека, направлявшего на него какой-то предмет.

— Следовало бы сразу догадаться, — пробормотал Реатур, и тут новая вспышка на время вывела из строя и третий его глаз.

— Хватит! — возопил он.

— Что?

Это и в самом деле был человек с голосом, как у самца. Как у молодого самца. Цветные круги перед теми двумя глазами, которые вспышка ослепила сначала, начали блекнуть, и Реатур решился глаза открыть. Они видели! «Стало быть, я не останусь полуслепым навечно. Таким, как человек… » — подумал Реатур и, ненадолго позабыв о собственном гневе, даже посочувствовал пришельцам.

— Что за вещь? — спросил он, подходя к человеку и указывая на предмет в его руке. Ему пришлось повторить свой вопрос еще несколько раз, прежде чем человек неуверенно спросил:

— Реатур?

— Кто же еще? — пробурчал хозяин владения и вдруг впервые за все время общения с пришельцами задался вопросом: а что если человекам внешность омало кажется столь же необычной, как и их облик — его, Реатура, соплеменникам? — Что это за вещь? — спросил он снова.

Самец по имени Сара — а это был именно он — наконец-то понял вопрос.

— Фотокамера с мощной вспышкой. Делатель картинок, только с солнцем, — добавил он на языке омало.

— А-а… — ответил Реатур. Он понятия не имел, каким образом работают человеческие приспособления для делания картинок, но результатами этой работы восхищался. Некоторые штуковины выплевывали картинки сразу — они получались такими же изумительно подробными и точными, как и та, первая, с изображением Странной Вещи, показанная ему человеками в день, когда их летающий дом упал с небес. Реатур уже имел картинку самого себя и еще две — Терната и замка; человеки, к вящему удивлению хозяина владения, даже не запросили за них никакой платы.

— Почему такой большой свет? — спросил он.

Сара объяснял долго, стараясь изо всех сил, надо отдать ему должное. Реатур почти ничего не понял. Во-первых, Саре явно не хватало слов. Во-вторых, хозяин владения подозревал, что некоторые понятия человеков столь же странны, как и они сами, а потому объяснить их на чужом языке нелегко. Единственное, что он разобрал, — это то, что устройству для делания картин требовалось много света, чтобы видеть.

Сара положил делатель картинок в один из карманов своей внешней шкуры. До Реатура лишь недавно дошло, что эта самая шкура не являлась неотъемлемой частью пришельцев; он догадывался даже, что время от времени они ее снимают.

Из другого кармана Сара вынул еще один предмет. Реатур услышал тихий щелчок, после чего из предмета хлынул свет — не одиночная ослепляющая вспышка, но ровный и менее яркий луч, не такой страшный для глаз.

Сноп света, тактично направленный Сарой к ногам Реатура, выхватил из мрака тело Байал.

— Самка после почкования? — спросил Сара.

— Конечно, — сердито ответил он; человеки имели дурацкую привычку спрашивать об очевидном.

— Я посмотреть на самка поближе? — Ему пришлось прибегнуть к помощи жестов и несколько раз повторить свою просьбу, прежде чем Реатур понял ее смысл. Хозяин владения заколебался. Он самолично убрал Палату Почкований после смерти Бай-ал, поскольку не желал, чтобы другие самцы прикасались к ЕГО самке, пусть даже и мертвой. Но с другой стороны, он ведь позволил человекам заходить в покои самок, поскольку пришельцы настолько необычны по своему строению и всему прочему, что вряд ли вознамерятся внедрить свои почки в его самок. Кроме того, бедняжка Байал больше никогда не будет почковаться, это уж точно.

— Смотри, если желаешь, — ответил наконец Реатур и спустя секунду внятно гаркнул: — Да! — С человеками следует изъясняться как можно проще.

Хозяин владения зашагал к замку, не спуская одного глаза с Сары, согнувшегося над трупом Байал. Эта странная поза, свойственная исключительно человекам, по-прежнему поражала его своей нелепостью. Расширяться пришельцы не умели.

И снова Реатур посочувствовал человекам. Что это за жизнь, со столь несовершенными телами?

Молодой самец бросил фонарик к ногам Фралька, хотя сначала явно намеревался бросить его не к ногам, а именно на одну из ног старшего из старших.

— В чем дело, Маунтенк? — спросил Фральк удивленно и сердито. Прямой наследник хозяина владения, он редко сталкивался с такой грубостью по отношению к себе.

Но Маунтенк был рассержен не меньше.

— Эта паршивая штуковина сдохла, Фральк, — мрачно заявил он. — Она больше не загорается, и я хочу, чтобы ты вернул мне восемнадцать каменных ножей, которые я тебе уплатил за нее.

— Как долго она протянула, Маунтенк?

— Всего четыре ночи, — резко ответил самец. — Я заставлял ее делать свет только в темное время, чтобы видеть работу, которую я делал, а сейчас смотри, — он щелкнул маленьким переключателем, — издохла. Я хочу мои ножи обратно.

— Прежде позволь мне посмотреть. Может, я смогу оживить ее, — сказал Фральк. Ножи Маунтенка он обменял, сам уже не помня, на что, но заработал на них неплохо.

Маунтенк взглянул на него сразу тремя пылающими глазами.

— Ну что ж, сделай милость.

— Хорошо, подожди меня здесь, — ответил Фральк спокойно. На самом деле он ужасно нервничал. Еще бы! Маунтенк был далеко не единственным, кому старший из старших успел выгодно продать лампы. Если все проданные самцам «делатели света» начнут умирать… Фральку не хотелось думать, ЧТО может тогда случиться с ним. Поэтому он поспешил к палатке чужаков, дабы показать им умершую лампу и спросить, можно ли ее оживить.

Около палатки стояла штуковина — Фральк про себя называл ее наземной лодкой, — которую чужаки использовали для путешествий по окрестностям. Он не раз видел, как она катится по земле на четырех круглых приспособлениях, заменяющих лыжи. Первый раз увидев наземную лодку, старший из старших вспомнил, как летающая лодка чуть не упала на него сверху, и решил, что чужаки, должно быть, заядлые путешественники, причем весьма и весьма опытные. Он еще задумался тогда, почему никто и никогда не видел их прежде. Может, они действительно прибыли с Двойной Звезды?

Памятуя о странном обычае чужаков, Фральк остановился возле палатки, а не вошел в нее сразу.

— Привет! — крикнул он и добавил на чужацком языке: — Здрасьте!

Никакого ответа. Он громко поздоровался еще раз. Снова тишина. Может, они отправились пешком прогуляться по городу Хогрэма? Нет, только не сегодня! Сегодня они действительно нужны ему.

Фральк повторил приветствие в третий раз — и на своем языке, и на человечьем. Наконец вход в палатку открылся. Фральк почувствовал такое облегчение, что почти не обратил внимания на поток спертого теплого воздуха, хлынувшего изнутри. Из палатки, поправляя на себе внешнюю кожу, выглянул чужак.

— Бр-р-р, — произнес он слово, абсолютно ничего не говорящее Фральку.

Мгновение спустя рядом с первым появился второй чужак, суетливо расправляющий внешнюю кожу. Суетливо и слишком долго, как показалось Фральку. «Конечно, имея всего две руки, будешь неуклюжим», — саркастически подумал он.

— Фральк? — спросил тот, что вылез вторым, единственный самец с более или менее нормальным голосом, по высоте напоминающим Фральку его собственный. Именно благодаря ему старший из старших довольно легко запомнил имя этого пришельца.

— Да, Катерина Федоровна, — Фральк постарался выговорить имя как можно тщательнее; человеческие слова давались ему нелегко. Он уже усвоил, что вторая часть человечьего имени означает память об отце того или иного чужака. На фоне прочих странностей пришельцев этот обычай казался ему вполне разумным. «Ну ладно, ближе к делу», — подумал Фральк и спросил: — Валерий Александрович здесь?