Агент Византии - Тертлдав Гарри Норман - Страница 41

– Забавно: мы обставили столицу! – воскликнул Леонтий. Он понял, что Аргиросу кувшин не нужен, и поставил посудину на место. – Такой стиль здесь, по обе стороны границы, последний крик моды уже лет пять–десять. Я купил эту вещь у старика Авраама прошлым летом. Он чертов несторианин, но работу знает. Его лавка всего в квартале отсюда или около того, на случай, если вы захотите найти что-то для вас интересное.

– Возможно, я к нему загляну.

Аргирос встал и принялся обмахиваться своей широкополой соломенной шляпой. Но пользы от этого было мало.

– Здесь всегда такая ужасная жара?

Начальник гарнизона закатил глаза.

– Милый господин, еще июнь – даже не лето. Если вы задержитесь в Дарасе еще на шесть недель, вы узнаете, что такое жара.

– А вы знаете, что в горной стране франко-саксонцев снег иной раз идет уже в сентябре? В прошлом году мне представлялось, что худшего нельзя и вообразить. А сейчас это мне кажется настоящим блаженством.

Леонтий вытер лицо волосатым, потным предплечьем.

– А мне кажется, что такого и быть не может. Желаю вам большего успеха, чем удалось добиться мне посреди этого безумия. Если я как-то смогу помочь, вам стоит только попросить.

– Благодарю, – ответил Аргирос и вышел.

В канцелярии начальника было очень жарко, хотя ее и защищали толстые стены. Полуденное пекло на улице было просто невероятным и ошеломляющим. Солнце нещадно палило с небес, похожих на покрытый голубой эмалью купол.

Магистр прищурился от ослепительного света. Хотел бы он сбросить обувь, штаны, тунику (хотя она и была из тонкого льна) и остаться нагим под шляпой. Некоторые местные так и поступали, шагая по улице в набедренных повязках и сандалиях. Большинство же покрывали голову белой тканью из хлопка и закутывались в просторные развевающиеся одеяния, уподобляясь ходячим палаткам.

Странные одежды лишь подчеркивали ощущение, что Аргирос попал в чужую страну. Дома, здания, за исключением самых роскошных, были из побеленного глиняного кирпича, а не из камня или дерева. А вывески красилен и ювелирных лавок, таверн и бань писались на трех языках: угловатом греческом, плотно, причудливо сжатом сирийском и на буйной, змеевидной арабской вязи. Если какой-то надписи не хватало, так это, как правило, греческой.

Двое мужчин, беседовавших на улице, сразу ушли, завидев приближавшегося магистра. Они могли не знать, что он – агент, и не вступать с ним в беседу, но одежда и лицо – смуглое, но не слишком темное – выдавали в нем лояльного Константинополю человека, которому нельзя доверять. Аргирос нахмурился. Эти разоблачительные признаки могли лишь осложнить его задачу.

Лавка на другой стороне улицы, должно быть, та самая, о которой упоминал Леонтий. В витрине красовались блюда, кувшины и чаши, а греческая строчка вывески над ней гласила: «ПРЕВОСХОДНАЯ КЕРАМИКА АВРАМА». Греческая надпись, разумеется, не могла отразить жесткий придыхательный звук в середине имени.

Аврам, или Авраам, стоял в дверях и на гортанном сирийском языке расхваливал свой товар. Аргирос видел, как к гончару подошел кузнец из соседней мастерской и принес с собой плоское, квадратное железное блюдо. Оба посмотрели на магистра с таким же недоверием, как и уличные зеваки. Он уже начинал привыкать к пристальным подозрительным взглядам на улицах Дараса. И невозмутимо отвечал тем же.

Кузнец, огромный детина, обожженный солнцем и такой же коричневый, как его кожаный передник, плюнул на пыльную дорогу и направился к своему рабочему месту, по-прежнему злобно глядя в сторону Аргироса. Горшечник Авраам с нарочитой невежливостью повернулся спиной к магистру и шагнул в сумрак своей лавки. Василий видел, как он положил железное блюдо на прилавок и о чем-то кратко переговорил с какой-то женщиной – то ли женой, то ли покупательницей.

Действуя из казарм Леонтия, агент оказался бы у всех на виду, и потому он отправился на поиски гостиницы. Он не заметил, что вышедшая из гончарной лавки женщина поспешила за ним.

Содержатель первого попавшегося постоялого двора говорил только по-арабски и обслуживал кочевников из пустыни. Аргирос знал по-арабски всего несколько фраз и решил поискать что-нибудь более подходящее.

Двое мужчин поджидали его на улице, когда он вышел к своей лошади. Кое-что в их облике сразу выдавало профессию: уличные бандиты. Аргирос шел мимо, не глядя на них, надеясь, что его рост заставит их поискать другую жертву.

Но один из разбойников схватил его за руку.

– Куда направился, проклятый чванливый мелькит?

Бандит усмехнулся, показав гнилые зубы. Он использовал оскорбительное слово, которым восточные еретики называли сторонников константинопольской догмы. Это слово означало «царев человек».

– Не твое дело. – Аргирос стряхнул руку бандита и отскочил.

Выкрикивая ругательства, тот кинулся на агента, а за ним и второй. Магистр ударил первого ногой в самое уязвимое место. Когда нападают двое на одного – не до рыцарских церемоний. Бандит рухнул с воем, ощупывая себя и пуская в пыль слюни.

У второго бандита была короткая дубинка. Аргирос вскинул левую руку как раз в момент, когда палка могла пробить ему голову. Он стиснул зубы, ощутив острую боль от локтя до кончиков пальцев. Правая рука быстро выхватила кинжал на поясе.

– Ну, смотри, – выдохнул он. – Теперь шансы равные.

Местный не был трусом. Он опять бросился вперед и замахнулся. Аргирос пригнулся и сделал выпад снизу. Лезвие кинжала разорвало рукав противника и вошло в плоть. Бандит захрипел. Но он еще не был сражен и намеревался драться дальше.

Вдруг за спиной Аргироса какая-то женщина что-то выкрикнула по-арабски. Магистр не понял, зато понял его противник. Он развернулся и побежал. Аргирос кинулся вслед, но, в отличие от приезжего, бандит знал лабиринты переулков Дараса и быстро скрылся.

Тяжело дыша и растирая руку, Василий вернулся к лошади. Он сообразил, каков мог быть смысл брошенных женщиной слов: наряд солдат Леонтия сгрудился вокруг пораженного ночного разбойника. Не слишком вежливо – уколами копий – они пытались заставить его подняться.

Кто-то из свидетелей драки указал на Аргироса, что привлекло к агенту внимание старшего наряда.

– Это ты прибил этого типа? – вопросил он.

– Да, я. На меня напали без всякого повода и без предупреждения. Поделом ему.

От злости он не слишком задумывался о подборе выражений.

Старший наряда подбоченился.

– Ты возомнил себя императором, а? Кто-нибудь видел драку?

Он окинул взглядом собиравшуюся толпу.

Сердце Аргироса сжалось. Он не желал возвращаться к Леонтию и терять время на объяснения, но был уверен, что свидетели примут сторону жителя Дараса, а не чужестранца. Однако неожиданно заговорила женщина:

– Все было так, как говорит высокий мужчина. Они набросились на него первыми.

Командир был поражен не меньше магистра. Перехватив инициативу, Аргирос отвел его в сторону и сунул ему в ладонь золотую номисму, добавив немного серебра, чтобы ублажить патрульных. Солдат деловито сунул взятку в карман.

– Уберите отсюда эти отбросы, – приказал старший наряда, и его товарищи потащили арестованного.

Двое человек остались с командиром. Зеваки начали расходиться.

Аргирос оглядывался по сторонам в надежде найти женщину, пришедшую ему на выручку. Она была в гуще толпы, и он не смог различить ее лица. Но Василий без колебаний узнал ее: она стояла на улице в тени здания, тогда как остальные зрители рассеялись не задерживаясь. Поверх короткой и тонкой вуали, которую можно счесть лишь подобием покрывала, она вызывающе смотрела на него.

– Благодарю, – сказал магистр, подойдя к ней.

Но не только благодарность придала особую теплоту его голосу. От круто вьющихся черных волос до золотистых сандалий под натертыми хной ступнями она была поразительно привлекательной. Ее живые темные глаза искрились, а просвечивающие сквозь вуаль пухлые губы манили. Подогнанное по фигуре платье длиной до щиколоток прекрасно подчеркивало ее прелести; даже в тени красные, золотые и зеленые блестки лифа сверкали при малейшем движении.