Горький ветер свободы - Куно Ольга - Страница 30

Я невольно улыбнулась и постаралась компенсировать сей факт, неодобрительно покачав головой.

– Ренцо, придержи коней. – А вот неодобрение в голосе Данте показалось вполне искренним.

Отстаивать свои права Ренцо не стал.

– Ладно, молчу, – покладисто и без особого расстройства откликнулся он.

– Есть какие-нибудь новости от искателей? – Данте задал этот непонятный мне вопрос, когда завтрак почти подошел к концу.

– Вроде бы нет; по крайней мере, мне ничего такого не передавали, – ответил Ренцо. – Правда, по словам твоего секретаря, они несколько раз наведывались за время нашего отсутствия. Но, кажется, пока без особых результатов.

– Черт его знает, может, оно и к лучшему, – пробормотал Данте.

– Не скажи, – не согласился Ренцо.

Я сидела молча, не стремясь вклиниваться в их беседу и спрашивать, о чем, собственно, идет речь. Но мужчины сами вспомнили о моем присутствии и о том, что данная дискуссия мне неинтересна. Или меня не касается.

– Сандра, какую ты предпочитаешь горничную – молодую или средних лет? – спросил Данте, уже вставший из-за стола.

– А что, разве мне полагается горничная? – искренне удивилась я.

Ренцо столь же искренне удивился моему вопросу.

– Конечно, – ответил он. – Ты же архивариус. Любому человеку на такой должности полагается личный слуга, горничная или камердинер. – Склонив голову набок и щелкнув пальцами так, будто его осенила догадка, он шутливо добавил: – Кажется, я понял! Ты предпочитаешь камердинера?

Я глубоко вздохнула, стараясь держать себя в руках и не ответить слишком резко.

– Я говорю о том, – я сделала еще один глубокий вдох, – что в армоне, насколько мне известно, нет других рабов. Это так?

– Так, – подтвердил Ренцо.

– Значит, горничные – свободные люди?

– Ну да.

– И вы хотите сказать, что свободная женщина может стать моей служанкой? – Я постучала указательным пальцем правой руки по тыльной стороне ладони левой.

– Да, – как ни в чем не бывало ответил Данте.

Я покачала головой.

– Лучше не надо. Я вполне в состоянии одеваться самостоятельно… и что там еще делают горничные.

– Сандра, ты опять недопоняла, – прикрыв глаза, принялся объяснять Данте. – Служанка у женщины с клеймом дракона – нормальное дело даже в Арканзии.

Да, но там и служанки тоже являются рабынями, – продемонстрировала кое-какие познания я. – А тут совсем другое дело. Неужели это не очевидно? – я страдальчески поморщилась, кляня на чем свет стоит их непонятливость. – Свободная служанка будет считать, что совершенно не должна подчиняться рабыне. Будет недовольна такой несправедливостью и быстро меня возненавидит. Пойдут мелкие пакости, сплетни, потом – пакости более крупные. Зачем оно мне надо?

Данте опустился на стул возле меня, предварительно развернув его так, чтобы сидеть ко мне лицом.

– Ты опять не поняла, – покачал головой он. – Как к тебе станет относиться служанка, будет зависеть совсем не от этого. – Легкий пренебрежительный жест в сторону клейма. – Кричи на нее по поводу и без, бейся в истерике из-за любой мелочи, заявляй, что она – безрукая дура, и, будь ты даже самой королевой, – злословие и сплетни тебе обеспечены, причем такие, что не отмоешься. Веди себя с ней как с человеком – и она ответит тебе тем же.

В его тоне было столько спокойствия и столько уверенности, что вносить дисгармонию раздуванием спора не хотелось. И я промолчала, хотя и осталась при своем мнении. Мне казалось, что любая горничная в этом армоне почувствует себя оскорбленной, если ее обяжут прислуживать рабыне. Выместить свою злость на Данте не сможет, так что в той или иной форме достанется именно мне.

– В любом случае, – тон Данте, кажется, уловившего мои сомнения, стал более твердым, – ты – донья, и, следовательно, тебе полагается горничная. Отходить от традиционных правил приличия я не собираюсь. Так что у меня к тебе только один вопрос: ты предпочитаешь видеть на этой должности женщину молодую или постарше?

Я задумалась. Молодая, наверное, станет сплетничать со свойственной юности энергией. С другой стороны, мне припомнилось еще по прошлой жизни в Астароли, какими изощренными сплетницами бывают порой женщины среднего возраста. У молоденькой служанки хотя бы будут другие интересы вроде обаятельных камердинеров или мускулистых стражников. А вот для женщины постарше злословие вполне может оказаться главной страстью. К тому же есть высокие шансы, что такая служанка надумает учить меня жизни, справедливо решив, что имеет на то право, раз по возрасту годится мне в матери. А тут уж и у меня будут все шансы быстро выйти из себя.

– Лучше молодую, – определилась я.

– Отлично. – Рука Данте потянулась к колокольчику.

– Я распоряжусь, – перехватил инициативу Ренцо. – Мне все равно пора идти. Заодно проверю, что там с комнатами для Сандры.

Весело подмигнув на прощанье, он вышел из комнаты.

Взгляд Данте упал на мой порванный рукав.

– Мы так и не занялись твоей рукой, – заметил он и попытался коснуться моего предплечья, но я поспешила отдернуть руку.

– Ничего страшного. Это ерунда. Я все сделаю сама.

Мысль о том, что меня будут трогать (легкое секундное касание – не в счет), сильно пугала. Я сразу начинала испытывать к окружающим, включая Данте, то же недоверие, что и сутки назад.

К счастью, настаивать он не стал.

– Хорошо. Сейчас тебе принесут платье; я велел подобрать что-нибудь более-менее подходящее. Дальше тебе надо будет сшить новую одежду. В армоне есть портные. Просто скажешь горничной, когда будешь готова их видеть. Они сами придут к тебе, чтобы снять мерки. Вместе с ними определишь все детали. Только запомни: ты – архивариус, это достаточно высокий статус, и одежда тебе нужна соответствующая. Как минимум – несколько платьев для работы, один костюм для верховой езды и одно платье на случай торжеств.

– Все это будет стоить сумасшедших денег, – запаниковала я. – А я даже не знаю, какое у меня будет жалованье.

– Оплату подобных вещей я беру на себя, – отозвался Данте. – Ты работаешь на меня, и в моих интересах, чтобы у тебя было все, что для этого требуется.

– Э нет, это так не работает, – замотала головой я. Обмануть меня было не так-то просто. – Одно дело – всевозможные инструменты, писчие принадлежности и прочие предметы, необходимые для работы. И совсем другое – личная одежда. Не надо морочить мне голову.

Конечно, я понимала, что, как правило, у раба нет своего имущества и все, чем он пользуется, – в том числе и одежда – обеспечивается хозяином. Но Данте сам сказал, что мы играем по другим правилам. Что я буду работать за жалованье, по контракту и, следовательно, буду жить почти как свободный человек. А свобода предполагает обязанность оплачивать свои расходы. И меня устраивало принять на себя эту обязанность, лишь бы забыть – насколько это было возможно – о том знаке, что «украшал» теперь мою левую руку.

– Давай договоримся так, – решительно обратилась я к Данте. – Пусть стоимость платьев частями вычитается из моего жалованья. Понимаю, что одного жалованья на их оплату не хватит. Тогда пусть казначей – или кто там у вас этим занимается? – вычитает постоянную сумму до тех пор, пока я полностью не расплачусь.

Я требовательно взглянула на Данте. Он улыбнулся уголками губ и, немного подумав, согласно кивнул. И свое молчаливое обещание сдержал.

Гораздо позднее я узнала, что он просто назначил мне завышенное жалованье, в результате чего, выплачивая из оного свой долг за новые платья, я получала стандартную для архивариуса сумму. Однако на тот момент мне даже в голову не пришла такая возможность.

Данте вскоре ушел по своим делам, а в комнату почти сразу же постучалась присланная Ренцо горничная. Действительно молодая, двадцать с небольшим – должно быть, года на три-четыре моложе меня. Темненькая, смуглая – как и все на юге, – с пушистыми вьющимися волосами, то и дело выбивающимися из прически.

– Донья Эстоуни? – спросила она, одновременно приседая в реверансе.