Нью-Йорк - Резерфорд Эдвард - Страница 96

Келлеры были немцами. Они приехали в город за два года до смерти матери Мэри. Мистер Келлер с женой держали в Бауэри на Шестой улице маленькую шоколадную лавку. Невдалеке торговал сигарами брат мистера Келлера, дядя Вилли, а двоюродный брат Гретхен Ганс работал в том же квартале фортепианным мастером.

Большинство приезжавших в Америку немцев были фермерами, но кое-кто оседал в Нью-Йорке. И если они не могли позволить себе ничего получше, то селились в квартале, который простирался от Бауэри до Ист-Ривер и от Деланси-стрит на юге, где жили О’Доннеллы, до Четырнадцатой улицы. Он сделался смешанным, немецко-ирландским, но общины неплохо ладили, благо не конкурировали. Ирландцы-мужчины занимались строительными и другими работами, женщины прислуживали в домах. Немцы были портными, ремесленниками и лавочниками. За последние десять лет их прибыло столько, что квартал, несмотря на ирландцев, начали называть Kleindeutschland – Маленькая Германия.

Поэтому не приходилось удивляться тому, что белокурая девушка-немка сдружилась с темноволосой ирландкой. Келлеры осуждали Джона О’Доннелла, но к Мэри были добры, а дядюшка Вилли нет-нет да и угощал ее отца сигарой. Район становился беднее по мере приближения к Файв-Пойнтс и южнее Деланси-стрит. Улицы, находившиеся к северу от нее, хорошели все больше, и именно на север собиралось переселиться семейство Келлер. Джон О’Доннелл посматривал на юг.

– Я так боюсь, – призналась Мэри, когда они миновали Четырнадцатую улицу и свернули на Ирвинг-плейс. – Что обо мне подумают?

– Хозяйка несколько лет покупает у нас шоколад, – напомнила Гретхен. – Она очень мила. И мы не напрашивались, она сама спросила у мамы, нет ли у нас на примете подходящей девушки.

– Это потому, что ей нужен кто-нибудь респектабельный, вроде тебя.

– Ты очень респектабельна, Мэри.

– А вдруг они увидят Шона?

– Не увидят.

– А если спросят, чем занимается отец? Его последний постоянный заработок – укладка кирпичей на строительстве акведука, а это было годы назад. То, что он делает сейчас…

– Скажем, что он каменщик. Это звучит лучше. А в остальном, Мэри, будь самой собой и говори правду. Тебе не о чем беспокоиться.

– Слава богу, что ты пошла со мной, – сказала Мэри, когда они вышли на площадь в конце Ирвинг-плейс.

Грамерси-парк был благодатным местом. Ряды внушительных домов из красного кирпича – просторных, как многие городские особняки, – образовали большой прямоугольник с приятным садом в центре. Это место могло сойти за тихий аристократический лондонский сквер. Если новейшие нью-йоркские дома подчас отличались громоздкой роскошью, то строения в Грамерси-парке не имели излишеств и сохранили классическое достоинство. Подходящее место для судей, сенаторов и купцов с домашними библиотеками. Казалось, они провозглашали: «Мы новые особняки за старые деньги». Да что говорить – даже земля под ними была выкуплена у одного из потомков Питера Стайвесанта.

У Фрэнка Мастера была скромная библиотека, но, приходя домой из конторы, он шел в гостиную, где можно было разложить принесенные карты, которые занимали весь стол. Красивое помещение. Стола под громадной люстрой хватало на двадцать человек. Над камином висело большое полотно Школы реки Гудзон с изображением Ниагарского водопада.

Разворачивая карты, он обратился к жене:

– Насчет той ирландской девушки – не нанимай ее сразу, я хочу сначала взглянуть на нее.

– Конечно, милый, если тебе так хочется, – ответила жена.

Она сказала это ласково, но от него не укрылось легкое недовольство. Сигнал опасности. Речь шла о хозяйстве, и он вторгся на ее территорию.

Фрэнк Мастер любил жену. Они прожили вместе уже шесть лет, и у них было двое детей. Она немного округлилась, но он считал, что ей это очень к лицу. И она была добра. Хетти Мастер держалась простой, сердечной и практичной веры. Она помогала людям везде, где могла. Он подозревал, что втайне ей мнилось, будто Создатель направляет ее благотворительную деятельность, но она умалчивала об этом и лишь говорила, что то или иное начинание было назначено Провидением. Он также заметил, что время от времени она не упускала и подстегнуть судьбу.

Однако Хетти переставала быть покладистой, когда речь заходила о домашнем хозяйстве. За несколько месяцев до их свадьбы Уэстон, отец Фрэнка, скончался, и они зажили с его матерью в большом родовом особняке. Это продлилось четыре месяца. Затем Хетти деликатно сказала, что лучше им съехать, ибо они с его матерью не могут вести хозяйство на пару. И надо же такому случиться: в тот же день она прознала о подходящем доме. «Это судьба», – постановила Хетти. Деваться было некуда. Они переехали в Грамерси-парк.

Решив устроить ирландской девушке собеседование, Фрэнк Мастер не стал торопить события. Он научился действовать постепенно, а потому сменил тему:

– Посмотри-ка на эти карты, Хетти, и скажи, что ты думаешь. – (Весь стол понадобился ему потому, что карты охватывали все русло Гудзона от Нью-Йорка до Олбани.) – Железная дорога вдоль Гудзона, – произнес он удовлетворенно. – Северные перегоны уже готовы. Скоро дотянется и до нас!

Хетти послушно взглянула на карты и улыбнулась:

– Будут знать эти проклятые янки!

Хотя Джордж Вашингтон и называл Джона Мастера янки, в последнем поколении обозначилась разница. Янки были в Коннектикуте, а в Бостоне уж всяко, но жители Нью-Йорка предпочли откреститься от них. Позаимствовав имя вымышленного автора из замечательной сатирической истории города в изложении Вашингтона Ирвинга, они стали именовать себя никербокерами. Конечно, среди нью-йоркского купечества было полно коннектикутских и бостонских янки, но шуточное различие все-таки появилось. И когда между Нью-Йорком и Бостоном вспыхивало соперничество, то бостонцы, как пить дать, мгновенно превращались в проклятых янки.

Бостонским янки редко удавалось перещеголять нью-йоркских. Купцы-никербокеры сумели сосредоточить в своем порту основную торговлю хлопком с Юга; резвые клиперы отправлялись в Китай из Нью-Йорка намного чаще, чем откуда-либо еще, и многие из них были построены на Ист-Ривер. А потому зазнавшиеся никербокеры проглядели тот факт, что бостонцы, которые видели, что вся торговля со Средним Западом осуществляется через канал Эри, проложили железную дорогу до Олбани для быстрой доставки товаров именно в Бостон, а не по Гудзону в Нью-Йорк.

Что ж, оплошность предстояло исправить. По завершении строительства Гудзонская железная дорога вернет эти товары в Нью-Йорк. Но Мастер рассматривал карту не только поэтому.

– Что ты задумал, Фрэнк? – спросила жена.

– Разбогатеть, как Джон Джейкоб Астор, – осклабился он.

Наверное, это было немного заносчиво, однако осуществимо. Историю Астора знали все, а Мастеры, в конце концов, были уже богаты. Бедный немецкий иммигрант из городишка Вальдорф, Астор покинул лавку своего лондонского брата, который торговал музыкальными инструментами, отправился попытать счастья в Нью-Йорк и каким-то образом прилепился к старой и доброй торговле мехами. Вскоре он начал торговать и с Китаем.

Самым выгодным товаром были, конечно, наркотики. При поддержке родного правительства британские купцы ввозили в Китай огромные партии запрещенного опиума. Недавно же, когда китайский император заявил протест в связи с подобными действиями в отношении своего народа, добродетельные британские власти бросили против него военные корабли, заставили китайцев покупать наркотики, а заодно отобрали Гонконг.

Но Астор не был наркоторговцем. Он продавал китайцам меха. Ввозя взамен специи и шелка, он многократно умножил свою прибыль. А получив ее, сделал простейшее на свете капиталовложение: скупил земельные участки на Манхэттене. Он не стал их развивать – просто купил, а потом сдал в аренду или перепродал. Город рос быстро, и цены на землю взлетели. Он преспокойно продолжил свое занятие, стал почтенным городским старейшиной, оказывал покровительство Одюбону[39] и Эдгару Аллану По и даже основал библиотеку. К моменту своей кончины в минувшем году он стоил двадцать миллионов долларов и был богатейшим человеком в Америке.