Нью-Йорк - Резерфорд Эдвард - Страница 69

– Ответить честно?

– Конечно.

– Потому что иначе нас не примут всерьез французы.

– Французы? Так это ради французов?

– Нет. Ради нас – тоже. Но французам это важно. Смотри: морями правит британский флот. У нас, колонистов, есть только приватиры. Нам не выстоять против королевского флота. Но у французов он сильный, да и оружия намного больше. Они уже, хотя и втайне, поставляют его патриотам на Юге. Но нам не справиться с Британией без помощи Франции и ее флота. Они же, как бы сильно им ни хотелось ударить по Британии, умеют считать деньги и не желают рисковать, пока не увидят, что мы настроены серьезно. Вот почему нужна декларация – показать французам, что мы не шутим.

– Тогда вы действительно враги Британии, – вздохнул отец, – раз связываетесь с ее заклятым недругом. – Джон Мастер покачал головой. – Дело не только в этом, Джеймс. Французское королевство – папистская тирания. Оно воплощает все, что вы не приемлете.

– Такова необходимость, отец.

– Сомневаюсь, что из этого будет толк. Я не верю, что колонии уживутся друг с дружкой. Больно уж велики различия, особенно между Югом и Севером. Договориться в Филадельфии им так и не удалось. Джорджия и вовсе не прислала подобающих делегатов.

– Может быть, ты и прав. Этого я отрицать не могу.

Отец печально кивнул, подлил Джеймсу вина. И еще какое-то время они обсуждали эти безнадежные дела, не переча друг другу ни словом. Зная, какое это мучение для отца, Абигейл могла только восхищаться его выдержкой.

Но и Джеймсу, подумалось ей, пришлось пойти на жертву. Он мог спокойно остаться в Англии и защищать колонистов без всякого риска для себя.

Британский флот появился 29 июня. Абигейл с отцом наблюдали из форта. Сто кораблей с девятью тысячами «красных мундиров» прошли через пролив Нэрроуз и встали на якорь у Стейтен-Айленда. Зрелище было впечатляющим. Британцы высадились, но не предприняли никаких срочных действий. Очевидно, они ждали подкрепления. Город затрепетал. Спустя два дня Джеймс мрачно признался:

– Милиция Стейтен-Айленда перешла на сторону британцев. И лоялисты с Лонг-Айленда плывут к ним целыми шлюпами.

Отец промолчал. Но вечером, когда они решили, что Абигейл ушла к себе, она различила его тихие слова:

– Джеймс, тебе еще не поздно тоже перебраться на Стейтен-Айленд. Я поручусь за тебя.

– Не могу, отец, – ответил Джеймс.

8 июля Джеймс вошел взволнованный:

– Филадельфийский конгресс согласовал Декларацию независимости!

– И все колонии не против?

– Почти все, кроме одной в последнюю минуту. Нью-Йорк воздержался, но документ ратифицируют.

На следующий день, к отцовскому отвращению, по Бродвею до Боулинг-Грин прокатилась орда, которая свалила бронзовую статую короля Георга, отломала голову и увезла в телеге корпус. «Переплавим на пули, палить по красномундирникам!» Тем же вечером Джеймс принес отцу печатную копию Декларации.

– Бо?льшую часть написал Джефферсон из Виргинии, но Бен Франклин внес поправки. Тебе придется признать, что сделано неплохо.

Отец скептически прочел:

– «Жизнь, свобода и право на счастье»… Свежая мысль в последнем пункте! Напоминает словоизвержения Тома Пейна.

– На самом деле это взято у философа Локка, – поправил Джеймс. – Только у него была «собственность» вместо «счастья».

– По мне, так лучше вложиться в собственность, – сказал отец.

Декларация декларацией, а положение у патриотов было аховое. Хотя на Юге они еще сдерживали красномундирников, в Канаде у них ничего не вышло. В Нью-Йорке же британцы, обосновавшиеся на Стейтен-Айленде, сделали наконец свой ход. Это произошло 12 июля. Абигейл с отцом и Джеймсом отправились на причал посмотреть.

Бухту пересекали два британских корабля. У патриотов в форте на Губернаторском острове, докуда рукой подать, была уже готова батарея; вторая, как обычно, располагалась в старом форте, а третья на причале Уайтхолл охраняла устье Гудзона. Едва к нему легко и непринужденно направились британские корабли, все батареи открыли огонь.

– Они же еще слишком далеко! – с досадой заметил Джеймс. – Что они делают, дурачье?

Корабли постепенно приблизились. Береговые батареи уже могли достать, но безбожно промахивались. Британские корабли, способные сровнять их с землей, даже не потрудились открыть ответный огонь. На одной батарее что-то с грохотом взорвалось.

– Похоже, они умудрились сами себя подорвать, – сухо обронил Мастер.

Джеймс ничего не сказал. Британские корабли между тем вошли в русло Гудзона и продолжили путь на север.

Уже глубоким вечером, когда на водах бухты заиграл закатный свет, Абигейл и Джеймс, снова пришедшие на пристань, заметили далекие мачты. Минуты шли, и вот они увидели корабли, которые один за другим появлялись со стороны океана, держа курс на Нэрроуз. Багровое солнце скрывалось за горизонтом, а они все смотрели, как движется к месту стоянки могучий флот.

– Боже милостивый, – пробормотал Джеймс, – да их, должно быть, штук полтораста!

И Абигейл разглядела в сумерках, как напряглось отважное лицо брата.

И все же британцы выжидали. Они бездействовали больше месяца. Адмирал Хау – это был его флот – выглядел таким же довольным, как его брат, и был не прочь потянуть время. Между тем Вашингтон, обосновавшийся в реквизированном особняке семейства Моррис с видом на реку Гарлем, укреплял оборону города, Нью-Джерси и Лонг-Айленда с хладнокровным и величавым достоинством, которое заслуживало восхищения.

Ко времени, когда он закончил, любому кораблю при попытке войти в Гудзон пришлось бы проследовать между двумя фортами с батареями – фортом Вашингтон на Гарлемских высотах и фортом Ли на противоположном берегу в Нью-Джерси; помимо них, существовала цепь небольших фортов, которые возвели за Ист-Ривер на Бруклинских высотах для защиты города от нападения с Лонг-Айленда.

В начале августа с Юга прибыла флотилия Клинтона и Корнуоллиса, доставившая еще восемь полков. Через несколько дней из Британии пришли еще двадцать два корабля с новыми полками. 12 августа изумленные ньюйоркцы обнаружили третий огромный флот – на сей раз в сотню кораблей, с наемниками из Гессена.

Превосходство на воде было полным – около тридцати двух тысяч отборных европейских войск против необученных добровольцев Вашингтона. Тысяча двести бортовых орудий против жалких береговых батарей, не сумевших поразить прямой наводкой два корабля, оказавшиеся у них перед носом. Будь на то воля адмирала Хау, его канониры могли стереть Нью-Йорк с лица земли. Что касалось патриотов, то Джеймс сообщил о болезнях, которые вспыхнули в лагере и вывели из строя часть войск.

Но Хау не стал разрушать город. Он попытался поговорить с Вашингтоном. Безрезультатно. Вашингтон отослал его первое письмо обратно, передав: «Извольте называть меня генералом». Затем заявил адмиралу: «Разговаривайте с конгрессом, а не со мной».

– Дурак он, что ли, папа, этот Вашингтон? Зачем он уперся? – спросила однажды Абигейл.

Многие жители Нью-Йорка думали так же. Повозки со скарбом ежедневно устремлялись на север, подальше от города. На иных улицах опустели все здания.

– Он блефует, – ответил Мастер. – Хау надеется нас запугать и принудить сдаться. Что творится в голове у Вашингтона, я не знаю. Если он искренне рассчитывает справиться с британцами, то да, он осел. Но я не уверен, что таков его замысел. Хау хочет ослабить сопротивление патриотов предложением мира. Вашингтону приходится сводить его старания на нет. Поэтому он должен заставить Хау атаковать и пролить кровь американцев.

– Это жестоко, папа.

– Это игра. Если патриоты ударятся в панику или не станет Вашингтона, то всему конец. Но если Вашингтон уцелеет, то дух патриотов укрепится. Что касается британцев, то этот огромный флот и тысячи солдат ежедневно обходятся властям в целое состояние. – Он улыбнулся. – Если бы британцы хотели разрушить Нью-Йорк, то так бы уже и сделали.