По понятиям Лютого - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 64

– Да-а, братец. Вижу, развел ты тут порядки… Жену разбаловал, хозяйством не занимаешься, замок почти разваливается! – Он кивнул на прикрывавшие стены шкуры и ковры, которые колыхались от ветра. – Дует так, словно в дырявом сарае сидим, а не в зале для пиршеств! Я с тебя потребую подробный отчет обо всех делах за все десять лет, пока я отсутствовал! И если ты был нерадивым хозяином, то будешь строго наказан! Я никого баловать не собираюсь!

Левая, хозяйская сторона стола совсем приуныла. Здесь никто толком не ел, веселых разговоров не вел, да и в кубки почти не подливали. Зато на правой стороне шел пир горой. Оголодавшие с дороги воины Модуса уминали одно блюдо за другим, запивая вином и медом, орали какие-то свои песни на плохо понятной местному люду латыни и произносили здравицы в честь своего хозяина. Прислуга приносила все новые и новые кувшины с питьем, а Локус следил, чтобы кубок его старшего брата не стоял пустым. И вот Модус разошелся, тоже принялся подпевать своим воинам, пристукивая кулаком по столу. Те сразу последовали его примеру. Бац, бац, бац! Звон, стук, лязг, грохот, хохот!..

И вдруг все стихло – в зал вошла Ева в сопровождении Толстого Тодда. Длинное платье лазурного цвета, расшитый жемчугом пояс и серебряный с бирюзой обруч на голове. Бросив взгляд в сторону Модуса, она быстро отвела глаза в сторону.

Модус встал, с шумом отодвинув кресло. Челюсть его отвисла, глаза пьяно моргнули.

– Так вот в чем дело… – Минуту или больше он, не отрываясь, молча пожирал глазами Еву. – И кроме моей невесты ты никого отыскать себе не мог, дорогой братец? – прорычал он сквозь зубы.

– Но все думали, что ты погиб, – сказал Локус. – Я бы никогда не посмел, если бы знал…

Он сделал знак Тодду, и тот быстро приволок откуда-то еще одно кресло, собираясь поставить его рядом с хозяином. Модус, издав неопределенный звук, похожий на рычание, вывалился из-за стола, вышел вперед, оттолкнув Тодда.

– Хватит рассиживаться! – гаркнул он, схватил кубок и тяжелым неверным шагом направился к Еве. – Зови своих музыкантов, дорогой братец! Что за пир без музыки и танцев? Я желаю танцевать с твоей женой! Ты ведь не против танцев?

Он остановился перед Евой, изобразил небрежный поклон, едва не расплескав мед из кубка.

– Сколько лет, прекрасная Ева, а ты все так же хороша! – Он наклонился к ней, выставил вперед руку, словно желая дотронуться до ее лица. – Хотя… Да, должен признать, немного потускнела… Но это понятно, ведь ты, наверное, все глаза выплакала, когда думала, что я погиб!

Ева стояла перед ним, слегка отвернув лицо, молча разглядывала пол. В зале появились скрипачи и трубачи, заиграли торопливо, уныло и нестройно.

– Выпей за мое возвращение!

Модус протянул ей кубок. Она вопросительно посмотрела на Локуса, который со своего места мрачно наблюдал за этой сценой. Локус кивнул головой. Ева сделала небольшой глоток и вернула кубок. Модус осушил его до дна, швырнул на пол. Затем взял ее за руку и повел в танце.

– Что же ты все время молчишь? Скажи мне что-нибудь, поговори со мной… Ты рада, что я вернулся?

Его язык заплетался, глаза налились кровью, ноги шаркали по каменному полу, не попадая в такт.

– Да, я рада, – сказала она тихо.

– И как тебя живется с моим дорогим братцем?

– Хорошо, спасибо.

– Почему же у вас нет детей, если все хорошо? Или, может быть, их тоже где-то прячут от меня?

Она промолчала.

– А ты помнишь тот вечер у реки? – проговорил он, наклонившись к самому ее лицу. – Тот летний вечер, когда мы с тобой…

– Прекрати, Модус, – перебила она. – Ты забываешься. Мой муж сидит в двух шагах…

– Плевать на твоего мужа! Я его старший брат, здесь все принадлежит мне, и ты в том числе! Кто он такой? Кто он – и кто я, посмотри!

Свет факелов кружился над ними, сливаясь в огненный круг, словно золотая корона, ныли и плакали скрипки, вздыхали трубы, цветными парусами вздувалась драпировка на стенах, за столами стоял пьяный рев и звон кубков.

– Ты даже не представляешь, каким могуществом я обладаю… У меня есть корабль… Я все могу! Эти жалкие крохи со стола римлян, которыми довольствуется твой Локус, – да я чихать на них хотел! Ему только мужчин да женщин пугать в окрестных деревнях, на большее он не способен! А я, я!.. Помнишь, я говорил тебе, что стану королем Британии? Так и будет! Всей Британии!.. Никаких римлян, никаких других королей, только я один! Хочешь быть моей королевой, а?

Он споткнулся, едва не упал. Подбежал Локус, подхватил его под руки.

– Она будет моей королевой! – проорал ему в лицо Модус.

– Хорошо, не волнуйся, брат. Конечно, будет, – успокаивающим тоном сказал Локус, знаком подзывая к себе прислугу.

– Прямо сейчас! Я требую! Кто здесь хозяин?

– Конечно, ты.

Модус остановился, с преувеличенной пьяной серьезностью посмотрел ему в лицо.

– Вот так-то, – сказал он и вдруг обмяк на его руках.

Подбежал Толстый Тодд, помог Локусу довести его до кресла. Прислуга быстро и незаметно вывела Еву из зала. Пьяная дружина Модуса не обращала на них внимания, Али спал, уронив голову на стол.

– Где она? Где моя Ева? – бормотал Модус, мотая головой. Глаза его были полуприкрыты. – Пусть это… Раздевается… Идет к реке… Я буду ждать ее там…

– Сейчас тебя к ней отведут, – сказал Локус. Он вопросительно посмотрел на Толстого Тодда, одними губами спросил: – Всё готово?

Тот кивнул.

– Мы отведем моего старшего брата в спальню! – громко, с какой-то особой интонацией объявил он. – Пусть несут третью перемену!

– Смотрите, чтоб всё было как надо! – добавил Толстый Тодд.

Поддерживая пьяно бормочущего Модуса под руки, они вывели его из зала, спустились по лестнице, ведущей в подвал. В какой-то момент ноги его совсем отказали, Модус повис на плечах своих провожатых и, кажется, уснул. Под его тяжестью Локус и Тодд согнулись в три погибели, шли медленно, осторожно нащупывая ступени. Остановились на крохотной площадке перед дубовой, обитой железом, дверью. Прислушались. Сверху, из, зала, доносились шум и крики, словно там случился пожар или пирующие окончательно перепились.

– Идем.

Локус ногой толкнул дверь, свободной рукой вытащил горящий факел из крепления в стене. Открывшаяся перед ними темнота подвала казалась бесконечной и почти осязаемой, как черные холодные воды залива. Блики желтого пламени выхватывали стены, сложенные из крупного камня, и черные провалы ниш, в некоторых стояли дубовые бочки, некоторые пустовали. Они подошли к довольно глубокой нише в самом конце подвала. Рядом была навалена груда камня и стояла бадья, из которой пахло сыростью раствора.

– Давай заноси, – тяжело выдохнул Локус. – У меня уже спина одеревенела.

Они затащили бесчувственное тело в нишу и посадили, прислонив к задней стене. Модус что-то пробормотал и выругался, потом тяжело завалился набок.

– Всё. – Локус перевел дух. – Начинай!

Тодд безропотно взял мастерок и принялся укладывать в ряд камни, умело подбирая их по размеру и форме и скрепляя густым раствором. Пока Локус отдышался, он уже уложил один ряд и начал второй.

– Поторопись! – потребовал Локус, но видя, что слова мало помогают делу, принялся сам подавать камни. Работа пошла быстрее.

…В это время наверху продолжался пир. Но уже другой, кровавый. Третья перемена блюд. Едва только Локус и Тодд покинули зал, будто порыв ураганного ветра налетел на замок, отбросил прикрывавшие стены ковры и шкуры. Из-за них показались скрывавшиеся там все это время люди Тодда – вооруженные мечами и кинжалами головорезы, которых обычно нанимали для сбора податей. Со своих мест вскочили гарнизонные лучники, хватаясь за припрятанное под одеждой оружие. Все они набросились на опьяневших воинов Модуса, рубя и коля, снося головы и вспарывая животы. Али выволокли из-за стола, перерезали ему горло и выбросили еще корчащееся в судорогах тело из окна во двор на потеху собравшейся там дворне. Конюхи, кухарки, постельничие и повара долго охаживали труп Черного человека вилами, цепами и дубинами, а потом набросали на него хворост и подожгли.